[Евгений Тихомиров]

Куойка порадовала своим каменным городом, будто специально построенным рядом с устьем. Мелкая блочная отдельность местных известняков отражалась в причудливом строении столбов, похожих на сложенные из кирпичиков крепостные стены. Это вдохновляло на съёмку. Но серое небо следующего дня не оставило никакой возможности для этого. Тогда, в ожидании просвета, решил, оставив лагерь, подняться на байдарке по Куойке. Там должно быть обнажение выходящей на поверхность кимберлитовой трубки, о которой рассказывали некоторые люди. Подниматься пришлось не 2-3 км, как обещали, а явно больше десяти. К тому же, сей геологический объект, совсем не впечатлил. Он интересен тем, что при наличии всех минералов-спутников, полагающихся для нахождения там алмазов, в этой кимберлитовой трубке нет самих алмазов. К тому времени погода совсем испортилась, и обратно в Оленек меня из Куойки буквально выплюнул холодный северный ветер.
Бросать весьма выгодный в композиционном плане объект на произвол судьбы не хотелось и пришлось провести здесь еще одну ночевку. Терпеливое ожидание оправдалось, и на следующее утро в разрывах облаков появилось голубое небо, завоевывая все большее пространство. Больше пяти часов ползал я, не жалея сил, между каменными изваяниями в восхищении и в поисках удачных ракурсов. Солнце давно маячило в западном секторе небосвода, когда вернулся в лагерь. Но оставаться здесь еще на одну ночевку не хотелось, и в девять вечера начался отсчет новым километрам.
Вот тут со мной произошло что-то непонятное. Запланированное расстояние до устья Беенчиме удалось пройти ближе к утру, где хотел остановиться в избах, обозначенных на карте. Но на месте все оказалось в разрухе. Тогда решил пройти еще немного и установить палатку в хорошем месте. Но в подсознание уже закралась шальная мысль — пройти еще одну суточную норму. Этот вредный импульс не давал остановиться, хотя давно уже хотелось спать. Инерция все толкала и толкала. И только часа в четыре дня удалось остановить себя, пройдя к этому времени уже сотню километров. Эта затея действительно оказалась очень вредной. Мгновенно уснув в шесть часов вечера, проснулся через три часа с ощущением глубокой депрессии и тоски. Не только спать больше совсем не хотелось, но, кажется, не хотелось даже жить. Только громадным усилием заставил себя шевелиться. Забравшись на гору с фотоаппаратом, удалось слегка поднять моральный дух.
А ведь если вспомнить, как закончился жизненный путь Александра Лаврентьевича Чекановского, первооткрывателя Оленька, то поневоле возникают мысли о странной силе этой Реки. Ведь после своей оленёкской экспедиции он прожил не так много. Из жизни ушёл добровольно, так и не смог справиться с глубокой депрессией, поглотившей его.
Исправить ошибку и вернуть рабочее настроение на следующий день помогла хорошая погода и новые ландшафты. Здесь Оленек уже вошел в плато Кыстык. Массив рыжих гор, округлых очертаний прорезает здесь река. Берега обильно украшены скалами и останцами. А маленький, уютный и просто очаровательный распадок с ручейком между высокими лиственницами, где поставил палатку, окончательно изменил мое состояние в противоположном направлении. Вот такая странная Река, манипулирует внутренним состоянием до крайностей.
Другим днём эта часть реки была признана самой красивой на всем протяжении от самых истоков. Ночевать в этот день остановился с намерением забраться завтра на красную гору рядом, с выдающимися из крутого склона стенами с башенками. А ночью стал свидетелем целого представления. Проснулся от какого-то шума, заставившего выглянуть из палатки. Мать-олениха переплывала реку на противоположный берег. За ней, на значительном удалении ниже, вытянув шею в едином стремлении тщедушного тельца к спасительному берегу, изо всех сил боролся с течением олененок. Мать призывно и ободряюще покрикивала ему. Поспать здесь нормально так и не удалось. Всю ночь рядом с палаткой и вдалеке был слышен топот, фырканье и плеск многочисленных оленей. Оказывается, здесь находится один из путей миграции с одной части плато на другую, разделенных рекой. Хорошо пробитые тропы по распадку и характерный запах подтверждали это.
Однако, несмотря на то, что выспаться не удалось, нужно было выполнять поставленную вчера задачу. Тем более погода идеально соответствовала этому. Подъем на гору показался крутым и нудным. Но когда поднялся и вышел на плоскую площадку одной из выступающих вертикальных стен, будто специально созданную для обзора, хмурое настроение как ветром сдуло. Внизу расстилался целый мир. Плавные изгибы реки, теряющиеся вдали в волнах рыжих гор. Многочисленные зеркала озер в пойме, отбрасывающие серебристый свет или отражающие пронзительно голубое небо, с плывущими по нему невесомыми белыми облаками. Легкий и ласковый ветерок будто подталкивал куда-то. Взгляд жадно поглощал пространство, не упираясь в горизонт, а улетал вместе с ветром все дальше и дальше. Меня вдруг не стало, я растворился. Я был здесь и везде, я был всегда и сейчас. Я стал шорохом потревоженных камней, осыпающихся по склону. Я стал лучом света, рассыпавшимся брызгами на миллионы радужных искр в невесомой паутинке, поднятой на высоту восходящим потоком воздуха. Белым облаком воспарив и накрыв тенью глубокий распадок, в изумлении слушал мелодичные переборы струй веселого ручейка на дне его. Я только что родился, но мне уже было четыре миллиарда лет. Горячее Солнце ласково держало меня в своих ладонях. Далекие звезды касались своими лучами. Я был неизмеримо счастлив и смеялся. Мне было горько и я плакал, не стесняясь слез.
- Я люблю… - сначала прошептал, потом все громче и громче, пока не разнеслось по всей долине.
- Я люблю, люблю…..
Тихим шелестом эхо принесло обратно:
- Я люблю…..
Тупая боль в сердце вернула к действительности, опустила на бренную землю, приковала к тверди. Нет, рано ещё, остались ещё и земные дороги.
Вниз к палатке спустился будто на ватных ногах, заставил себя поесть. Потом молча собрал все хозяйство и отчалил, стремясь к ближайшей цели, пока только к повороту реки, куда упирался взгляд.