[Евгений Тихомиров]

Тайная муза «сибирского баяна»
В 1823 году в Якутске появился молодой смотритель школ Дмитрий Давыдов, дальний родственник знаменитого поэта-гусара Дениса Давыдова и в будущем известный «сибирский баян», автор той самой песни о бродяге, переехавшем Байкал, строки который доныне живут в народе. Не знаю, помните ли ее вы, но я выучил бесхитростные и горестные строки еще в детстве, поскольку в нашей семье ни одно праздничное застолье не обходилось без «Бродяги».
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет,
Унылую песню заводит –
О родине что-то поет…
В Якутии Давыдов прожил тринадцать лет, выучил местный язык и достаточно глубоко усвоил историю и этнографию. По своей натуре Дмитрий был любителем странствий, бесстрашным путешественником, участвовал в нескольких дальних и сложных экспедициях, хотя при этом очень долго не решался обнародовать собственные стихи. Позже он жил в разных местах Сибири, но Якутия, наверное, вошла в его сердце по- особенному. Свидетельством может служить самая первая публикация Давыдова, состоявшаяся лишь в 1856 году и вдохновленная образом прекрасной удаганки с берегов Лены. Интересно, какой? Стихотворение, вышедшее в Казани отдельной книжицей из нескольких страниц, называлось «Амулет» и рассказывало о том, как красавица-шаманка сначала спасла плывущего на челноке русского парня от бури, поднятой злым «колдуном», а потом подарила ему «амулет счастливый». Этот амулет хранил его от разных напастей, но он не пожелал помочь хозяину в любви. Думается потому, что сердце самой удаганки было задето русоголовым пришельцем. Автор написал стихотворение от первого лица, подчеркивая – «я». А двумя годами позже в петербургском «Золотом руне» вышла и поэма «Жиганская Аграфена».
Некоторые исследователи утверждают, что материалом для поэмы послужили «Воспоминания» Афанасия Уваровского, опубликованные в 1848 году в Санкт-Петербурге, но достаточно сравнить соответствующий фрагмент «Воспоминаний» с поэмой, чтобы увидеть, как они разнятся. Уваровский даже и называет свою героиню не Аграфеной, а Агриппиной, хотя дату ее рождения указывает верно:
«В середине минувшего столетия жила в Жиганске одна русская, по имени Агриппина. Моя бабушка знала ее в лицо. Эта женщина слыла большой колдуньей: тот, кого она любила, считался счастливым, тот же, на кого она обиделась, считал себя крайне несчастным. Слово, произнесенное ею, воспринималось как слово самого всевышнего. После того, как она этим путем приобрела доверия людей и состарилась, построила себе выше Жиганска домик между скал и жила в нем. Никто не проходил мимо, не обратившись к ней, не получив благословения, и не принеся ей что-нибудь в подарок. Тех же людей, которые проходили мимо, не сделав так, она доводила до большой беды, превратившись в черного ворона, настигнув их сильным вихрем».
Давыдов пересказывает в стихах намного более романтичную и трагическую историю. По его версии, жившая на острове юная сирота была загнана в угол одиночеством, холодом и голодом и минуту смятений и отчаянья приняла совет сходить за помощью к жившему неподалеку старому богатому шаману. А тут как раз…
Силы старца покидали;
Бедный в тайне изнывал:
Духи мучить начинали,
Он преемника искал.
Рад Таюк был госте юной,
Он ей радости сулит.
Слово хитрое оюна
Сердце девы шевелит.
Часто грешница бывала
У оюна по ночам
И на памяти держала
Заклинания духам.
Так все лето проводила,
Умер осенью шаман.
Старика похоронила
Молодая удаган.
Получив в наследство силу старика и его невидимых слуг, Аграфена зажила в холе и неге.
Дни довольства наступили,
Льется счастие рекой;
Духи верные служили
Аграфене молодой.
За водой они ходили,
На очаг бросали дров,
Молодых кобыл доили
И пасли они коров.
У горящего полена
В шубе с рысью и бобром
Жирно ела Аграфена,
Запивая кумысом.
Но однажды она решила съездить в Жиганск и случайно влюбилась в русского парня. Как утверждает поэт, и добрый молодец по наущению духов тут же воспылал к таежной гостье страстью. Но, поняв, что шаманке и христианину не быть вместе, Аграфена, вернувшись домой, решила распроститься со своими духами. Однако все оказалось не так-то просто. Целый день удаганка пыталась уничтожить своего главного идола-барылаха – «в воду с камнем опускала, жгла в пылающих дровах», но «гасло пламя вкруг шайтана, из воды он выплывал». Под вечер ей ничего не осталось сделать, как только зарыть в овраге идола вместе с бубном-тюнгюром и колотушкой-былаяхом. Но в полночь раздался стук в дверь, и перед Аграфеной предстал умерший наставник-ойун. Он попросил Аграфену вернуть ему бубен и колотушку, пообещав, что ничего плохого ей не сделает. Но…
Взял Таюк тюнгюр заветный,
Былаяхом загремел.
И мгновенно рой несметный
Аджараев налетел.
За обиду, за измену,
За поступок роковой
Страшно мучить Аграфену
Духи кинулись толпой…
Уж редела тьма ночная,
Как шаманка умерла;
И исчезла стая злая
В безднах адского села.
Долго труп в пустынном поле
Окровавленный лежал.
Зверь бежал оттоль неволей,
Ворон мимо пролетал.
Лишь в конце концов перепуганные такой расправой охотники «струсив, жертву принесли и над Леной, в холм готовый, Аграфену погребли».
С высоты полёта удаганки