[Евгений Тихомиров]

Почти двое суток одолевал я эти последние 40 км ломаного льда. Работать больше всего приходилось шестом, расталкивая льдины, немножко топором. Кое-где довелось и волочить «Пеллу», где спайки льда были прочные. Войти с приливом в бухту Кожевникова не успел — теперь от берега пошел встречный лед. Два часа слышу по правому борту монотонный гул. Ничего особенного, привык: гудит движущийся лед.
Через некоторое время случайно обратил внимание на вздыбившуюся на горизонте льдину. Ничего не пойму. На той стороне лед катит к морю, а эта льдинка медленно, но верно прет к берегу. Достаю бинокль. Надо же, на домик похожа! Может, кто-то на льду поставил, а льдину оторвало? Тут же эту мысль прогнал Если бы с берега его смыло, то, падая, он развалился бы. А самое главное, никакой домик против «шерсти» да так быстро не пойдет.
Снова смотрю в бинокль. Чудеса да и только: домик-то многоэтажный! Когда нас разделяло уже не больше километра, стала видна черная носовая часть морского судна. Это было первое судно, пришедшее в Хатангский залив, обогнув Таймыр, разумеется, с ледокольной проводкой. Итак, в 0 часов 30 минут 31 июля теплоход «Пионер Белоруссии» и маленькая лодка «Пелла-фиорд» открыли навигацию 1988 года со стороны моря Лаптевых.
Смотрю на могучий корпус «Пионера» и поневоле вспоминаю слова выдающегося шведского исследователя А. Норденшельда, который поете плавания своею к Берингову проливу уверенно зявил, что арктический маршрут никогда не будет пригодным для коммерческой эксплуатации. Правда, было это сказано 110 лет назад.
С приливом насколько можно продвигаюсь к поселку Косистый. оставляю лодку на суше, в том месте, где и в прилив, и в отлив разрывается лед и остается полоска воды, иду к людям. Не встречал их ровно три недели.
Пошел в село, ах с короткими голенищами — никаких речек на моей карте указано не было. Через полтора часа уткнулся в реку. Промой в ее устье узкий, но глубокий. Пошел по реке вверх, надеясь, что найду мелкое место, — бесполезно. Вернулся, разделся догола и перебрел речку. Не очень-то приятно. Хоть и разгар лета но для купаний здешний климат не подходит Во всяком случае, следующую встречную речку я далеко обходил тундрой Грибов под ногами великое множество. Смотреть на них приятно: ядрененькие, с сочной окраской. Формой — точно .акне же, как и в центре России. Но есть и разница: здесь, на 74° с. ш. грибы червивыми не бывают...
В поселок добрался к 14 часам Чистого хода это заняло три часа. Воскресенье, все закрыто. Председатель сельсовета — в Красноярске.
Все организовала секретарь. Отправил телеграммы (гора с плеч!), отметил командировку, закупил немного продуктов. Тем временем погода резко ухудшилась — налетел штормовой ветер, пригнавший дождь со снегом. Идти в такую погоду можно только по крайней нужде, а ее, пожалуй, и нет. Решил ночевать в гостинице. Познакомился с начальником местного аэропорта Виктором Павловичем. Собеседник очень интересный. Проговорили с ним до часу ночи. Не верит, что можно в это время от Тикси пройти на лодке. Пообещал пригнать, если лед позволит, сюда «Пеллу» — показать. Утром обнаружил, что бока болят: слишком мягкая была постель! Первый раз за 27 суток спал в постели. Вот они — издержки цивилизации.
1 августа. Сижу среди разноцветья на тундровой кочке у самого обрыва, делаю последние записи в дневнике, а на страницы раскрытой тетради падают снежники — температура 0°. Идет 28-й день путешествия. Только что отбушевал шторм, вода успокоилась. От льда и следов не осталось.
Невольно пришла в голову мысль о северной природе, о людях, здесь живущих и работающих. О тех. кто природу не покоряет, а давно с ней no-дружески на ты. Для коренного северянина его земля — не ледяная пустыня, а огромный мир, наделенный множеством цветов, запахов, следов, примет, родной дом, в котором жизнь кипит. как в большом городе.
Не побывав здесь, представить невозможно, чтобы, скажем, долгую полярную зиму кто-то хвалил. А ведь хвалят: «Зимой у нас прекрасно!»
Пригнал лодку в Коснстое неожиданно быстро — прилив и попутный ветерок подсобили. «Ну. давай, покажи, где моторчик?» — упрашивал Виктор Павлович, заглядывая под тент. То ли шутил, то ли говорил серьезно — я не понял. Когда пришла пора провожать меня, он собрал целую команду, в которой оказалась даже моя землячка Людмила.
Итак, за кормой «Пеллы» остались тяжелые 900 км ледовитого моря, пройденных до открытия навигации. Чтобы финишировать в селе Хатанга, предстояло преодолеть 400 км по чистой воде — по заливу и вверх по одноименной реке. Кроме традиционного противника — встречного ветра, пришлось бороться еще к с течением. Началась обычная, ставшая за годы весельных путешествий нормой, гонка, наконец-то выдались несколько долгожданных дней хорошей гребли.
И вот, не прошло и суток с той минуты, когда сделал последние гребки. — я уже в аэропорту Москвы. Вчера — холодный ветер, шум прибоя, ни гудков, ни скрежета городского транспорта, ни голоса человеческого — лишь извечные звуки необузданной стихии. Сегодня жизнь повернулась другой стороной. У выхода с летного поля осадой стоят московские автошакалы, высматривая жертву — кого бы облапошить. Лебезят, унижаются, лишь бы сорвать. В здании аэровокзала — навязчивые цыгане, в электричке на Москву — просящие «погорельцы». Как далека от этой суеты суровая простота жизни северян, лишенная мелочности.
Любопытно, что когда я сидел на перроне в ожидании электрички, то долго не мог понять необычности своего душевного состояния. Напрягал мысли, искал и никак не находил причину. Наконец осенило: шелест листвы над головой! Этого я не слышал 45 суток