[Евгений Тихомиров]

Сейчас, по его словам, медведей тут нет - затяжная весна дала им возможность уйти с Вайгача, а пришедшая жара не располагает ходить на юг. Трава позеленела, по словам Андрея, за неделю до нашего прибытия, а то стояли всё холода, "но так вообще-то и должно быть, это просто в последние годы мы к теплу привыкли" - во времена Андреевой молодости лето часто наступало лишь в середине июля. К жаре Андрей был непривычен, потому и болела у него голова. У самого берега таяли снежники, на фоне которых Оля не замедлила искупаться.
И забегая вперёд скажу, что купались мы много - Баренцево море в бухте Лямчина прогревалось в отсутствии ночи очень быстро, за неделю, что мы здесь провели - с 10 до 18 градусов, как в Крыму в начале купального сезона, и холодно в его воде было разве что от осознания, ГДЕ купаешься. Вода в бухте оказалась далека от чистоты, вся в водорослях и тине:
За пресной водой Андрей ходил на длинное чистое озеро на горке над избой; на дрова собирал плавник где-то в окрестных бухтах, охотился и рыбачил в тундре, а море приносило ему всевозможные вещи вплоть до рыбных ящиков с надписями по-норвежски. Сам он в море (или, как тут говорят, "по океану" - в противоположность тихим бухтам типа Лямчиной) ходил мало - при нас у него и мотора-то не было, а единственная лодка лежала в нерабочем состоянии. Когда-то на вёслах он вышел слишком далеко, и попал в морское течение, понёсшее лодку "в океан". Провожая взглядом вайгачский берег, Андрей спокойно рассудил, что тут уже ничего нельзя сделать, и лёг на дно лодки спать. К утру его вынесло на остров Долгий (о нём - см. здесь), а там, в заброшенных балках, Андрей сумел найти немного топлива для обогрева, и постепенно вернулся - с Долгого на материк, с материка в Посёлок... Наташа sevprostor слышала другой финал этой истории с прилётом борта МЧС, но Андрей рассказал, с кем из его знакомых случилась та история - сама конфигурация течений западнее Вайгача такова, что многих вышедших "в океан" без мотора уносило именно на Долгий. О своих друзьях он рассказывал, как об однополчанах - этот утонул в шторм, тот замёрз в пургу, да и сам он чуть не околел когда-то и до сих пор раз в год ездит в город лечиться.
Тёмная изба выглядела кривой не случайно: в 2010 году на здешние берега обрушился чудовищный шторм, и волны тогда подхватили ветхий дом и стронули на несколько метров, унеся из него все вещи и разрушив печку. Лишь за несколько лет Андрей оправился от того удара стихии, и всё же эта изба - летняя, так как восстановленая печь в ней годится лишь для готовки, но не для отопления в морозные ночи. Второй дом у Андрея Рудольфовича - на севере острова, в Дыроватой губе, где живёт ещё один отшельник Васятка. Раньше таких было больше, но сейчас, по словам Андрея, их осталось всего двое - кто-то на старости лет ушёл к людям, кто-то погиб в шторме или пурге. Изба - одна комната и пара чуланов, и в комнате - кровати с мягкими, но очень линючими оленьими шкурами на матрасах, стол, застеленный газетами невиданных лет, умывальник и тазик в углу и, помимо хозяина, постоянно одна-две собаки. Здесь нет электричества, даже от генератора, и в тёмные ночи Андрей зажигает керосинку. До других людей - 35 километров по тундре...
...и всё же не стоит думать, что перед нами образец побега от цивилизации: в посёлке у Андрея есть сестра Наталья Филиппова, заведующая магазином, и получая на руки его пенсию, периодически она навещает брата и привозит ему продукты, как например сухое пюре, муку для хлеба, крупу для каши, сушки, чай с бергамотом или сигареты Bonks. Земля тундры, обильная мясом, рыбой и ягодами, слишком уж скудна всем остальным. Деньги в руки брать Андрей словно остерегается, потому что деньги могут вызвать самого злого из северных духов - огненную воду. Как мне показалось (но это, конечно, сугубо домыслы) из упоминаний вскользь, когда-то Андрей сильно пил, и серьёзно пострадал от этого, а недоброжелатели в посёлке и вовсе говорили, что на избе своей он прячется от водки.
Андреев отец Рудольф, как и большинство жителей Вайгача, родом был с Новой Земли и приходился племянником легендарному Илье Тыко Вылке. Сам Андрей там никогда не бывал, но отправляясь на север Вайгача, часто задумчиво глядел за Карские Ворота, и миражи над морем порой показывали ему краешек отцовской родины. Сколько лет самому Андрею, мы не знали, но в 1960-х годах он закончил в Нарьян-Маре техникум, выучившись на каменщика, а позже строил Котлас. На материке ему не понравилось, и если для нас Котлас - это где-то на севере, то для него там был знойный перенаселённый юг. Андрей вернулся на Вайгач, но даже в посёлок ходит редко (ибо ему "нечего там делать"), однако раз в год ездит в больницу в Нарьян-Мара или Амдерму, и каждый раз его там ждут - ибо с ним и в больнице не скучно. Но есть у Андрея такое полезное свойство, как при виде книги хватать её и прочитывать от корки до корки - поэтому эрудиция у него совсем не та, что ожидаешь от отшельника с Края Земли, и про многие далёкие от Вайгача края он знал то, что и в Москве-то немногие знают... А ещё за всю неделю не сказал при нас ни единого бранного слова.
На избе у Андрея много старого инвентаря, ржавые кирки, ломы, буры и даже пулелейка (слева внизу). Всё это он насобирал по заброшенным рудникам и пустующим десятилетиями базам геологов:
А на коньке избы - деревянный гусь. Путешественники про Андрея рассказывают всякое, почитая чуть ли не шаманом. В избе у него висит несколько икон, и он гордится тем, что на Вайгаче не прижились баптистские миссионеры. Но правда то, что он своими руками починил рассыпавшегося после "реставрации" Семиликого идола и все святилища в округе ему знакомы. О святых местах ненецкого народа он говорил очень мало, но очень серьёзно.
В полукилометры от избы на высоком берегу я приметил пару крестов. Под одним из них покоится бабушка Андрея, про вторую могилу он не говорил, а мы не спрашивали. Эти могилы совсем не похожи на хальмеры Антипаютинской тундры, но у крестов лежат старые нарты:
Мимо этих могил в один из дней мы с Петей и Наташей sevprostor ходили на Талату - мощную реку, впадающую в Лямчиную бухту практически посередине. От избы до её устья - 9 километров по прямой, и Андрей сразу дал нам совет идти поверху, так как берег пока что перекрывают снежники. В безлесной тундре хорошо виден дальнейший путь - вот ближе похожая на плеть коса с гордым именем мыс Маресаля, вдали высокий мыс Спрудже, а где-то за ним - наша цель.
Идти местами было очень легко - по каменистой земли почти без травы как по плохому асфальту. Местами - тяжеловато: спотыкаясь по кочкам, увязая в мягком мхе, путаясь в стланнике да обходя болота, предупредительно чавкавшие под ногой. И хотя из любого ручья мы пили воду, зачастую на ручье ещё нужно найти место, чтоб перейти его, не вымочив ног.
а полпути до Талаты мы упёрлись в глубокй каньон с водопадом. Андрей не говорил нам, как называется это место, а в посёлке это Канина речка. Бухта Лямчина слишком велика, чтобы обозначать её как место жительства Андрея, поэтому поселковым он известен как "Андрей с Каниной". А вот откуда на обрыве тень от коня - не спрашивайте, видимо духи пошутили:
Брод, или вернее естественный мостик по мелким камушкам нашёлся выше водопада. Увы, мы вышли под вечер, а на закате здесь слишком контрастный свет:
За речкой начался подъём на сопку, а на вершине сопки, скорее всего Андреевыми руками, сложен гурий - пирамидка камней, ориентир взамен разрушенного ветром тригопункта:
За сопкой - вновь река, и я не помню, сколько таких вот тёмных укромных долин мы пересекали:
Сева не упускал возможности поваляться на снежнике:
Над устьями рек, протяжно клича, висели соколы... Вернее, мы такую птица называли соколом, а на самом деле это зимняк, или мохноногий канюк.