Полагаю. что не оставят равнодушными никого эти описания путешествия на лодках по Водлоозеру
http://www.kolamap.ru/library/1890_h...ruzina_03.html
Уже несколько дней Водлозеро преграждало нам дальнейшей путь. Северик с самого приезда нашего в Большой Кул-Наволок никак не хотел успокоиться, и Водлозеро волновалось и сердилось так, что никто не решался свезти нас на противоположный берег его в деревню Конза-Наволок, где находилось волостное правление.
“Вставайте скорее” — разбудили нас внезапно одним пасмурным, холодным утром — можно доехать, если поспешить”.
“Северик стих?” был наш первый вопрос.
“На подсиверный запад свернул. Доехать можно, хоть и против ветру будет”.
Большая крепкая лодка ожидала нас у берега. На дне ее заботливо была наложена груда соломы для нас. У руля поместился староста какой-то дальней деревни, которому было по дороге ехать с нами; в веслах сели: наш хозяин, Михаил Федотыч, сын его Яков и солдатка Матрена, женщина лет 36, известная своей ловкостью и силою в гребле.
“Не потрепало бы вас на озере”, озабоченно качая головой, произнесла нам на прощание Акулина Савельевна.
Лодка быстро ныряла по свинцовым волнам; они не были особенно велики, пока мы ехали заливом. Но вот остался в стороне берег — все дальше и дальше отступал он — и грознее стали увенчанный белой пеной волны. Крепко налегали на весла гребцы. Разговору было мало: все их[85] внимание было обращено на весла. Только от времени до времени слышалось предупреждение рулевого: “Волна!” Нам было видно ее: высокая, грозная — она стеной поднималась над лодкой. Гребцы делали особенное усилие — нос лодки высоко взлетал, и мигом затем опускались мы опять в серую бездну, чтобы сейчас же опять взлетать наверх.
“Ни разу еще не залило”, с гордостью говорил иногда Михаил Федотыч.
Водлозеро испещрено островами. По словам местных жителей их здесь столько, сколько дней в году. Тут и большие и маленькие — но все они поросли зеленью или лесом, все окружены, будто твердыней, серыми валунами, о которые белыми брызгами и пеной разбиваются волны. Мы лавируем между островами: староста, хорошо знакомый с озером, ищет, как он выражается, — “тишинки” — т.е. места защищенные от ветра самим расположением островов. В “тишинке” отдыхают гребцы — нет лишней траты сил на борьбу с волнами; тут совсем тихо не слышишь грозного бушевания ветра. Иногда в этих тихих плесах встречаешь двух или трех лебедей. Гордо изогнув свои прекрасные белые шеи, они медленно и величаво плавают вдоль островов. Они не боятся приближающихся людей: ни один олончанин никогда не стрелял в лебедя, потому что трогать его считается грехом, который непременно будет наказан или смертью или семейным несчастьем стрелявшего.[86]
Но вот кончается “тишинка”. Снова выезжаешь в бушующее озеро; снова раздается монотонное: “Волна!” Умолкают, разговорившиеся было гребцы.
Яков начинает уже утомляться; вяло зацепляет его весло за воду и сбивает с такту сидящую рядом с ним Матрену.
Сердито взглядывает на него Матрена и тотчас отвертывается опять к своему веслу. Хмуро глядит она на озеро; внимательно следит за волнами.
Тяжелая жизнь на берегу этого озера, вечная зависимость от него и борьба с суровой природой наложили свой отпечаток на нее. Окрепли ее мускулистые руки от постоянной усиленной гребли; окреп весь ее организм, противостоящий с легкостью переменам погоды. Окрепли также ее внутренние силы. Бодро переносит она трудную жизнь солдатки, не имеющей работника в семье, долженствующей кормить себя и несколько человек детей. И теперь в ее взгляде, полном тупого безысходного горя и тоски, который придает только бедность и нужда, нет ни малейшего страха. Не впервые ей бороться с расходившимися волнами. Но нет и самохвальства — она сознает опасность, сознает всю силу бушующей стихии, но соразмеряет с ней и собственные силы. И твердо лежат ее руки на рукоятке весла, и сильным взмахом ровно взлетает оно из воды и снова опускается в нее.
Мы проезжаем мимо заселенных островов. Несколько изб ютятся на этих небольших[87] клочках земли среди редко спокойного озера. Нам показывают другие острова, на которых расположены пашни этих деревень; еще другие, где находятся их пастбища. На все лето отвозят сюда скот, и каждый день приезжают в лодках бабы доить своих коров.
Мало-помалу разговорились. Староста с любопытством спросил, куда мы поедем из Пудожа.
“В Соловки” — отвечали мы.
“Будто плохо”, одобрительно проговорил староста.
“Хорошее это дело, к святым угодникам съездить. Вот и от нас сколько народу ездит. Всякий хоть раз побывал”.
“Ездим вот как, начал рассказывать староста; соберется народ, сложится - карбас (лодку) значит, заведем себе, а то иной побогаче и так даром карбас даст. Припасов себе возьмем тоже. А потом и едем; гребем по очереди, а как волок — тащим карбас на себе. Так по рекам да озерам до Онеги доедем. А там монашки до угодников довезут. А придем оттуда — наш карбас опять ждет нас, тем путем и обратно доедем”.
ения ярко-синих волн.