[Евгений Тихомиров]

На реке Ельме за охотничьей базой “Омогаевское”, где в недавние годы охотился на медведя Черномырдин, в пору осеннего обмеления я увидел выступившие из-под воды верхушки сгнивших бревен, перегораживающих реку. Безобразное зрелище — как гнилые стариковские зубы. Судя по всему, изгородь представляла собой остатки известного по истории еза, по-другому называвшегося частоколом, заколом, осеком, наиболее губительного приспособления для ловли нерестящейся рыбы. Преграды-заборы являлись артельным способом ловли. “Они устраивались следующим образом, — рассказывают авторы книги “Рыбные промыслы Русского Севера” (СПб., 1914). — Обыкновенно поперек всей реки или части ее делают перегородку из свай и кольев, к которым приставляют особый плетень; в нескольких местах этой перегородки оставляют отверстия, против которых прикрепляют ловушки. Когда рыба поднимается вверх по реке для икрометания и доходит до забора, она ищет в нем прохода и попадает в ловушки”. Ее, добавлю, можно было черпать из воды ухватами, тазами, тащить даже руками. Подобными частоколами, возводимыми на больших реках целыми волостями, были загублены нерестилища ценнейших пород северной рыбы.
Известно, что раньше знаменитая двинская нельма проходила тысячи километров по зову природы, чтобы оставить потомство на камёшнике и песчаном дне двух наших рек Кубены и Ельмы. Здесь-то, на конечном этапе этого долгого путешествия, человек хитроумно и ставил свою ловушку. Н.А. Макаров пишет, что первое письменное упоминание об одном из северных езов содержится в духовной грамоте Дмитрия Донского, но, судя по археологическим данным, начало варварской ловли восходит еще к эпохе неолита.
Езы — езами, и не на каждой реке они сооружались, но с течением веков человек научился перегораживать реки уже не деревянными изгородями, а мощными бетонными плотинами, устраивая рукотворные моря. До этого огромные косяки рыб, идущие с Волги по Шексне в Белое озеро, с Северной Двины по Сухоне в Кубенское озеро, проходили к местам нереста почти свободно. В XVI—XVII вв. шекснинские и белозерские волости выплачивали оброк рыбой (пушных зверей, в частности бобров, к тому времени истре*били) — осетрами, пудами черной икры, тысячами стерлядок. Где сейчас эти породы рыб в Шексне? После постройки плотин и шлюзов Волго-Балта о них остались одни предания.
Перегородив плотиной реку Сухону, человек “запер” и двинскую нельму в Кубенском озере. Хорошо, что она прижилась на новом для себя месте, акклиматизировалась и начала размножаться. Еще в середине прошлого века мой родственник Владимир Алексеевич Красиков из Коробово лавливал зимой на блесну до 50 крупных нельм.
Но вместо запрещенных еще в старые времена езов местные рыбаки начали перекрывать нерестилища сетями. Вновь нельма все чаще стала попадать в засады, не могла пробиться, и ее поголовье начало на глазах таять. Дальше я еще вернусь к этой природной катастрофе.
А в самой реке Ельме, куда по всей Северной Двине, раскинувшейся от Великого Устюга до Архангельска, по Сухоне-матушке через ее каменные перекаты, по бурному Кубенскому озеру шла и шла красавица нельма, гор*дость Русского Севера, царь-рыба, сегодня почти не осталось рыбьего поголовья. Извелось вконец!.. Как не вспомнить к месту строку Николая Рубцова: “Тина теперь и болотина там, где купаться любил”.
Много поколений сменилось на кубенской земле. И всем хватало рыбы. Голода и в помине в наших краях не было. Наоборот — в недороды прибывало в наши края население, ибо можно было дарами озера прокормиться. А нынче плывешь на моторке по огромной озерной долине, как по общему еще огороду: сетями ее опутали, устья речек перепеленали, не знаешь, лавируя между кольями, то ли прозрачные преграды утром выбрали, то ли их бросили вместе со снулым уловом. Сколько раз крючки-тройники наших блесен цеплялись за брошенные или потерянные в шторм сети. Вытащишь такую — смрад от гнилой рыбы на всю округу.
Н.А. Макаров сообщает, что рыболовные сети были изобретены еще в эпоху мезолита, то есть среднего каменного века. Василий Иванович Белов по этому поводу пишет: “Временной промежуток между рождением нити и ячеи был, вероятно, очень недолгим. Может быть, ячея и ткань появились одновременно, может, врозь, однако всем ясно, что и то и другое обязано своим появлением пряже. А возможно, впервые и ткань, и рыболовная ячея были сделаны из животного волоса? Тогда они должны предшествовать пряже. Гениальная простота ячеи (петля — узелок) во все времена кормила людей рыбой. Она же дала начало и женскому рукоделию”.
Сети плелись еще в начале XX в. изо льна, конопли, даже осоки. Различались волоковые сети, называвшиеся бродцами и курицами, которые катились по песчаному дну под воздействием подводного течения на круглых керамических грузилах; эти грузила и сегодня можно найти на берегу Ельмы; и ставные сети, стационарные, с тяжелыми грузами на своих концах и с железными кольцами по нижнему краю полотна. Весной в половодье сети ставили, привязывая к кольям, прямо у берега, куда подходила нереститься рыба. Наш рыбацкий капитан Виктор Алексеевич, сосед по деревне, в вёсны, когда стояла высокая вода, распускал сеть прямо на “черной” дороге-зимнике, ведущей к озеру, заходя в воду в сапогах-броднях и цепляя концы сети за ветки кустов. Так ловили наши прадеды, и эта ловля называлось ловлей “на тропках”. Обычно на противоположном берегу озера, где настоя*щее Берендеево царство, зимой вырубали и расчищали в прибрежных зарослях дорожки, по которым в половодье устремлялись косяки рыбы метать икру на травах. Тут-то ее и поджидали орудия лова.
Сегодня никто из оставшихся рыбаков на Кубенском озере не откажется от ловли сетями. Не от количества жителей зависит способ ловли, а от качества и быстроты улова. Сетью можно ловить как в сказке: “Ловись, рыбка, боль*шая-пребольшая!” Поставил вечером — утром выбрал. Можно под самый берег, можно и на фарватере. Всё зависит от желания и от погоды. И от условий крестьянского существования, когда дорога каждая минута, — хозяйственных забот полон рот.
Что касается отсутствия в культурных слоях археологических раскопок следов древних сетей, то это, по-моему, связано с тем, что сами сети целиком делались из органических материалов: ячейки вязали из волокон трав, например из простой крапивы, или, как предполагает Василий Белов, из животного волоса; в качестве грузил использовались камни, один из таких, грушевидно обтесанный, я нашел в своей деревне, или лепили кольца из глины, потом обжигали, и получались керамические грузила; поплавками служили трубки из легкой бересты. На задах красиковской бани в Коробово долгое время валялась веревочная сеть с такими берестяными поплавками. Все эти подсобные для ловли материалы со временем в земле разлагались без следа.
На Кубенском озере с XIV в. существовал лов рыбы закидными неводами. Этот вид рыбного промысла вплоть до 1952 г. являлся основным. Его принесли с собой в здешние края славяне. Это — артельный и сложный вид рыбной ловли, требовавший серьезной подготовки: и вязки рыболовных сетей, и их оснастки, и соответствующих плавсредств. Так что “колхозия” в нашей крови, только, конечно, смотря какая.
“Артели рыболовов, — пишет этнограф И.В. Власова, — называющиеся по неводам тагасами, продавали улов скупщикам, а сами редко выходили на рынок”. Такая хозяйственная практика сохранялась в Кубеноозерье до начала XX в. Местный рыбак являлся оседлым работником. Он сам, своим трудом кормил семью, не будучи связанным с отходом на побочные заработки.
В XVII в. на Белом озере имелось 112 неводов-тагасов с ежегодным уловом в 700 тонн рыбы. Данных по соседнему Кубенскому озеру, к сожалению, нет, но, очевидно, и здесь улов был немалый. Большая часть рыбы предназначалась для продажи. На Белом озере, по рукописным данным, вывоз рыбы практиковался с XIV в., а в следующем веке рыбные ловли получили монастыри, в том числе и Троице-Сергиев. Можно не сомневаться, что для монашеских трапез и в царские палаты Кремля поставлялись белозерские судаки, лещи и снетки, а с Кубенского озера везли нельму и сигов. Монахам все это богатство доставалось отнюдь не даром. Они сами считались прекрасными рыболовами. В “Житии Кирилла Белозер*ского” упоминается чернец Герман, ловивший рыбу на Сиверском озере у стен монастыря, “ничем иным, только удицей, и налавливал на всю братию”. Ловили монахи на Кубенском озере и неводами.
Рыбная ловля как основа жизнеобеспечения диктовала и порядок хозяйственного расселения. Не было ни одного устья реки в Кубеноозерье, где бы человек не жил с глубокой древности. Селились даже на небольших речках-пучкасах (отсюда название соседней с нами речонки Пучки). Из устьев рек легче выходить в бурное озеро, пережидать ненастье, здесь можно ловить на удочку, перегораживать реку езами, пользоваться другими способами ловли, вплоть до мальчишеской забавы, когда в лужах на пожнях ловили карасей и щурят.