[Евгений Тихомиров]

Ёж как-то уснула поперёк входа в рубку. Ужасно неудобно было через неё лазать, хуже оттяжки гика. Однако ничего поделать было нельзя. Пинай — не пинай.
А Танька ухитрилась заснуть прямо на спинке нашего «дивана» в кокпите, с которого перед этим вглядывалась в даль во время своей вахты. Пришлось привязать, а то не факт, что проснулась бы, даже упав в кильватерную струю.
В выспавшемся же состоянии — это наши «забойщики» на льду и скалах, рулевые на вахтах и украшение судна. Ёж, Галина дочка, хаживала со мной по Белому морю и Ладоге.
И в горных походах вместе бывали. Танька единственная у нас впервые под парусом. Зато совершенно горное создание. Когда-то, с её папой Володей, мы встретили на Кавказе, в детском горном походе, на крутом заснеженном склоне больших дядей с ручным пулеметом и ещё чем-то, не менее убедительным. Они — вниз, мы, с детьми и большими рюкзаками — вверх. Уважительно посмотрели друг на друга…
Мы втроём, Галя, Дима и я, попав с корабля на бал, покачиваясь после недельного плавания и выпитого пива, с легкомысленной радостью отнеслись к идее тут же сбегать на ближайшую горку, высотой всего 1200 м над уровнем «Чапаева». Две Останкинские башни и одна Шуховская. Без лифта, но по тропинке, но крутой, зато без груза... Ну, собственно чего ж, мы тоже ноги переставлять когда-то умели.
Дима, напремер, способен зимой на Эльбрусе без обморожений переносить частичное оледенение тела.
Или тропить где-нибудь на Кольском по уши в снегу, да ещё с грузовыми саночками.
Галя, любительница одиночных путешествий по лесам и болотам и восхождений, как, например на Виспен.
На фото попытайтесь найти тропу, по которой Галка поднялась и спустилась. (Подсказка: я не нашёл, но она где-то там есть).
Ну и я тоже, большой поклонник льда и скал, в недалёком прошлом.
Перед тем, как ринуться на гору, мы перечалили «Чапаева» к устью речки Раума (Не путать с другими европейскими раумами, большими и маленькими. А приток у неё называется, вообще, Истра! Домой приехали).
Сняли мачту и, пройдя под двумя мостами, причалили к удобной лужайке у кемпинга. Симпатичный навес, вода и электрощиток рядом, хоть на борт проводи, подальше — туалет и душ. Денег взяли немного, как с палатки. А чё? Палатка такая, с поплавками. 3.5 на 7 с лишним.
Ну и вышли на наше первое Норвежское восхождение.
Нас обуял восторг предвкушения движения в волшебный мир гор, и.. но..мы...
Мы с Димой померли. Смерть была тяжелой. Оказывается, недельный морской отдых что-то сделал с нашими ногами, и они, не то чтобы не идут, но двигаются как-то болезненно — не спеша. Ко второму часу движения вспомнились всякие недостающие в наших телах связки, мышцы и хрящики. И мы превратились в якорь.
Галка, поначалу тоже никуда не торопилась, но к концу второй "Останкинской башни" разошлась до скорости своей неудержимой дочки Насти.
Танька шлёпала по камням, кое-где и отвесным (там висели перила из цепей, чтобы лезть) в шлёпанцах, а драгоценные горные ботинки были бережно занесены на гору в рюкзаке.
Маргарита с тревогой поглядывала назад, на нас с Димой, пока нас ещё было видно.
На спуске мы отстали навсегда. Причём ещё и друг друга потеряли.
Случайно встретились у магазина уже на берегу и печально отправились заливать горе.
На следующий день мужская фракция экспедиции решила никуда не ходить, а женская — наоборот, освободившись от балласта, умчалась на полтора дня в большие снежные горы неподалёку.
Без дела сидеть, естественно, не пришлось. После прибытия надо было ликвидировать полный бардак на корабле и вокруг, заряжаться электричеством, радоваться давно забытому интернету.
Народ с кемпинга за всем этим с увлечением наблюдал, иногда подходил пообщаться. Нас всё время принимали за англичан. Поскольку корабль экстравагантный и явно не дракар, ну, значит из Англии. Хотя, конечно далековато.
Когда один норвег - профессиональный моряк, узнав, что мы пришли из Лодингена, издал изумлённый вопль, типа, Англия-то, вот она, рядом, Дима озадачился созданием флагштока, чтобы поднять наш российский флажок. (Мачту мы сняли из-за прохождения под мостами). Потом, что-то его отвлекло, патриотизм пошёл на убыль, и на очередной вопрос, что мы, видимо, англичане, раз ходим на такой хреновине, ответил утвердительно.
На следующий день, к вечеру девчонки прискакали счастливые от скал, льдов и хорошей погоды. Мы с Димой могли похвастаться только вкусным ужином.
Уже в потёмках, когда народ разбредался спать, к нашей беседке подвалил крупный пьяный мужик и как водится, начал невнятно что-то излагать, вроде по-английски. Я его не понимал совсем, а Танька с Ежом, из-за моей спины, подсказывали, что мужик вещает, что-то вроде того, что он такой же, как и мы. Типа родственник.
Пьян он был порядочно и... ну я не удивился, «как не удивился бы реанематор или милиционер».
На освящённый веками в таких случаях вопрос: «Where are you from?» был получен подкупающий своей искренностью ответ: — Как откуда? Из паба, ясное дело!
Выяснилось, что это финн, вернее, норвег финского происхождения. Распознал нашу русскую речь и проникся родственными чувствами. Очень приятно, правда! Даже стало стыдно, что мой дед когда-то с ними воевал. Хотя, сами себя мы ещё хлеще перекорёжили...
На следующее утро "Чапаев" опять стронулся с места. Собирались долго, нас стало шестеро, командовать кому, чего и как делать не хотелось. Наконец всё сложилось само собой, выкатились во фьорд, поставили мачту, и начался полуторасуточный переход среди конечно же очень красивых фьордов, правда, их вскоре затянула мгла. В прогнозе погоды не было никаких ужасов, достойных содрогания — лавировали, радуясь усилениям ветра, позволявшим идти покруче. Потихоньку всё начало свистеть, галсы вытягивались всё больше в нужную сторону.