[Евгений Тихомиров]

Итак, наутро мы сели в лодку нашего проводника и направились в гости к этой вот самой Аграфене. Вблизи зеленый склон острова напоминал поле стадиона, только поставленное почти вертикально. Нам далеко не сразу удалось найти место для восхождения, а когда высмотрели более менее некрутую лощину, она оказалась уже натоптанной до нас. Но следами не человеческими, а медвежьими.
Как-то сразу вспомнились истории про удаганок, любящих превращаться в медведиц, и разрывать где-нибудь в чаще незадачливых искателей приключений. Но, не подавая друг другу вида, мы дружно полезли наверх. Восхождение далось непросто, с рвущимся из груди сердцем и несколькими долгими остановками на отдых. Однако в конце подъема нас ждала награда – алая россыпь крупной и спелой брусники и неведомо откуда выплеснувшаяся на самую гряду волна необыкновенных белых и фиолетовых ромашек. Необыкновенных потому, что я мне никогда и нигде не доводилось видеть ромашки такого огромного размера. Тем более в середине августа в Заполярье. Чудо? Или, говоря современным языком, место силы? Наверное, да. А может, знак, после которого стоит успокоиться: если бы Аграфене был не по нраву наш визит, наверное, так бы нас не встретила? Хотя, кто ее знает, вдруг угощение и цветы не про нас?
Снизу казалось, что от места подъема на гребень до его высшей точки – рукой подать, но мы шли, наверное, целый час и все никак не могли приблизиться к цели. Подумалось, а не «водит» ли уж нас Аграфена, не решила ли пошутковать с незваными гостями? И только когда кто-то предложил повернуть назад, впереди обозначилась вершина.
На самом высоком месте мыса стояла старая топографическая вышка метров в тридцать пять высотой, построенная лет шестьдесят назад, а то и более и уже чудом себя держащая. Единственная примета цивилизации на перекрестье медвежьих и лисьих троп. Подниматься выше первого марша вышки мы не рискнули и, установив штатив, засняли окрестные просторы «с высоты полета удаганки». Зрелище распахнутых до горизонта бесчисленных островов и проток, рассеченных темно-синей лентой Лены, впечатляло: не зря Аграфена выбрала себе для резиденции такое место. Конечно, не покидали мысли и о том, что где-то здесь рядом таится ее пустая могила, лежит развеянный по ветру прах, а то и бродит неупокоенная шаманская душа. Настораживал каждый шорох и звук, и во всем окружающем невольно ощущалось что-то мистическое. К сожалению, у нас не было времени, чтобы глубже войти в это состоянии и, возможно, по-настоящему что ощутить или увидеть. Тем более что на реке вновь стали поигрывать волны, давая знак: пора восвояси.

Оставив на старинном бревне свои нехитрые подарки хозяйке острова, мы пошли к лодке. Дойдя до ромашковой полянки, я приотстал и, нарвав большой букет цветов, положил его в развилку изогнувшейся над обрывом старой лиственницы. «Это тебе от нас, Аграфена».
Когда мы были уже на середине реки, в мозгу вдруг вспыхнуло что-то вроде фотокадра: у дерева, глядя нам вслед, стояла и тихо гладила пальцами ромашки молодая красивая женщина в платье бирюзового цвета. В ее облике не было ничего зловещего, напротив, -- только легкая грусть. Но волны на реке стали расти на глазах, нос лодки зарывался в гребни, обдавая нас водяным градом, и все мы, наверное, думали только об одном – как бы успеть проскочить фарватер, пока шторм не стал смертельно опасным. Забеспокоились на том берегу и наши друзья: видя, что творится на реке, они подняли парус и пошли навстречу. К счастью, Аграфена лишь попугала нас – то ли за то, что потревожили ее покой, то ли за то, что слишком мало погостили.
А ночью мне приснился сон. Я почему-то оказался на палубе старинного парохода, который шел по Лене буквально в двух десятках метров от обрывистого яра острова Аграфены. Рядом со мной на палубе стоял какой-то незнакомый купец и тоже молча глядел на остров. Неожиданно на самом верху яра показалась Она и призывно протянула нам руки. В ответ на этот жест я лишь невольно сжал изо всех сил пальцами поручни, а купец, напротив, ответно вскинул свои ладони вверх. И в тот же миг Ее руки вдруг удлинились на целую сотню метров, ухватили за запястья купца и резко выдернули его с парохода на яр. Все произошло мгновенно и беззвучно. И тут же исчезли и Она, и незадачливый купец, будто он только что и не стоял рядом. Остался лишь холодный озноб на спине, который не сразу прошел даже утром…