[Евгений Тихомиров]

До 2008 года в Юганском, кроме отсутствия охотников, не было еще и туризма. Сейчас же под туризм решено отдать 5% территории. Для этого был даже создан специальный отдел - экологического просвещения и познавательного туризма. Планируется организовывать летние экологические лагеря для школьников. А также лесные маршруты, для которых будут использованы переходные избы.
Стойбище Когончиных
До стойбища хантов Когончиных мы добрались довольно быстро, если не считать перевернутых пару раз саней.
Ненадолго остановились в пустом юрте, где дверь одного из домиков открыла маленькая девочка и сказала, что тут никого нет, только кошки. А родители уехали в деревню.
Кошки действительно истосковались по общению, как и одинокая собака, от нечего делать лаявшая на привязи.
Петру Степановичу (по-хантыйски его имя - Айпаголи) 67 лет. Жена Анна на девять лет его моложе. Живут они в деревянном доме на берегу одного из протоков реки Юган. До административного центра Угута добираются зимой за час на "Буране", летом - на лодке.
А вот весной, когда лед еще не сошел, но снегоходов он уже не выдерживает, они оказываются отрезанными от внешнего мира. Сейчас, кроме них, на стойбище никого нет.
"Детям здесь скучно. Трое дочерей в деревне живут". А летом здесь живут три семьи.
Дом у Когончиных крепкий. С железной крышей, электрогенератором, спутниковой тарелкой и пластиковыми окнами. Посередине комнаты большая печка, в целом - это обычный современный дом. Хотя мобильной связи здесь нет.
Но рядом - традиционная баня и лабаз - небольшой домик на сваях, где обычно хранят продукты зимой. Там висят рыболовные сети, тушки зайца и лисы, и стоят легкие нарты, а неподалеку на берегу лежит облас - долбленая лодка.
"Это жена зайца поймала", - говорит Петр Степанович, охотник по жизни и пенсионер по статусу. Живут они до сих пор за счет охоты и рыбалки. Ведь выращивать здесь овощи тяжело. "Хотя какая теперь охота?! Лес горит, нефтяники все копают и рубят. Сигареты бросают, вот и горит, ягод, грибов - намного меньше стало".
"А на кого вы охотитесь?" - спрашиваю.
"Охотился на лося, в основном на соболя. Самый лучший сезон был, когда 80 штук добыл. В сезон 1961 года каждый соболь стоил 24 рубля. А сейчас - около 2 000. Но сейчас соболей мало осталось".
Жена Петра Степановича показала нам национальную одежду.
Каждая хантыйская женщина обычно за свою жизнь шьет несколько таких комплектов, украшая одежду или обувь (унты) бисерными узорами. Как правило, изнутри - это заячий мех, а сверху цветная ткань, украшенная вышивкой. Олений мех здесь не используется - оленей в хозяйстве нет. Этим занимаются и долгой зимой, и летом, но все же традиции постепенно уходят в прошлое.
"Моя шуба из шкурок износилась", - говорит женщина. На воротнике иногда бывают соболиные лапки, чем больше лапок, тем человек солиднее. Сейчас уже редко можно встретить ханта в национальной одежде, хантыйки еще ходят. "А вот раньше были оленьи шапки, "нырики" назывались, и малицы чаще надевали. Внуки наши даже язык понимать понимают, но уже на нем не говорят".
"А разве в школе язык не преподают?" - спрашиваю я
"Преподают, но не такой, как наш. Ханты Большого и Малого Югана не понимают друг друга, и катымских хантов не понимают".
Вот такие трудности перевода. И несмотря на то, что язык хантов относится к финно-угорской группе, ни финны, ни венгры этих людей также не понимают.
"Сейчас все не так, как раньше, - сказал наш проводник Андрей, - там, где цивилизация подступает, теряется все то, что делает этих людей теми, кто они есть - жителями тайги, ее детьми".
Мы отправились дальше. И я ощутила на себе все прелести езды на нартах, привязанных к мотосаням. Все рытвины и ухабы, ветер, все едкие выхлопы от топлива и весь снег, летевший в глаза.
Но неудобства с лихвой окупались потрясающими видами дикого безлюдья, бесконечной снежной целины, леса, где снег на деревьях имел самые причудливые формы, и белого солнца над белой рекой.
Катерина
Конечной точкой нашего путешествия был дальний юрт на высоком берегу реки.
Там мы увидели молодую женщину лет тридцати в косынке и фиолетовой малице, отворившую нам дверь маленького бревенчатого домика.
И двоих малышей, трех и семи лет, игравших на кровати.
Железная печка-буржуйка в единственной комнате, разделенной на две половины (на одной кровати спят обычно дети с матерью, а на другой - отец), была так жарко натоплено, что детвора была в футболках.
На веревке висели самодельные детские кожаные унтики.
Настя учится в школе-интернате, в 18 километрах от дома. Родители сами отвозят и привозят ее на каникулы, потому что живут близко, а других ребятишек приходится возить и на вертолетах. Младший ребенок - всегда с мамой.
Мы привезли им подсолнечное масло, муку, хлеб и сладости для детей - то, что ценится больше всего в отдаленных местах.
Хантыйские женщины не любят чужих и прячут лица, поэтому разговорить ее нам стоило немалых трудов. Только благодаря Андрею, который уверил ее, что тут все свои, Катерина потихоньку стала делиться подробностями своей жизни. Муж Катерины Александр был на рыбалке. На реке, где устанавливаются особые ловушки для рыбы, он собирал в корзины всякую мелочь.
Из нее варят суп для собак, а хранят рыбу в замороженном виде прямо на улице, рядом с домом, накрывая брезентом.
В прошлом году им пришлось спешно покидать дом из-за пожара, бушевавшего совсем рядом.
На улице рядом с домом в глиняной печке пекся хлеб. Десять круглых караваев будут заморожены в лабазе. Этого хватит на две недели. Мы обменяли у них магазинную буханку на горячий свежеиспеченный каравай.
Обед на морозе, состоявший из вареной колбасы, кильки в томате, картошки и лука и горячего чая, завершил этот необычайный день. Ничто так не сближает, как совместная трапеза. Дети в конце концов тоже перестали стесняться и стали вести себя как обычная детвора.
Катерина не очень-то любит людей, и не без причины, "Если бы можно было, мы бы уехали еще дальше", - говорит она.
Всему виной охотники и рыбаки, которые раньше часто останавливались у них на ночлег и привозили водку. Поэтому, чтобы мужа не спаивали, она и увезла его подальше, построив новый юрт на родовых угодьях.
Женщина она боевая и постоять за себя может. Но мужик ей нужен трезвый. А в тайге ей не страшно, ни волков, ни медведей она не боится. С ними найти общий язык бывает гораздо проще,чем с людьми.
Расставались мы друзьями и уезжали с сожалением, ведь из особых мест, где живут особые люди, обычно уезжать не хочется.