[Евгений Тихомиров]

В одной из которых обнаружился грандиозный порог, на сотни метров вокруг ревевший водопадом:
Над порогом из склона сочится вода. Андрей говорил, что раньше здесь был брод, само собой очень опасный, но в последнее время что-то изменилось, и порог стал окончательно непроходимым:
И ни за что не скажешь, что в этих горах нет и 50 метров над уровнем моря:
Какой-то приток:
Назад к избе шли почти по прямой с многочисленными привалами, уже вдали от моря. Скелет постройки над лагерем геологов оказался, по словам Андрея, бывшим складом взрывчатки:
С пол-пути у нас был отличный ориентир - колеи вездехода, оставленные в этой тундре, скорее всего, ещё при советской власти:
Вот снова Канина речка, а солнце, так и не сев, вновь набирает высоту - закат превратился в рассвет:
Там и до избы рукой подать, и избу Андрея Вылко мы в те дни реально ощущали своим домом:
Нам, городским и неразумным, старый ненец был как отец. Петька же с ним курил, и говорил как тундровый волк с тундровым волком. "Не напрягать" Андрея нам не удалось - пока мы ходили на Талату, он думал и сам сходить в тундру, но обнаружил, что собаки утащили из нашей палатки банку сгущёнки, и остался караулить, чтоб не растащились что-нибудь ещё. На самом деле, говоря по секрету, это не сгущёнка была, а дорогущая арахисовая паста, и помимо неё собаки вытянули ещё и варенье, а не имея возможности открыть банку - просто прокусили её и выжали досуха. Вот следы их зубов на консервной банке - чтоб был понятен масштаб:
При том, что вытащили они еду из тамбура, а в собственно палатке были куда как более заманчивые колбаса и сало - но туда собаки даже носа не сунули, сочтя видимо тамбур ничейным.
Пока сидели, злобный Сева перегрыз верёвку Стёпе, и вскоре мы услышали за палаткой звуки драки: если опытный боец Сева вполне понимал, что против своры почти волков ему делать нечего, и в ответ на настоящую агрессию эти просто порвут, то непутёвый Степа сразу же побежал к сучкам, и Андреевы псы лишь аккуратно проучили городского дурачка, ну а Петька - добавил. В следующий приход Стёпа уже не лез на рожон, но зато обделал нарты; Сева при виде самки предпочёл обделать хозяйские сапоги, ну а когда Петька принёс с лодки Андрею пустые канистры из под израсходованного бензина, на которых Сева и Стёпа часто валялись, Андреевы псы натурально выстроились очередь, строго по одному подходя и помечая чужеродный элемент.
Если собаки что-то делали не так - Андрей на них негромко прикрикивал; если окрик по-русски не помогал - он переходил на ненецкий, и окрик на ненецком собак словно выключал - всегда.
Без собаки в тундре никуда, вообще на Вайгаче я как-то иначе стал воспринимать собаку, и Андреева свора - это НАСТОЯЩИЕ собаки, делающие то, для чего их полтора десятка тысячелетий назад приручил человек. За собаками Андрей ухаживает как бы не поболее, чем за собой - делает им прививки, обрабатывает антикомарином, в жару пускал в самую холодную из пристроек избы. Он кормит собак какой-то кашей, но собаки таскают у него пахнующие едой нитяные перчатки и сжёжвывают их в труху - они всегда голодны, как и положено собакам. Но когда Андрей выкатывает нарты, псы сами бегут к своим места, толкаясь лишь от нетерпения поскорее пойти в тундру:
Если на оленях ненцы ездят не так уж и редко (я сам такое видел на Ямале), то Андрей - последний ненец этих тундр, пользующийся собачьей упряжкой. Ещё такое практиковал Петькин знакомый Марков с Хайпудырской губы, но и он вроде недавно бросил. У Андрея прошлая упряжка вся состояла из белых псов, но теперь из них остался лишь Чех, а новое поколение - пегое. И если кто-то из поселковых или гостей острова над таким способом перемещения смеётся, Андрей знает, что последним смеяться ему - когда на острове перебои и с топливом, он фактически один тут сохраняет мобильность.
7 собак тянут упряжку, 8-й, то есть Чех - направляет, ещё 3 пса бегут рядом, и Андрей в шутку называет их "запчасти" - если кто-то в упряжке поранится или выбьется из сил, они впрягаются на замену. Собачья упряжка - "умный" транспорт, в любую пургу объезжающий каньоны и по самому глубокому снегу останавливавющийся у капканов с добычей. Зимой они возят самого Андрея пассажиром, летом тягают лишь нарты с небольшим грузом, может быть чтобы не терять форму. Ходит Андрей и сам будь здоров, и несмотря на возраст и болезни, искренне не мог понять, почему мы не можем, например, одолеть одним днём 45 километров до Карского моря. До Дыроватой губы отсюда два дня ходу летом и 6 часов на собаках зимой.
"Всегда ненцы так жили, и я так жить буду, и никто мне здесь ни указ", - говорил Андрей, под "никем" имея в виду видимо всяческих экологов да чиновников, пытавшихся организовать на острове национальный парк. На его глазах люди с материка распугали лежбище моржей. Нет, Андрей не колдун и не шаман, он просто знает, чего хочет и чего не хочет окружающая его Природа.
Мы ходили отсюда в три похода - на Большой Цинковый и на Талату по полдня и на три дня в верховья реки Юнояха. Но даже когда мы не ходили в тундру, тундра сама приходила к нам:
Вот например олени на том озере, из которого мы набирали воду. Оленей на Вайгаче порядка 1800 голов, и они не спешат покидать безопасный остров, поэтому оленеводы не ходят за ними круглый год, а лишь этих по сути диких животных догоняют периодически да пилят им рога - и как видите, тут есть, чего пилить! Андрей когда-то видел в тундре пару оленьих черепов, намертво сцепившихся огромными рогами... Главный же враг оленя - овод, откладывающий ему под шкуру личинок, поэтому олень всегда идёт на ветер, а ветер при нас ежедневно менял направление, и вот однажды привёл оленей прямо к нам под объектив. Подойти мы к ним смогли впрочем, туда, где едва-едва добивает ультразум: самый сильный страх, который вы испытывали в своей жизни эквивалентен примерно 1/10 страха, который северный олень испытывает по любому поводу.
И такая дребедень - целый день,
То олень приходил, то тюлень...
Это, кстати, лахтак, или морской заяц, и "зайцем" по умолчанию на Вайгаче называют именно его.
Тундра всё настойчивее цвела, а у Андрея от жары всё навязчивей болела голова - 30 градусов здесь он в прошлые годы не помнил. Да и от нас под конец он явно стал уставать - хоть и рад он был гостям, да на и то он отшельник, что ему проще жить одному.
И только о том, что самого Андрея я так и не сфотографировал, я вспомнил лишь на отходящей лодке. Столько, сколько мы могли его различить, он провожал нас взглядом:
Здесь мы видели примерно то, о чём пытались рассказать создатели известного фильма "Счастливые люди": пусть жизнь в северной природе трудна, скудна и опасна, но в ней - всё на своём месте, всему своё время, и чему быть - того не миновать. Хоть и сказал Андрей Вылко нам на прощание "Приезжайте ещё... если к тому времени не крякнусь!", а сложно отделаться от ощущения, что он на этом берегу всегда был и всегда будет.