Тем не менее, по пути решили зарулить на очередные незнакомые, но очень живописные острова, расположенные в Ладожских шхерах. Выглядят они просто потрясающе, гулять тут - одно удовольствие, невозможно остановиться и перестать фотографировать все подряд.
Тут мы побездельничали пару дней, после чего отправились дальше, к Крестовым островам.
Ближе к полудню погода выправилась и постепенно стало настолько жарко, что даже захотелось искупаться, чуть ли не впервые за все пребывание на Ладоге. Что я и сделала, собственно.
На Крестовых обнаружилась земляника -- вполне спелая и сладкая.
Здесь мы переночевали, а на следующий день решили переместиться в более безопасное место -- на Байевые острова, где есть бухточка, в которой можно не только спрятаться "как у Христа за пазухой", но и поймать интернет, по крайней мере в прошлом году он идеально там работал.
На Байевых Петя в очередной уже раз установил мне палаточный офис, где я крайне продуктивно потрудилась. Там мы провели еще пару дней, ожидая денег от заказчиков, но вредные заказчики, как сговорившись, задерживали выплаты и на счет не приходило ни копейки. Тем не менее, один человек наконец прислал небольшую сумму и у нас появилась возможность прикупить бензин и отправиться дальше.
Такие каменные островки всегда особенно привлекательны для чаек
Такие каменные островки всегда особенно привлекательны для чаек
В Питкяранте мы купили бензин и кое-какие продукты, но тут случилась новая напасть -- у Пети так прихватило спину, что он буквально не мог двигаться. Проблемы были и в предыдущие дни, но никогда боль не была такой сильной как сейчас.
Вернувшись из магазина, Петя просто лег в кокпите между рундуков, не в силах пошевелиться. У него прихватило спину, да так, что он только и смог по возвращении из города залезть в лодку, да там и упасть. Не менее часа он смотрел в небо и размышлял о том, когда же его, наконец, отпустит, и когда он сможет нормально шевелиться.
К счастью, в городе он купил кроме бензина мазь от спины, поэтому надежды на выздоровление были велики. Так, собственно и получилось, буквально пару дней нам пришлось постоять у Питкяранты на якоре, регулярно втирая мазь в спину, после чего боль совершенно волшебным образом затухла, а еще через несколько дней практически полностью прекратилась.
На Ладоге почему-то всегда очень яркие закаты
При первой возможности мы снялись с якоря и отправились дальше. Погода нас не баловала, но мы сильно уже задержались на Ладоге, поэтому как можно скорее хотелось двинуться дальше.
ОКРЕСТНОСТИ ОСТРОВА МАНТСИНСААРИ
По пути к Мантсинсаари погода испортилась, поэтому нам пришлось найти более-менее безопасное место в одном из заливчиков. Остров мы особо не обследовали, побродили лишь чуть-чуть по берегу. Не сказать, что тут сильно живописные места, гулять по ним -- особо не тянуло. Здесь мы постояли буквально день.
После Мантсинсаари мы отправились на юг, но погода окончательно испортилась, что нам в очередной раз подкорректировало планы. Вставать пришлось в неудобном месте, буквально где придется -- в одном из первых попавшихся безопасных заливов. Там мы за пару дней переждали сильный ветродуй и дальше без каких-либо непредвиденных остановок добрались до Свири.
ЮЖНАЯ ЧАСТЬ ЛАДОГИ
В этой части Ладоги мы еще не бывали, однако, не можем сказать, что она сильно нас восхитила. Да, природа тут вполне приятная, но с севером Ладоги, конечно, не сравнить. Тем не менее закаты тут, отчего-то, оказались просто потрясающими.
Закат разлился на пол неба
Один из сумасшедших закатов проводил нас, оставив напоследок крайне приятные впечатления от озера, после чего мы после двух недель крайне неторопливого путешествия покинули Ладогу и отправились к новым неизведанным местам.
Концепция путешествия в этот раз получилась совсем не такой, как раньше: зарабатывать на поездку нам пришлось прямо в походе.

БЕЛОЕ МОРЕ: ОТ БЕЛОМОРСКА ДО ГУБЫ ВОНЬГА
 

Переход по Беломорью на лодке это очередной этап водных приключений.
http://sevprostor.ru/expeditions/ot-...uby-vonga.html
БЕЛОЕ МОРЕ: ОТ БЕЛОМОРСКА ДО ГУБЫ ВОНЬГА
Я опустил за борт руку, обмакнул ее в бурлящую воду и облизал палец. Вода по-прежнему была пресной, хотя и Беломорск отсюда уже виднелся как какая-то невразумительная куча построек, а шлюза, из которого мы вышли полчаса назад, было не различить. Да, внутренне я ликовал. Теперь мы в море, мы на свободе!
С погодой нам очень повезло. Ветра почти не было, светило солнце, и несмотря на то, что уже наступила середина сентября, стояла такая теплота, что мы разделись до футболок. Наша лодка в данный момент подползала к воображаемому краю подробной навигационной карты, и дальше начинался лист с меньшим масштабом. Поэтому я предпочитал держаться подальше от берега, по широченной дуге огибая Выгнаволок.
Сейчас как раз шел отлив, и слева от нас обнажались камни, окружающие далекие луды. Постепенно мы повернули к северо-западу.
де-то впереди виднелись острова Кузова. Мы же решили направиться к острову Нохкалуда, до которого отсюда оставалось еще километров двадцать. Дело в том, что углубляться в шхеры, не зная точно характера дна, мне не хотелось, а эти лудки, к которым мы шли, стояли в море обособленно, между ними можно было в относительной безопасности встать на якоре, ну и просто, наконец, вылезти на сушу на большом и абсолютно пустом острове.
Солнце неуклонно катилось к горизонту, и ветер совсем затих. А мы, будто бы вися в пространстве и никуда не двигаясь, по-прежнему пребывали в эйфории. Да, это море. Теперь соленое и настоящее. Два года мы не были на море, и уже три – не ходили по нему на лодке. Да и лодка – она ведь тоже предназначена именно для моря, и вот, сейчас она впервые попала в его воды.
Вода, кстати, здесь стала абсолютно прозрачной и сероватой. В воздухе ощущался такой приятный и родной запах йода и сероводорода. Мы сделали это! И пусть ничего сложного не было во всем пройденном пути, но как непрост он оказался в целом, если смотреть с момента начала постройки нашей «Амдермы». За этими размышлениями время пролетело незаметно. Наша цель находилась уже совсем близко, движение лодки стало ощутимым, я разглядывал острова. К моему удивлению, между Нохкалуд обнаружилось очень сильное течение. Даже на полном газу мы еле-еле продвигались между двух каменных круч, высившихся по сторонам.
Сами острова тоже вблизи выглядели совсем не так, как представлялось сначала. Воображение рисовало нам лес, характерный для Карельского берега, но Нохкалуды оказались действительно настоящими лудами, то есть огромными каменными куполами, поросшими травой. Лишь кое-где можно было заметить жидкий кустарник, но в основном острова состояли из слоев какой-то породы и куч булыжника.
Постепенно мы преодолели пролив, и далее, между трех луд из этой группы, я заглушил мотор. Наташка отдала якорь. Глубины под нами было метров 10, если судить по якорной веревке. Течение тоже присутствовало, но не такое сильное, как в проливе. Я отдал на всякий случай и второй якорь, после чего мы все вместе с собаками собрались на сушу.
Конечно же, ветерок по-прежнему слегка тянул с северо-запада, да и течение того же направления никуда не исчезло. Поэтому грести на надувной байдарке с одним лишь веслом мне было исключительно сложно. Тем более, оказалось, что остров, до которого мы сейчас пытались добраться, имел явно большие размеры, чем нам казалось с лодки. Теперь-то я мог оценить истинные масштабы этого каменного бугра торчащего из моря. Видя плавник, лежащий на булыганах возле воды, я понимал, что этот остров просто огромен, а тот, что располагался слева от нас – имел вообще какие-то циклопические размеры. Постоянно вертящаяся байдарка выводила меня из себя, но проявив немного терпения я все-таки догреб до берега. Собаки тут же выскочили и унеслись вперед, скрывшись за ближайшими валунами, а мы с Наташкой вылезли, уже не торопясь.
Я вытянул лодку на камни и оглянулся. Тримаран со светящимся над ним клотиковым огнем на фоне здешнего окружения казался просто спичкой, колыхающейся на воде. Страшно было подумать, что его удерживают на месте только две нитки якорных веревок, и случись что – течение унесет его неизвестно куда. Также я подумал о том, что в случае ухудшения погоды, например, добраться на надувнушке до трима будет просто нереально сложно. Но погода стояла совсем тихая. Мы разбрелись каждый по своим делам. Я надеялся встретить тут какую-нибудь дичь, а Наташка охотилась за хорошими фотографиями.
Первым делом я, конечно, отправился к вершине острова. По крутому подъему я пробирался между больших камней, где-то перескакивал, где-то карабкался. Все это длилось очень долго, но в конце концов, я оказался наверху. Опять посмотрел на тримаран, который как ни в чем не бывало покоился вдали; окинул взглядом окружающее пространство, испещренное другими островами.
Те самые попсовые Кузова, судя по всему, имели такое же устройство, как и наши Нохкалуды, и я даже затруднялся представить себе, каковы вблизи эти округлые каменные кучи. Прямо-таки какой-то космический масштаб. Я обошел вершину острова кругом, понял, что ничего интересного тут нет, и отправился обратно на спуск, по которому сейчас сюда забиралась Наташка.

Программа, рассчитывающая приливы, VXTide, показывала, что выйти нам нужно с самого сранья, чтобы успеть подойти к Рабочеостровску по отливу. Я, конечно, понимал, что применительно к Белому морю, в котором вообще все очень сложно, данные расчеты могут быть очень неточны, но, тем не менее, рано утром мы вышли.
В Рабочеостровске нам предстояло затариться продуктами и топливом на весь остальной путь до Архангельска вокруг Белого моря. Наташка предполагала немного поработать сидя в лодке, а я предвкушал сложный день, который весь будет посвящен постоянной беготне туда и сюда, поискам такси, магазина, и тому подобных хлопот. Я решил идти напрямик, южнее Якострова, так как у нас имелась подробная карта подходов к порту.
При приближении к Рабочеостровску стало понятно, что воду мы упустили, и сейчас она стремительно уходила из залива, струясь между островов. Но я безоглядно доверился карте, на которой значились даже отдельные камни, лежавшие в нужных местах и в реальности. Такая точность вселяла в меня уверенность в благополучном исходе, и мы аккуратно пробирались среди мелей к более-менее глубокой Кемской Салме.
Уже как на ладони просматривался поселок, виднелась и сама Кемь, но туда, опять же, судя по карте, пройти по такой воде не получится. А если и получится, то там можно ненароком и застрять до следующего прилива. Поэтому, едва вырвавшись из узких опасных проходов, я тут же повернул в лодку чуть правее, куда-то в серединку между причалом и виднеющимися домами. Там просматривались тоже какие-то постройки, и стояла на осушке пара лодок, очень характерных серых местных карбасов.
Я в тот момент еще не осознавал, насколько карбасы тут популярны, но за сегодняшний день в окрестностях я повстречал уже две такие лодки. Я размышлял о том, что может, тут вообще какой-нибудь рыболовецкий колхоз? Все это было жутко интересным, и я наделялся разузнать что-нибудь о местном мироустройстве, когда окажусь в поселке.
Аккуратно встать на якорь в салме при отливе, не зная здешних особенностей, представлялось сложной задачей. Течение из залива так и перло, норовя оттащить нас куда-то на середину. Переставляя так и сяк кормовой якорь, натягивая веревки по-разному, минут через десять, я все-таки добился желаемого. Тримаран встал надежно и неподвижно. Носовая веревка собрала на себя большую бороду из водорослей, корпус тоже облепило разным мусором. Настало время собираться в город. Я сложил в байдарку все наши шесть канистр, и один газовый баллон, затем кое-как взгромоздился на эту кучу. Наташка пожелала мне удачи, и я погреб к обсохшему карбасу.
По пустырю, упиравшемуся в недалекие кусты, гулял человек с собакой, впереди виднелся лодочный гаражик. Байдарка уткнулась в нашу, и мне пришлось вылезти в эту хлюпающую грязь, чтобы дотащить все содержимое до пляжа. Несешь пару канистр, возвращаешься, несешь еще пару, опять возвращаешься, и так до победного конца.
Я подвязал лодку к валявшемуся там бревну, сложил канистры в кучу, огляделся вокруг. Одна тропинка шла в кусты, к тому пустырю, а другая — к гаражу. Я сперва выбрал не ту, и, продравшись через заросли, оказался на пустыре. Куда с него идти дальше, я не знал, и решил попытать свое счастье возле гаража. Дело в том, что я вообще не представлял, где я нахожусь. Мне требовались какие-то ориентиры для вызова такси.
За гаражом обнаружилась улица, которая, проходя между огородов, привела меня к многоквартирному дому с адресом. Напротив дома стояли бочки и бидоны, подписанные фамилиями и номерами квартир. Очень интересно! Видимо, питьевую воду здесь привозят централизованно, а в водопроводе она, надо полагать, какая-то неправильная. Ну что же? Теперь придется вернуться обратно на пляж, и в несколько приемов тащить сюда все свое барахло.
Когда мы отъезжали от заправки в городе, спустя полтора часа, то, беседуя с водителем, я параллельно пытался вспомнить, как мы тут ехали в 2007 году. Тогда мы с Наташкой отправлялись в наше первое морское путешествие на байдарке и так же ехали с вокзала на такси. Вспомнить не получалось, я не узнавал вообще ничего. Собственно, об этом я водителю и рассказывал. Он все это слушал с явным интересом, и, в свою очередь говорил о своих походных и рыболовных похождениях. Говорил и про погоду, что, мол, лета-то, считай, и не было, и что нам страшно повезло сейчас попасть сюда именно в это время, когда не льет дождь, не дует ветер, и светит солнце. «Это, видимо, все сместилось, будто на месяц», — продолжал водитель, — «вот август совсем плохой был, а сейчас, как в августе».
Беседа сворачивала то туда, то сюда. Мы двигались обратно к Рабочеостровску, шлепая колесами по трещинам в асфальте. Справа показался какой-то полностью обсохший залив — видимо, вода до сих пор еще уходила, и возле самой дороги в этом заливчике стояли прямо на литорали лодки. Те самые серые карбасы, построенные все по одному проекту, крашеные одинаковой краской, и отличающиеся лишь небольшими деталями. «Это у вас тут что, колхоз какой-то на таких лодках работает?», — наконец спросил я. «Да нет, какой колхоз? Просто лодки», — ответил мне водитель.
Оказывается, где-то здесь есть некая мастерская, в которой строятся такие вот традиционные карбасы. Они изготавливаются из досок и имеют классические обводы. Ставят на них как подвесные, так и стационарные моторы. Почему все они имеют одинаковый цвет, для меня оставалось загадкой, но эти лодки мне очень нравились. Вообще, признаться честно, я нигде больше такого не видел, чтобы подобные народные посудины изготавливались централизованно, одним мастером, и в таких количествах приобретались местным населением. Это очень радовало меня, так как поморский карбас, по-моему, не просто некое утилитарное изделие, но и элемент здешней культуры. Слава богу, что такие вещи до сих пор приносят людям пользу. На этом мы приехали к тому месту, где я садился. Общение заканчивалось.
Для меня же начиналась очередная бесконечная челночная переноска канистр от дороги на пляж. Только теперь они были тяжелыми, и носить их приходилось по одной. Отнесешь канистру на двести метров, поставишь, вернешься, потащишь следующую. Все это продолжалось бесконечно долго. Газовый баллон так и остался пустым, ибо, как сказал мне таксист, газовая станция для бытовых баллонов находится только в Сегеже. Ну да ладно, в другом баллоне еще что-то оставалось. Постепенно вся эта канистренная куча передвигалась все ближе и ближе к пляжу. Еще пол часика, и я таскал бензин, уже скользя сапогами по няше, составлял у кромки воды, и неизменно возвращался на берег.
После того, как топливо оказалось на лодке, настала очередь продуктов. У местных я выяснил, что один магазин есть прямо тут, но он закрыт на обед, а другой – находится по дороге в Кемь. Конечно, я отправился в открытый, но идти до него оказалось не близко. Покупая там блок сигарет, я подумал, что таскать продукты отсюда, пожалуй, будет нелегко, поэтому, отправился обратно.

Ветер раздул ночью. Вся лодка прямо-таки загудела. Забарабанил по крыше дождь, застуч
 

И действительно, к тому моменту как я оказался у большого деревянного дома, в котором располагался здешний магазин, возле дверей собралось несколько человек, ждущих открытия. Через пару минут там внутри что-то зашевелилось, и двери со скрипом распахнулись. Зашевелились и ожидающие, а радостная продавщица затараторила что-то вроде «Ой, а я смотрю, ктой-то там стоит? А уже времени-то, времени – пять минут четвертого! Не заметила, как прошло». Я пропустил всю публику вперед и вошел последним, доставая из кармана длинный список продуктов.
Собственно, шопинг тут оказался до безобразия простым. Мне даже не потребовалось ничего делать. Когда я начал мямлить что-то из списка, то у меня попросили говорить яснее и по порядку. Продавщица извлекала из разных мест нужные мне товары, все найденное вычеркивалось. Работницы магазина явно были привычны к таким покупателям. Меня сразу же спросили, не на море ли я собрался, и я тогда понял, что никого здесь не напрягаю такими долгими и нудными покупками. Продуктов набралась изрядное количество. Все это я не смог бы утащить за раз. Мне выдали пару коробок, ящик и мешок. И снова я принялся таскать эти богатства. Сначала коробку. Потом другую. Потом мешок и ящик. Я распрощался с радушными продавщицами, вышел на улицу, и по уже привычному маршруту направился к пляжу.
Так получилось, что всю дорогу я шел параллельно паре местных рыбаков, которые обсуждали свои рыболовные дела, шутили друг над другом, и косились при этом на мой мешок и заляпанные грязью бродни. Они тоже все явно понимали, и я прямо чувствовал на себе их любопытство. Но они его тщательно скрывали и продолжали матерно и весело общаться. Один шел пешком, таща деревянный ящик с сетью, а другой катился рядом на старом велосипеде, подкалывая товарища. Иногда оба они начинали громогласно ржать, и я от этого всего опять начал испытывать какое-то непонятное удовольствие.
Следующим утром я вылез из каюты и огляделся. Окружающее пространство полностью скрывалось в тумане. Стояла полнейшая тишина, и сперва можно было вообще не понять, где же мы находимся. Но стояли мы между островов Горелых, неподалеку от Рабочеостровска. В еле-видные очертания этих островов сейчас то проявлялись в тумане, то исчезали опять. Над всем этим светило солнце, но тут внизу было холодно и промозгло. Но местечко оказалось явно неплохим.
Вчера вечером мы пришли сюда уже в сумерках, и стоило нам спрятаться за один из островов, как Рабочеостровск пропал из виду, и стало казаться, будто мы совсем одни во всем белом свете. Зато тут прекрасно работал быстрый интернет, острова защищали нас от любых неожиданностей, и Наташка решила, что мы будем стоять здесь еще три дня, пока она будет работать, а я займусь какими-то хозяйственными делами. По прогнозу значилось, что как раз спустя три дня на море начнется шторм, и к этому времени мы перейдем в губу Калгалакшу, где пару дней переждем непогоду и отправимся дальше.
После завтрака туман немного рассеялся. Мы все вместе отправились на ближайший из островов. Надо сказать, что Степа вчера уплыл туда самостоятельно, поэтому в байдарке было посвободнее. Наташка сидела в обнимку с Севой, а я – с бензопилой и топором.
Едва мы достигли гладких камней Горелого, как Сева тут же унесся обследовать остров, по своему обыкновению; Наташка убрела куда-то, чтобы пофотографировать цветочки, а я выволок байдарку повыше на сплошной камень, взял пилу, топор, и двинулся к залежам плавника. Наконец-то у нас будут нормальные дрова! Без смолы, без влаги. Чистая энергия, голимый углерод! Вряд ли кто-то будет спорить с тем утверждением, что плавник – это самое лучшее на свете печное топливо. Он еще и пахнет очень приятно.
Вечером от тумана не осталось и следа. Я пилил бревна на крошечные чурки, потом колол их на еще более крошечные полешки. Затем отвозил их сюда – они теперь лежат в кормовом трюме, заполняя его чуть ли не до верху. Потом мы еще немного погуляли.
Позднее Наташка работала, а я видел, как на остров прилетело стадо казарок, и пытался за ними охотиться, но что-то пошло не так, и я вернулся ни с чем. С этими казарками вообще была сплошная неудача: я увидел их с лодки, сплавал на остров, и долго-долго подбирался к ним, прячась за кочками. Подполз на выстрел, поднялся и шмальнул пару раз из двухстволки, по сидячим. Все было как на стрельбище – но оба раза почему-то промазал. Бывают в жизни огорченья!
Ну а теперь вечерело. Я пихал в печку свежие полешки, мы пили чай. Торчать тут оставалось еще пару дней. Я уже начинал мучиться бездельем. С охотой мне явно не везло; рыба, как обычно, не ловилась; на лудах не было решительно ничего интересного.
На следующий день я бесцельно бродил по другому острову, такому же пустому и скучному, как соседний. Да, тут было красиво, но эта красота быстро приедалась. На островке имелись какие-то остатки старых строений, но и они особенного интереса для меня не представляли: непонятная стена длиной метров тридцать, сложенная из булыжников, и явно, очень упорными людьми, и основание то ли от палатки, то ли от сарая, в середине которого валялась проржавевшая труба от буржуйки. Больше я не видел ничего примечательного.
Так мы перешли в новый день, во второй половине которого тронулись по направлению к Воньге. Наташка доделала всю имевшуюся работу, все отправила. Больше нас ничего не держало. Практически по зеркальному морю мы двигались вперед, ведомые навигатором, даже не видя, куда именно мы идем. Опять пошли воспоминания о том, как где-то в этих же местах мы шли на байдарке в седьмом году, и только лишь знакомились с морем. На карте я видел знакомые названия, а время неспешно уходило. Так мы очутились в губе Поньгоме, неподалеку от деревни Кузема, пересекли ее, и аккуратно забрались в самый дальний ее угол, в губу маленькой речушки, отгороженную от остального мира несколькими островами. На берегу я заметил чей-то крупный лагерь и несколько огорчился, так как не рассчитывал встретить тут людей. С другой стороны, мы оба как-то не были расположены к прогулкам, и просто встали на два якоря подальше от берега, чтобы никому не мешать. Степа тут же спрыгнул в воду и был таков, но я по этому поводу даже не злился, так как знал, что весь следующий день мы простоим тут же. Тем более, что в этом месте ловился куземский Интернет, я скачал свежий ГРИБ, увидел ожидающуюся погоду, и полностью на этом успокоился.
Ветер раздул ночью. Вся лодка прямо-таки загудела. Забарабанил по крыше дождь, застучала в борта рябь. Но мы были готовы к непогоде, надежно защищены губой, и все это нисколько нас не напрягало. Хотя ветер раздувал очень неслабо. Утром я сходил за водой, как раз к речке, где лагерь и стоял. Там, как оказалось, жили какие-то туристы с надувными мотолодками, Степа, естественно, побирался у них. Мы немного пообщались, я наполнил бутылки водой. Возвращаться на тримаран против ветра было тем еще развлечением, но я справился.
Так и проходили наши дни на море. Мы опять переночевали, а утром вдруг решили, что нам пора идти. Следующей целью была избрана Гридина губа, то место, где закончился наш поход 2007 года, и откуда мы теперь собирались перейти на Терский берег, примерно в те места, где финишировали в 2008.

Из-за критического снижения уровня воды в Куйбышевском водохранилище стали доступны в
 

Вот еще один предельно яркий пример того, к каким страшным последствиям, а именно к тотальному обмелению рек приводит молчаливое беспринципное соглашательство с безответственной политикой нашего чиновничества в сфере водного транспорта и судоходства наших нынешних чиновников. Если такая позиция не изменится и не будут продуманы и приняты безотлагательные меры по спасению рек, то нам с вами грозит крах полный и судоходству в целом и яхтенному туризму в частности.....!
https://www.tatar-inform.ru/news/201...zen.yandex.com
Организованный туризм в этом месте невозможен из-за угрозы жизни и здоровью.
(Казань, 15 мая, «Татар-информ»). Из-за критического снижения уровня воды в Куйбышевском водохранилище стали доступны входы в Сюкеевские пещеры на правом берегу Волги, в 15 км ниже впадения в нее реки Камы. О возможности их свободного посещения в связи с тотальным обмелением татарстанских водоемов сообщил на своей странице в соцсети Facebook казанский журналист Анвар Маликов.
«Благодаря нынешнему аномальному обмелению Волги и Камы и @Сергей Головин, командору @Мобильные краеведы Татарстана, мне открылись не только пещеры, но и десятки метров бывшего дна. Редкая возможность запечатлеть живописные виды и минеральные породы (твердый, блестящий гипс, больше похожий на кварц, голубая глина…). Обрывы похожи на слоеные торты – по слоям можно изучать геологическую историю Земли. Где тут юрский, где меловой периоды…», – написал пост к сделанным несколько дней назад в пещерах фотографиям пользователь.
На данном изображении может находиться: один или несколько человек, океан, пляж, на улице, природа и вода
Как напомнил Анвар Маликов, про Сюкеевские пещеры (на татарском языке – Сөйки мәгарәләре) в интернет-источниках пишут в прошедшем времени: они были открыты в XIX веке и доступны до 1958 года. С заполнением Куйбышевского водохранилища их затопило, некоторые со временем разрушило прибоем, в другие можно было заплыть на лодке, наблюдая гипсовые стены и доломитовый потолок.
«Общая длина пещер, говорят те, кому удалось вернуться из недр, – сотни километров. Но нам углубляться что-то не захотелось. Изнутри открывается великолепный вид на противоположный берег Волги – как раз на город Болгар. Говорят, замечательное зрелище ночью, когда там включается ночная подсветка. Кстати, расстояние между берегами в этих местах доходит до 40 км», – поделился впечатлениями Анвар Маликов, напомнив, что побывать здесь можно до начала июня, когда, по словам специалистов, водохранилище снова будет заполнено.
На данном изображении может находиться: на улице
При этом он предупредил, что «организованный туризм этому месту не светит – здесь очень опасно». «Высоченный обрыв постоянно обрушивается – от него отваливаются и массы шириной в десятки метров, и отдельные глыбы. Поэтому громко разговаривать нельзя. На фото видно, что некоторые пещеры завалило оползнями», – предостерег он тех, кто заинтересуется возможностью посетить Сюкеевские пещеры.
В феврале этого года, как сообщало ИА «Татар-информ», в Геологическом музее КФУ состоялась презентация книги Алексея Гунько «Пещеры и подземелья Татарстана». В ней автор рассказал в том числе и о Сюкеевских пещерах, затопленных Куйбышевским водохранилищем и представляющих интерес для спелеологов. Кроме того, автор книги сообщил тогда об идее открыть в антропогенных пещерах Сармановского района РТ – шахтах XVIII века первого в России музея рудодобычи.
Подробнее: https://www.tatar-inform.ru/news/201...zen.yandex.com

погибла икра щуки и плотвы. Сейчас под угрозой нерест карповых видов. И на восстановл
 

И еще один печальный и скорбный материал о плачевном состоянии природоохраны в Куйбышевском водохранилище. Я не знаю какими словами охарактеризовать действия чиновников допустивших гибель рыбы вредительством или головотяпством, хотя в принципе это одно и то же....
Вот одно только свидетельство: "..Бывалые рыбаки утверждают, что уже погибла икра щуки и плотвы. Сейчас под угрозой нерест карповых видов. И на восстановление водно-биологических ресурсов уйдет 2-3 года..."
https://www.vesti.ru/doc.html?id=314...from%3Dspecial
16 мая 201900:08 Ирина Шмыгова
Ульяновску грозит экологическая катастрофа
Ждали весеннего потопа, а получили засуху. Уровень воды в Куйбышевском водохранилище очень низок. Причина в том, что готовясь к обильному паводку, воду сбросили. А наполнения реки не случилось, наоборот наблюдается обмеление Волги.
Настолько мелкой Волги жители Сенгилея не помнят последние 65 лет. С тех пор как появилось Куйбышевское водохранилище. Раньше на набережную они приходили любоваться красотой своего залива. Теперь вода из него ушла. В соседней Шиловке картинка еще засушливее и унылее.
"На Куйбышевском водохранилище в настоящее время складывается необычная, но вполне штатная, ситуация. Весной была произведен сброс водохранилища, чтобы принять все ожидаемые воды, затем был осуществлен специализированный попуск в низовья Волги, но не было пикового притока, и уровень опустился ниже ожидаемого", — пояснил Александр Епифанов, главный специалист отдела водных ресурсов по Ульяновской области Нижневолжского водного бассейнового Управления.
По официальным данным уровень воды ниже нормы на целых 3 метра. Эта разница и оголила волжские заливы, в которых в это время должна нереститься рыба. Юрий Дмитриев и Наиль Абитов рыбаки-любители со стажем, они в шоке от того, что сейчас происходит на Волге.
"У рыбы сейчас нет возможности нормально отнереститься, нет доступа к камышу, где она откладывала икру раньше. Поэтому в этом году, нерест пропал, прошел вхолостую, я не знаю, куда она отнереститься в таких условиях", — рассказал Наиль Абитов, рыболов-любитель.
Бывалые рыбаки утверждают, что уже погибла икра щуки и плотвы. Сейчас под угрозой нерест карповых видов. И на восстановление водно-биологических ресурсов уйдет 2-3 года.
"Возможно, в последующем пострадает численность рыбного стада, эксперты об этом говорят и именно поэтому Ульяновской областью были подготовлены обращения в федеральное правительство о том, что зеркало воды надо поднимать", — доложил Дмитрий Федоров, министр природы и цикличной экономики Ульяновской области.
Кроме Ульяновской области в подобной ситуации оказались Татарстан и Самарская область. Эти регионы объединены Куйбышевским водохранилищем. Федеральное агентство водных ресурсов ограничило размер сброс воды из хранилища. Уже сейчас уровень воды в Волге начал повышаться ежедневно на 4 см. К 20-му мая критическая ситуация, по прогнозам экспертов, останется в прошлом. Нерестилища покроются водой, и к этому моменту в них зайдет лещ, основная для этого участка Волги, рыба. Кстати, по наблюдениям ихтиологов он уже начал откладывать икру в русле реки.

«Это экологическое бедствие»: чем обернется обмеление Волги после весенних сбросов во
 

Еще один материал. посвященный экологическому бедствию -обмелению Жигулевского моря-Куйбышевского водохранилища. Удивительно лишь,, что чиновники ни чем не проявляют своей тревоги,.. Впрочем возможно. что чиновников такая ситуация и не тревожит совсем. Не слышно и мнения ученых мужей о том, что делать, чтобы преодолеть пагубные последствия такой ситуации и не повторить ее в будущем.
Так что же остается нам действительно уповать лишь на Божию помощь и дожди?
https://www.samara.kp.ru/daily/26976...zen.yandex.com
«Это экологическое бедствие»: чем обернется обмеление Волги после весенних сбросов воды
«Это экологическое бедствие»: чем обернется обмеление Волги после весенних сбросов воды
Рыбе негде нереститься, мальки погибают, еще не родившись. Люди же стремятся извлечь из ситуации пользу: например, в Казани взялись искать клад на мелководье
Берега Волги у Тольятти сильно обмелели Берега Волги у Тольятти сильно обмелели
Из-под воды показались кости, драгоценности и целые города
Уровень воды в Куйбышевском водохранилище у Тольятти упал до слишком низких отметок. Если в прошлом году в это время высота воды была на уровне 52 метров, то сейчас она снижается с каждым днем и на 15 мая составила всего-то 49-50 метров. Такая же ситуация наблюдается у берегов Ульяновска, Казани. Волжские берега обнажились на сотни метров. В Казани перенесли открытие речного сообщения, около Тольятти из-под воды чуть уже не показался затопленный Ставрополь-на-Волге, город, на месте которого и образовалось водохранилище. По крайней мере, кости уже нашли около памятника Василию Татищеву на берегу «Жигулевского моря».
- Ушла вода и показались кости. Скорее всего человеческие. Здесь же было кладбище раньше, его размывало с самого начала затопления Ставрополя. Мы еще детьми ходили купаться и скелябриков из костей собирали… А сейчас ужас… - признаются горожане.
В Казани жители надеются на находки посолиднее. Горожане с кладоискателями едут в Дальнее устье, куда раньше по преданиям заходили корабли с сокровищами Российской Империи.
Но самые большие опасения у рыбаков: если открытия речных перевозок можно подождать, то вот рыбы нерестятся по расписанию. А сейчас это делать просто негде.
- Конечно, низкий уровень воды – это просто экологическая беда. Для нереста рыба должна выходить на мелководье, а таких нерестилищ нет. Значит, водные ресурсы явно будут «ополовинены». Есть и другие проблемы: вода в обмелевшем водохранилище прогреется раньше, зацветет – а водоросли ведь отнимают у рыб кислород, - считает заведующий лабораторией проблем фиторазнообразия Института экологии Волжского бассейна РАН Сергей Саксонов. – Получается, нам было дано строго отведенное количество воды, ресурса, а мы его разбазарили, и пополнить неоткуда. В городах уже приходится вводить экономный режим расхода воды. И никто не отвечает на вопрос, почему же так получилось.
Главный русский вопрос «кто виноват» в обмелении Волги сейчас не задает только ленивый. И конкретного ответа на него нет. Понятно только, что отлаженный механизм сбросов воды для равномерного распределения по всей территории Волжского каскада дал сбой.
В Тольятти даже устроили совещание при главе города Сергее Анташеве. Главный вопрос: почему такие сбросы?
В Тольятти берег Волги ушел почти на полкилометра.
- Мы должны заботиться о качестве воды для тольяттинцев в первую очередь, - отметил глава Атограда.
Стоит сказать, что все жалобы возымели действие – программу скорректировали.
- В соответствии с указанием Федерального агентства водных ресурсов (Росводресурсы) на Жигулевской ГЭС закрыли водосливную плотину. Пропуск воды через гидроузел производится через гидроагрегаты. С 15 по 16 мая Жигулевская ГЭС в соответствии с указаниями Росводресурсов будет работать со среднесуточными расходами 10000+300 м³/с, - сообщили на Жигулевской ГЭС.
При этом хороших новостей по пополнению Куйбышевского водохранилища нет: если среднемноголетняя величина притока в него из-за дождей и таяния снега составляет 4380 кубометров в секунду, то в мае 2019 года она составит, по прогнозам Тольяттинской гидрометобсерватории, всего 3100-3900 кубометров в секунду.
Каждый год в конце зимы – начале весны Федеральное агентство водных ресурсов составляет для всех гидроэлектростанций Волжского каскада техзадание по сбросам.
- Есть четкий график таких сбросов, все расписано по дням, ни превысить, ни снизить их самостоятельно мы права не имеем, расчеты проводятся в целом, поэтому чье-то самовольство будет практически преступлением, - объяснили нам представители Жигулевской ГЭС.
А вот почему именно таким было техзадание – непонятно. Эксперты предполагают, что ошибка вкралась в расчет или изначальные измерения. Получается, в агентстве ожидали гораздо большего притока, чем был на самом деле. Да, зима была снежная, снега было много, но при этом земля практически не промерзла. Талые воды впитались в землю, хорошо увлажнили ее. А вот пополнить водохранилище не смогли.
По данным директора тольяттинской гидрометобсерватории Надежды Карпасовой, на 13 мая уровень воды у Тольятти в Куйбышевском водохранилище ниже нормы на 2 метра. А прогнозируемая приточность ниже нормы на 10-15 градусов. Так почему же при таких условиях все же были даны такие высокие цифры по сбросам? Практически всю нужную в верховьях воду отправили вниз, в Волжско-Ахтубинскую пойму, о которой заботятся каждый год. Было ли так задумано? В самом ФАВР говорят, что имела место ошибка синоптиков – неправильный прогноз.
По Усе можно ходить как посуху.
- Ожидали большого паводка, чтобы не создать угрозу подтопления, разработали нормы сброса. На самом деле уровень паводка оказался гораздо ниже, - пояснили в агентстве.
- Я вижу здесь некое стечение отрицательных обстоятельств, явлений. Все совпало: растаявший снег не дал притока воды, осадки задержались. Все связано. Это первый звоночек о том, что все наши действия по отношению к природе выходят нам отнюдь не тем боком, как мы ждали, - говорит Сергей Саксонов. – Когда строился каскад водохранилищ, преследовалась цель обеспечить судоходство по Волге, иначе сделать это было невозможно. Какое-то время работал план по обеспечению нужным количеством воды всей территории рядом с великой русской рекой, но теперь идет сбой. Возможно, это фатальная ошибка. Хотелось бы, чтобы за нее кто-то ответил. Еще хуже, если это некомпетентность специалистов.
В любом случае, эксперты теперь сходятся во мнении, что уповать осталось только на природу и… дожди.

мы вас не можем пропустить».
 

Продолжим описание водных путешествий на тримаране Сегодня представляем Вам описание перехода по Беломорканалу.
Это описание архиполезно и для новичков,как практическое пособие для начинающих судоводитлей-любителей и для ветеранов.....
http://sevprostor.ru/expeditions/ot-...morkanalu.html
ПЕРЕХОД ПО БЕЛОМОРКАНАЛУ
Когда в Повенецкой губе мне, наконец, удалось связаться с работницей первого шлюза, в эфире тут же появился диспетчер движения, который начал задавать стандартные вопросы о маршруте, судовладельце и тому подобном. Работница шлюза при этом поторапливала меня, чтобы я подоспел к ним вместе с попутным буксиром — он, как было видно, уже подходил к самым воротам камеры. Но тут диспетчер движения задал самый главный вопрос: «А атлас-то у вас есть?»
Я читал ранее, что на Беломорканале нужен четвертый том атласа Единой Глубоководной Системы РФ, но его у нас, конечно, не было. Нет, я заранее скачал его в электронном виде, но чувствовал, что это может не прокатить. Поэтому во мне в тот момент боролось желание соврать, что атлас имеется и страх, что меня все-таки где-то проверят, и когда пятого тома при мне не обнаружится, то как-нибудь накажут. Да, я честно ответил, что атлас, мол, только в электронном виде, на что получил ответ вроде «увы, но мы вас не можем пропустить». На мой вопрос, что же нам делать, мне ответили, что это не проблема, и вы можете купить эту несчастную книжку хоть прямо сейчас, в Повенце, за 4300 рублей.
Мы с негодованием проводили взглядом буксир, скрывающийся в камере шлюза, и замедлили ход. Наташка, естественно, была недовольна, говорила, что я мог бы и соврать, и вообще. К счастью, деньги на покупку у нас были, и хоть потеря 5000 рублей сейчас казалась нам почти фатальной, но желание поскорее попасть в канал – все перевешивало. Я спросил у диспетчера, где мне подойти к городу, и он на словах объяснил мне, что, де, вот тут где вы, чуть левее, судовой ход, идите, не бойтесь, там причал. Ворота шлюза затворились за попутным буксиром, и тогда мы подумали, что возможно, в связи с очень малым судоходством на Беломоро-Балтийском канале, мы застрянем тут надолго.
Полчаса спустя я вылез из тузика на пляже в бухте повенецкого причала, заставленного ржавыми пароходами. Притулил байдарку рядом с парусной шхуной, сделанной из алюминиевой шлюпки, и направился по асфальтированной дорожке куда-то туда, где должен находиться сам город. Когда я проходил ворота порта, то от меня шарахнулась местная пугливая собака, что-то искавшая в кустах. Чуть попозже, когда уже стали видны дома, я услышал где-то справа от себя характерный звук, и спустя мгновение, с примыкающей грунтовки показался зеленый колясыч М67-36. На сердце как-то сразу потеплело. Мотоцикл унесся в недра Повенца, а я продолжил свой путь, думая о том, что первым делом мне надо отыскать сберкассу.
Сберкасса, к счастью, нашлась быстро. Я успел в нее уже, можно сказать, после закрытия, так как на табличке время работы значилось с девяти до часу. Я же очутился тут чуть ли не в полвторого. Но там меня приняли и без проблем выдали мне с карточки деньги, даже несмотря на то, что карточка принадлежала Наташке. Слава богу! Когда я покинул помещение, то оказалось, что и Управление канала находится прямо в следующем же доме. Я скорее поспешил туда.
На первом этаже дома обнаружилась вахтерша, которая направила меня на второй этаж, в диспетчерскую. И там, в диспетчерской, нашелся и сам диспетчер, с которым я недавно разговаривал по рации. Он оставил меня подождать в своем кабинете, а сам куда-то ушел. Вернулся он с громадной брошюрой формата А3. Признаться честно, я втайне надеялся, что Атлас почти за пять тыщ окажется большой книжкой с золотым тиснением и золотым же обрезом, но это была всего лишь большая брошюра, да. Впрочем, позднее, когда я получил возможность полистать его, то увидел, что все карты в нем содержат корректуру, сделанную вручную, множество вклеек в текст и прочие свидетельства кропотливой работы живого человека. Это, конечно, внушало уважение. Так же позже выяснилось, что реальное физическое наличие этого атласа на самом деле никого не интересует, и тут они просто впариваются судоводителям всеми возможными способами. Но работников канала можно понять: судоходство у них маленькое; денег, наверно, тоже не много. Вполне возможно, что продажа этих вот атласов как-то помогает им жить. Не знаю. С другой стороны, лишних денег у нас не было, и все-таки мы имели полное право соврать.
Когда я спросил диспетчера о том, как же нам теперь идти, если попутных судов нет, и не предвидится, то он очень удивился и спросил – что же мне мешает зайти в шлюз одному? О да, тут я узнал самое важное и приятное: на Беломорканале маломерок шлюзуют в городом одиночестве, прямо как больших. На этом мы попрощались, и довольный, аккуратно скрутив драгоценный атлас в рулон, я поспешил обратно в порт, к лодке и Наташке с собаками.
Ну что сказать про шлюзы Беломорканала? Они проходились очень легко, без всякого напряга. Прямо из порта я снова связался с диспетчерами, которые мне сказали, что камера готова, и чтобы я подходил. Это было так непривычно, заходить туда одному и цепляться за любой рым. Как выяснилось позже, до Выгозера во всех шлюзах швартовка идет правым бортом, а после – левым. Камеры тут не особо большие, с Волго-Балтом даже не сравнить. Все тут свежепокрашено и исправно. Много двухкамерных шлюзов.
Так, без всяких задержек, до темноты мы успели пройти всю 10-километровую Повенецкую Лестницу. Наташка беспрестанно снимала все на видео, несмотря на то, что в атласе явно говорилось, что никакой съемки на гидротехнических сооружениях вести нельзя, и в каждом шлюзе я замечал скучающих вооруженных часовых, праздно прохаживавшихся вдоль камер. Часовые эти никаких замечаний нам не делали, и мы подумали, что снимать, таки будем, пока никто не запрещает.
Покидая одну камеру, мы заходили в другую, быстро швартовались там, рапортовали, поднимались, прощались, покидали шлюз, рапортовали следующему, который, как правило, был виден от ворот предыдущего, и все повторялось заново.
И вот, мы оказались в седьмом шлюзе. Все привычные действия снова повторились, как и прежде, но после прощания в эфире снова появился диспетчер движения, который поинтересовался, где мы остановимся на ночь. Я ответил, что сделаю это где-то в Волозере и сообщу ему о конкретном месте.
Ворота шлюза остались позади нас, и мы вошли в водораздельный бьеф – самую высокую точку всей здешней гидросистемы. Наконец, узкий канал, перегороженный множеством шлюзов, кончился, и теперь мы шли по типичному карельскому озеру. Там и тут виднелись крохотные островочки, поросшие такими же крохотными деревцами. Так и хотелось остановиться на каждом из них. Каким же прекрасным местом оказался Беломорканал! Мы пребывали в настоящем восторге, оглядывая окрестности. Возле 1127 километра я ушел с судового хода, мы медленно подошли к какому-то острову, где Наташка и отдала якорь. Я тут же отрапортовал об этом по радио, а так же сообщил, что снимемся мы завтра в 7 часов утра. После этого мы занялись приготовлением ужина.
Честно говоря, мы тогда сильно устали, и окружающие красоты все-таки не соблазнили нас на прогулку. Да и видно было даже отсюда, что островок наш – суть просто топкая торфяная кочка, поросшая недоразвитыми сосенками. Степа сплавал дотуда самостоятельно, и самостоятельно же приплыл обратно. Из каюты я услышал, как он бил лапами по борту лодки, прося вытащить его из воды. Сева же воду не любит, поэтому ему пришлось довольствоваться просто понурым сидением на корме.

Возле отметки 1138 км, я запросил разрешение у восьмого шлюза на вход в водораздельны
 

Как я и обещал диспетчеру, в 7 утра я отрапортовал по радио о своем выходе, и мы направились дальше на север через водораздельный бьеф. Теперь в утреннем свете озеро представало перед нами во всей своей красоте. Уже вовсю чувствовалась осень, и зеленые сосны перемежались с желтыми лиственными деревьями. Где-то вдалеке я заметил одинокую моторную лодку, но больше никаких признаков присутствия человека в этих местах не наблюдалось. Просто удивительно, насколько тут было пустынно. Вроде, посмотришь на карту, и кажется, что кругом жилье и на Беломорканале должно быть много народу, но на деле все выглядело совершенно диким и безлюдным. Ни больших пароходов, ни других лодок, ни дыма или каких-то построек.
Еще вчера, слушая редкие переговоры по радио, и потом, хорошенько изучив атлас, я понял, что к нам здесь выдвигаются все те же самые требования, как и к большим судам. То есть, везде, где этого требуют правила, мы должны связываться с диспетчерами, сообщать обо всех своих телодвижениях, не лезть без спросу на участки одностороннего движения, и так далее. Поначалу мне думалось, что это может оказаться сложным, но теперь я понимал, что на самом деле все это получается автоматически, так как диспетчер движения отслеживает все суда по их рапортам и просто не пустит нас или кого-то еще туда, куда идти в данный момент нельзя.
Возле отметки 1138 км, я запросил разрешение у восьмого шлюза на вход в водораздельный канал, как мне и приписывал атлас. Со шлюза мне тут же дали добро, сказали, что камера готова, а я в ответ сообщил, через какое время буду у них. Мы прошли еще пару поворотов и увидели сам канал. Это был один из искусственных участков пути, узкий проход длиной в пять километров, прорезанный прямо в скалах. К низким гранитным берегам вплотную подступал низкорослый лес, и опять я не мог заметить ни единого следа присутствия людей в этих местах. Что-то тут отдавало какой-то даже музейной атмосферой.
Мы с Наташкой размышляли о том, каких жертв стоила постройка канала, как это должно быть непросто давалось тем, кто работал тут на каторге. Без каких либо средств механизации люди взрывали скалы и возили камни на тачках. При этом я думал о том, что это, по всей видимости, были необходимые и оправданные жертвы, и, слава богу, что мы живем сейчас, когда все это уже построено нашими предками.
Конечно, данные мысли касались не только Канала, но и всего остального, всех плодов стремительной индустриализации страны, которая была проведена немыслимым порывом в 30-40е годы. Ведь плодами этого мы постоянно пользуемся в нашей повседневной жизни, и по сей день, а значит – жертвы не были напрасны. Канал резко расширился, и мы оказались на рейде перед восьмым шлюзом.
Отшлюзовавшись здесь, мы преодолели еще несколько километров по извилистому судовому ходу, и на Девятом шлюзе нам впервые пришлось остановиться, чтобы пропустить встречное судно. Со всеми удобствами мы расположились на якоре за пределами рейда в виду этого шлюза, ожидая, пока сухогруз, заходивший в тот момент в камеру с другой стороны отшлюзуется, и диспетчер пригласит нас. Хоть на небе и светило солнце, но погода была не очень: к этому времени сильно раздуло и стало как-то прохладно.
Минут через сорок мы дождались своей очереди и двинулись дальше. Сегодня планировалось пройти озеро Телекино и встать где-то на Выгозере, о чем я и предупредил диспетчера в шлюзе, уточнив, что на стоянке мы проведем два дня.
В Выгозеро из Телекино мы выбрались уже ближе к вечеру. Дуло все так же сильно, и здесь, на большом пространстве ветер разгонял очень неприятную короткую и высокую волну. Характерная картина для крупных озер: волны будто бы и нет толком, но идти очень неприятно. Я рассматривал на карты навигационные и топографические, пытаясь решить, куда же нам направиться. От возможных вариантов у меня просто разбегались глаза, так как любое место казалось необычайно привлекательным. Характер берегов здесь изменился по сравнению с тем, что мы видели утром. Скалы и камни уступили место желтым песчаным пляжам, все вокруг стало еще более приветливым, и каждый островок прямо таки манил к себе.
В конце концов, взвесив все, я решил отправиться к двум небольшим Бабьим островам, которые располагались в восьми километрах впереди, образовывая меж собой защищенный залив, в котором можно будет спокойно стоять при любой погоде.
Да, Бабьи не обманули моих ожиданий. Так же как и раньше, тут было абсолютно пустынно. Песчаные пляжи, заваленные старинными серыми пнями, окаймляли широченный залив. На островах шумели сосны, и кроме их шума не слышалось кругом ни единого звука. Лодка стояла на якоре поближе к северному острову, а мы вылезали из тузика на песок, выползающий из-под нависающего чуть повыше мха.
Я смотрел на эти самые пни, торчащие из воды и в беспорядке валяющиеся на песке, и думал о том, что они, по всей видимости, так и лежали тут еще в тридцатых, когда заключенные каналоармейцы валили лес, который потом затапливала прозрачная, слегка коричневатая вода, поднимавшаяся тут при запуске гидротехнических сооружений.
Между сосен все покрывал мягкий мох, где-то росла брусника, и мне снова казалось, что тут не ступала нога человека.
Наташка пошла в одну сторону – фотографировать, а я направился в другую – охотиться. И буквально через минуту удача мне улыбнулась. Где-то слева захлопали крылья и, повернувшись в ту сторону, одновременно вскидывая ружье, я увидал тетерева, вспархивающего из кустов на ветку дерева рядом. Ситуации выгоднее просто нельзя было и придумать! Сева, как обычно все прошляпил, и беспорядочно скакал вокруг, вертя головой. Я же просто нажал на спуск, и глупая птица тот же час, неуклюже шевеля растопыренными черными крыльями, переворачиваясь через голову, свалилась куда-то в заросли багульника. Севка, пытаясь изобразить из себя опытную охотничью собаку, но на самом деле, так ничего и не поняв и не успев увидеть, поскакал куда-то примерно в том направлении, делая смешные высокие прыжки; так ничего и не нашел, и я, в итоге, прибежал к добыче и отвернул ей голову первым. Ну что же, на сегодня нам явно хватит.
Отрезав у убитого петуха лапу, я дал ее Севке, который тут же ее с аппетитным хрустом сожрал. Всем своим видом пес по-прежнему изображал, что те нелепые телодвижения, которые он только что и показывал – это так и было задумано. Я смеялся над ним, вспоминая, как он подпрыгивал над травами, в этих прыжках, явно, пытался разглядеть, куда же ему надо бежать. Вместе мы возвращались к байдарке, и этот день складывался просто прекрасно.
Чуть позже мы с Наташкой сплавали на соседний остров, побродили там. В восточной оконечности островов нашлась какая-то старая маленькая стояночка; однажды я слышал далекий лодочный мотор. Постоянно где-то меж деревьев хлопали крыльями невидимые в лучах заходящего солнца тетерева. Ветер совсем затих, и уже ночью, когда мы посмотрели фильм и поужинали в каюте, я наблюдал, как над черной кромкой леса горит зеленым тусклое северное сияние.
Следующий день прошел в праздности. Мы снова гуляли, и я снова пытался охотиться, но так ничего и не добыл. Потом, когда мы вернулись на лодку, я залез в тузик, и лежа в нем, передвигался вокруг тримарана, счищая щеткой с корпуса зеленую тину, наросшую там за истекшее время. Наташка мыла все внутри и стирала одежду. На завтра нам предстояло двинуться дальше.

волн как будто бы и не видно, но хлещет так, что брызги даже перелетают через рубку.
 

Однако следующим утром опять раздуло, и на этот раз прямо в лицо. Мы шли в сторону Сегежи, пробивая отвратительную озерную волну. Наташка еще спала в каюте, а я сидел в кокпите весь мокрый и очень злой. Снова возникала такая ситуация, когда волн как будто бы и не видно, но хлещет так, что брызги даже перелетают через рубку. В процессе практически все мои недокранцы, повешенные на поплавках – пообрывало. Я прямо-таки бесился, видя, как очередная опустевшая веревочка начинает болтаться там впереди, лишившись своей бутылки. Но постепенно мы приблизились к очередной группе островов, спрятались за ними, и дальше шли уже в полном спокойствии. Ближе к шлюзу я вышел на связь, сообщил о своем приближении. Диспетчер ответил, что все в порядке, и что швартоваться нам теперь нужно правым бортом.
Заранее я готовил левый, и пока Наташка рулила, мне пришлось быстро все менять – перекладывать доски, уложенные на балки с левого борта на правый, перевязывать туда оставшиеся кранцы, перекладывать тузик. Но к тому моменту, когда мы дошли до Надвоиц, все было готово. Тут же нам попался навстречу чей-то швертбот, легендарный Палтус – иол, всем своим видом внушающий чувство собственной непоколебимости и неубиваемости. В Палтусе сидели двое, один из которых держался за румпель, а другой снимал на фотоаппарат. Наташка ответила взаимностью, щелкнув их; мы помахали друг другу руками, и разошлись вовеки.
Десятый и одиннадцатый шлюзы мы прошли штатно. Однако после одиннадцатого я подумал, что, пожалуй, самое время искать место для очередной стоянки, так как дальше мы до темноты уже не успеем. Кроме того, на Беломорканале, после десятого шлюза движение в темное время суток запрещено, и перспектива стоять где-то на рейде нас не прельщала. Мы вышли из камеры, преодолели узкий извилистый судовой ход, разминулись с какой-то большой стальной яхтой, и оказались в реке Онде.
Я сбавил ход, теперь мы разглядывали берега и искали место для себя. Хорошее местечко обнаружилось, не доходя пары километров до деревни Кочкома, в которой находится одноименная железнодорожная станция. Да-да, любой, кто ездил поездом в сторону Мурманска, проезжал это место и видел из окошка Парандовский Плес. Сама деревня скрывалась где-то за поворотом берега, над лесом торчала вышка базовой станции сотовой связи. Я свернул с судового хода и очень аккуратно направил лодку к берегу, утопающему в желтой листве. Атлас сообщал мне, что на дне тут лежат большие валуны, поэтому я был особенно осторожен. В итоге терпение мое кончилось, и мы отдали якорь.
Кстати, еще на Онежском озере выяснилось, что наше печка забилась и совсем не хочет гореть. Тут я тоже хотел ее затопить, так как вечера уже были холодными, но на этот раз у меня сложилось такое впечатление, что труба стала уже совсем непроходимой. И тут я вдруг понял, что данная стоянка – это, возможно, последнее место, где я могу с комфортом обслужить печку. Послезавтра мы уже будем на море, и там хотелось бы иметь оборудование абсолютно исправным. Все пришлось разобрать. Я снял трубу, достал саму печку, положил все это в байдарку, и вместе с Севой мы отправились на берег.
Признаться честно, я с трудом представлял себе процесс прочистки. Все внутренности печки и дымовая труба были напрочь забиты дегтем. Тут, по-хорошему, надо бы паяльной лампой и толстым стальным тросом, но у меня их не было. Оказавшись на берегу, я набрал сухих веток, сложил костер, запалил его, и начал жечь печку и ее дымоход. Главное тут было – не прожечь алюминиевую дымовую трубу.
Когда металл нагрелся, деготь страшно завонял, все вокруг заволокло удушливым белым дымом, но способ сработал. Вязкий деготь обратился в хрупкий кокс, который я без труда выковырял ножом из камеры сгорания и вытряс из трубы, насыпав туда мелких камешков. Ну что же – я сделал большое дело!
Утром мы отправились дальше и по пути зашли в деревню Идель, где я купил сигарет и чего-то еще. Но пока мы возле нее стояли, нас обогнал большой сухогруз. Он ушел куда-то вперед, а диспетчер следующего шлюза сказал мне, что камера занята, и мне придется ждать.
Так что весь день мы были вынуждены тащиться за этим пароходом, который хоть и может идти очень быстро, однако, шлюзуется несравнимо дольше маломерки. В канале между шлюзами 14 и 15 нам даже пришлось ждать у стенки.
Уже смеркалось, когда мы вышли в Нижний Выг за поселком Сосновец. Тут уже чувствовалась близость Беломорска. Вдоль реки проходила автодорога, и за деревьями регулярно мелькали фары. На реке стояло множество сетей, и встречались лодки местных. Завтра у нас будет очень важный день. Лично я его ждал и боялся, так как знал, что перед самым последним, девятнадцатым шлюзом, нас будет проверять ГИМС, который имеет полное право не пустить нас дальше, найдя какие-либо недочеты в обеспечении лодки.
С утра пораньше мы возобновили движение. Шлюз 16, Шлюз 17, 18. По берегам появилось множество частных домов, лодок, стоящих возле них, стало еще больше.

Диспетчер мне ответил, что сперва я должен получить добро Капитана порта, и только по
 

Впереди показался разводной железнодорожный мост очень интересной конструкции, по которому в тот момент проходил поезд. Надеясь, что все решится само, я вызвал Шлюз 19.
Диспетчер мне ответил, что сперва я должен получить добро Капитана порта, и только потом они нас пропустят. Да, все было как по писаному. Я уточнил, как мне найти этого их капитана, получил все инструкции, и исполненные смятения мы пошли в сторону бетонного причала, располагавшегося почти напротив шлюза.
Капитан порта сидел в небольшом домике, прятавшемся за деревьями и другими заброшенными домами. Тут вообще все было совершенно неживым, и без пояснений диспетчера я ни за что не догадался бы о том, что такая важная служба находится тут. Капитан записал мои данные, позвонил инспектору ГИМС, и сказал идти на лодку ждать. Инспектор, мол, приедет на машине. Лодки у него нет. Потом я должен буду вернуться сюда с резолюцией инспектора, и если все будет хорошо, то капитан даст нам добро на выход. Вот блин, как же все это нервно!
Ждать пришлось долго. Где-то через час из кустов появилась баклажановая «Нива», выкатилась на пирс, и из нее вылез очень прилично одетый мужчина с портфелем. Я приветственно замахал руками, а инспектор посмотрел на нас вопросительно: «А как же я попаду к вам?» «Так на тузике!», - ответил я, с гордостью показав на байдарку. Хотя, конечно, инспекторские брюки со стрелками и портфель как-то не вязались со способом доставки его на проверяемую лодку. Я подгреб к берегу, а инспектор неловко влез в тузик. Отойдя, мы едва не кильнулись, однако, у нас все получилось. Момент истины настал.
- Ну что, может, назад повернете? – сказал инспектор. – Ну, посудите сами! Спасжилеты – просрочены. Точнее, я даже никаких бирок на них не вижу. Ни даты изготовления, ни типа. Нужен специальный именно «спасательный жилет», а не «рабочий» или «страховочный»! Пиротехника – просрочена. Вот вы говорите, что купили их в Медвежьегорске. Как вы могли их купить, не посмотрев на срок годности? Они истекли еще в прошлом году. Прав на управление у вас нет. Шестнадцатого канала – нет. Как вы вообще собираетесь идти без связи? Ну и что с вами делать? Не-е-е. Идите-ка вы обратно домой.
Я в ответ мог только дрожащим голосом промычать что-то типа того, что у нас нет денег на топливо, да и вообще...
- Ну как так? Вот вечно! Придут, а них не соответствует вообще ничего. Как вы все проходите техосмотры?
Да, все это было очень печально. Я даже не знал, что делать, но все равно чувствовал, что в конце концов нас выпустят, просто это такая обязательная процедура компостирования мозга. Да и инспектор, явно, настроен дружелюбно. Беседа наша входила в свою финальную фазу.
- Ладно.
Вердикт был объявлен.
- Вы ребята, я вижу, хорошие. Ладно. На самом деле, я вам верю! Я верю, что после того, как я уеду, вы купите себе новые спасжилеты, фальшфееры и радиостанцию. Да?
- Да, конечно!
- Поэтому я выпишу сейчас вам протокол. Но вы пойдете, и где-то здесь найдете все необходимое, да?
- Да, да!
- Ведь вы же не далеко идете, верно? Доберетесь без происшествий.
- Конечно, только до Кеми! 60 километров.
- Ну, вот и отлично.
После того, как все бланки были заполнены, инспектор был доставлен на берег и уехал, я еще немного подождал на лодке, после чего не выдержал и побежал в Службу Капитана порта. Подходя к его домику, я опять увидел инспекторскую Ниву, а потом столкнулся и с ним самим. Тот не меня посмотрел с явным неудовольствием, так как я прибежал слишком быстро. Этого времени было явно недостаточно для устранения недочетов, и я мог хотя бы подождать, пока инспектор оттуда уедет. Капитан что-то где-то отметил, связался со шлюзом, я распрощался со всеми, и был таков.
Теперь Беломорканал позади. Сейчас мы выйдем в Белое море, туда, куда так стремились. Мы скучали по морю, так как уже целых два года на нем не были. Ведь именно для него я строил нашу лодку, которая пока еще не видела морской воды.
В камере девятнадцатого шлюза сильно дуло. Мы никак не могли ошвартоваться. Наверно, тут мы собрали все удары и повреждения со всего каналу, потому что я раза три бился о стенку. Нас сдувало ветром, Наташка не могла ухватиться за рым, все повторялось, нас опять относило. Но после всех неудачных попыток мы ошвартовались. Закрылись за кормой ворота, и камера опорожнилась. Ворота перед нами распахнулись. Я включил ход. Мы вышли из бетонной коробки навстречу вожделенной свободе.
Последний шлюз Беломорканала
Последний шлюз Беломорканала
Я попробовал воду из-за борта – стандартный для меня обряд. Вода была пресная. Я поддал газу, и мимо старых полуразрушенных причалов, каменных волнорезов и заброшенных зданий некогда оживленного порта мы отправились вперед, рассекая коричневую пенистую воду Сорокской губы.

А не пройдете вы там. Воды нет.
 

И вновь очередное продолжение интереснейшего путешествия на тримаране.
http://sevprostor.ru/expeditions/ot-...i-obratno.html
В СЕВЕРО-ДВИНСКИЙ КАНАЛ И ОБРАТНО
Покинув Белое озеро, мы шли несколько часов по Шексне и, утомившись, встали возле живописного островка неподалеку от Гориц. На самом деле, тогда мы еще не знали о том, что тут рядом находится этот городок, и мне казалось, что мы окружены только лишь небольшими уютными деревнями, которые виднелись там и тут. Поставив лодку на якорь, мы с Наташкой и собаками первым делом отправились погулять на островок. Он был сухим, высоким, поросшим лесом.
На берегу нашлась обширная поляна с кострищем. Мне тут было не особо интересно, и после недолгой прогулки я попросил Наташку вернуть меня на лодку. После этого, она отправилась кататься на байдарке по округе, а я занялся заменой пустого газового баллона на полный, и другими хозяйственными делами. По-моему я фильтровал воду и что-то готовил. Погода стояла исключительно хорошая, а переход был успешным. В общем, я получал большое удовольствие от пребывания на лодке.
Наташка вернулась где-то через час очень довольной. Оказалось, что если обойти остров, то прямо за поворотом реки видно очередной старинный монастырь с причалом для теплоходов и прочими туристическими примочками. Я посмотрел на карту и понял, что это и есть те самые Горицы. Я, конечно, услышав все эти рассказы, тоже не устоял от соблазна и сплавал туда посмотреть. Да, действительно — это оказался женский православный Горицкий Воскресенский монастырь. А спрячешься за островок — и все этой цивилизации как не бывало. Все-таки очень приятные тут места.
На следующее утро мы снова отправились в путь. Этот переход для нас будет очень важным, так как через несколько часов мы будем в Топорне, где войдем в Северо-Двинскую водную систему. Мы прошли мимо Гориц, которые Наташка исфотографировала со всех сторон, и устремились дальше.
Горицкий Воскресенский монастырь
Ничего интересного тут не происходило. Опять судовой ход, расхождения со встречными пароходами, обгон попутного толкача — «Циклон такой-то Яхте 9238 — На приме Циклон — Вы не возражаете, Циклон, если я вас обгоню справа — Да, пожалуйста, 9238 — Спасибо, удачи вам». Так незаметно мы прошли под громадным автомобильным мостом после Иванова Бора, и оказались в Шекснинском водохранилище. Отсюда я разглядел буй, знаменующий соединение двух судовых ходов. Туда мы и направились.
ека Шексна
Мы сошли с судового хода и начали неспешно крутиться возле островка, располагающегося прямо напротив устья канала. Я вызвал по рации первый шлюз Северо-двинской системы, однако, ответа не последовало. Подождав минут пять, и выкурив сигарету, я повторил свой вызов. Вскоре диспетчер отозвался: спокойный, и как мне показалось, даже сонный голос человека, которого будто бы только что разбудили от послеобеденной дремоты, ответил мне: «А-а-а. Ждите. Часа через четыре. «Прибой» наш ушел, как будет возвращаться — пойдете с ним. А пока подождите.»
У Топорни
Я поддал газу, мы пересекли реку и замедлились возле берегов Топорни, которые были заняты множеством лодочных гаражей. Я заглушил мотор, Наташка пошла на нос, и тут в небольшой губе мы отдали якорь. Стоять предполагалось долго. Среди тех гаражей ходили какие-то местные: кто-то копался в лодочном моторе, кто-то рыбачил, кто-то просто сидел с пивком; слышались крики играющих детей. Красота! Тишина и безмятежность. Все эти ржавые железные сараи и виднеющиеся кое-где лодки создавали какое-то чувство уюта. Уже в который раз на этом маршруте я испытывал это самое чувство расслабленности и удовольствия.
Топорня
Топорня
Ждем шлюзования
Через некоторое время меня снова вызвал диспетчер первого шлюза, чтобы уточнить наш маршрут. Я сообщил, что мы собираемся идти в Архангельск. Ответ мгновенно прервал все мои приятные мысли, — А не пройдете вы там. Воды нет.
Как так нет воды? Признаться честно, такой ответ диспетчера не был для меня неожиданностью. Да, я знал, что в Сухоне, действительно, может не оказаться достаточного количества воды в это время. Но, тем не менее, мы упорно шли сюда в течение нескольких дней, чтобы вполне предсказуемо оказаться возле непроходимого водного пути. А ведь не зря же нашему маршруту удивлялась вытегорская диспетчерша! Мое сердце упало, наши планы рушились.
— Нет, ну я, конечно, запущу вас в систему, а там уж сами смотрите, — отвечал мне шлюз в ответ на мои растерянные вопросы, о том, что типа «совсем-совсем нет, или все-таки немного есть?»
— Вернетесь, если что. Ничего страшного.
Наташка, как видно, тоже напряглась и смотрела на меня осуждающе, так как именно я всегда определяю наши маршруты. Я же пытался понять, как это так мы пошли сюда, хотя я же прекрасно знаю, что в это время на Сухоне межень, и на судовом ходу может быть и 20 сантиметров глубины. Ну ведь я же знал! Но почему-то мы сознательно поперлись в эту Топорню. Рационального объяснения этому всему не было. Видимо, дело было в том, что мы собирались идти раньше, и изначальный маршрут как-то очень сильно отложился в голове, был досконально обдуман. Он сидел в сознании очень прочно и не вызывал никаких вопросов несмотря на очевидные несоответствия. И вот, теперь меня будто бы разбудили, и у меня натурально разорвался шаблон от новой яви.
Все остальное время до шлюзования мы провели в большом напряжении. Я мерил рулеткой нашу осадку, смотрел старую советскую лоцию, уже не соответствующую действительности, пытался найти в интернете какие-то современные свидетельства гидрологической обстановки на реке в это время года. Благо, интернет тут ловился хорошо. И по всему получалось, что прохождение Сухоны для нас было бы большой и маловероятной удачей. Наташка совсем огорчилась, — зачем же мы целую неделю шли сюда, когда могли бы уже быть в Беломорканале? Мда. Как же мне не хотелось отступать и признавать свои ошибки! Временами по радио слышались переговоры между шлюзами «Второй, мне бы водички. Дай водички, а?» «Да, сейчас спущу».
Но пришло время шлюзоваться. Под вечер появился «Прибой», и нас пригласили в систему.
Северо-Двинские шлюзы в контрасте с Волго-Балтийскими казались какими-то совершенно несерьезными. Крохотная деревянная камера, маленькие воротца, метровый подъем. Тут не было никаких рымов — только торчали из песка, вычесанного граблями, деревянные столбики, служащие кнехтами.
в темноту.

Шлюзуемся
Шлюзуемся
Камера наполняется
Шлюз № 2
Судоводитель буксира, ошвартованного перед нами, о чем-то разговаривал со шлюзовой работницей, стоявшей на газоне рядышком. На нас с улыбками глядели какие-то другие местные люди. За близким забором из рабицы виднелась чистенькая ухоженная деревня Топорня. В общем, все тут было так же душевно, как и везде в других местах, уже посещенных нами.
Разводной мост
Шлюзование закончилось, и мы перешли во второй шлюз. Здесь все выглядело уже серьезнее. Шлюз недавно ремонтировали, и его камера была бетонной, да и вообще все тут имело такой современный и внушающий доверие вид. Вода в этом шлюзе поднималась выше, но в целом он едва ли был больше предыдущего. Нам так же махали руками, улыбаясь, и пытались с нами заговаривать, пока мы держали швартовы. Мы, правда, ничего не слышали из-за нашего мотора, но все равно я в ответ радостно кивал, Наташка махала рукой, и я даже отвечал в случайном порядке либо «угу», либо «ничего не слышу, мотор».
Вышли из второго шлюза
Вскоре мы вышли в узкий канал, соединяющий первый и второй шлюзы с Сиверским озером. По каналу предстояло идти километров семь, и я старался не отставать от буксира, лелея надежду проскочить вместе с ним разводной мост в Кириллове. Однако день уже заканчивался, вечерело, и чувствовалось, что скоро все скроет темнота.
Буксир, шедший в нескольких сотнях метров впереди, тащил за собой воду, которая в таком узком русле подолгу крутилась и бурлила, что сильно затрудняло мне управление лодкой. Поэтому мы решили не торопиться и мало помалу снизили скорость. Справа от нас по берегу тянулись все те же лодочные гаражи, за ними виднелась небольшая автодорога. Гаражи тут были совсем маленькими, деревянными. На мостках возле одного из них сидела бабуля с удочкой и ее то ли внук, то ли внучка. Ребенка, конечно, привела в восторг наша лодка — он показывал своей бабушке пальцем на нас, и бабушка, естественно, как и все остальные — махала нам рукой.
Озеро Сиверское
Но вскоре гаражи кончились, и теперь нас окружали только лесные заросли. Закончились и они, и мы оказались в озере Сиверском, в котором и решили остановиться на ночь. Тут виднелась пара деревень, а на противоположном конце горел огнями город Кириллов, увенчанный куполами своего кремля.
Вечер и часть ночи, как не сложно догадаться, были посвящены обсуждению наших перспектив. Сперва мы даже немного поругались, но в конце концов, со всей очевидностью пришли к тому, что вперед идти будет просто опасно, так как на Сухоне мы вполне можем застрять и будем там ждать воды хоть до следующего года. А еще, не дай бог, сломаем там мотор. Я, конечно, рассматривал всякие фантастичные варианты, вроде изготовления еще одного транца для мотора, который располагался бы на балке аутригера. С таким транцем мы могли бы идти хоть ползком, но все это было сложно, требовало совершения целой кучи ненужных движений: нам пришлось бы искать какой-нибудь автосервис, где нам изготовили бы такую конструкцию, платить деньги. Все это выглядело несерьезно.
И само собой к нам вдруг пришло осознание того, что время, потраченное нами на прохождение нами участка Волго-Балта от Вытегры до Топорни, было потрачено совсем не зря. Как-то вдруг заиграла новыми красками перспектива пройти еще и Беломорканал. Подумаешь? Вернемся к Онеге, и увидим еще кучу интересного! Да и попали бы мы сюда когда-нибудь, если бы нас не завела в эти места моя глупость? Все-таки, Вологодская область для нас никогда не являлась чем-то интересным, а тут, оказывается, столько всего любопытного.
Впрочем, уверенности по прежнему не было. Настроение наше колебалось. Все решилось утром, когда я вдруг увидал тот самый «Прибой», который сейчас возвращался по направлению к шлюзам. Я быстро поднял якорь и завел мотор. Буксир, своим появлением, все облегчил и окончательно избавил меня от всяких сомнений.
Вечером этого дня мы добрались до устья Белозерского обводного канала, а утром двинулись снова к Белозерску.
В этот раз нам предстояло высадиться в городе. Наташка хотела погулять там, а мне нужно было купить топлива и продуктов. Так же я собирался сделать небольшую модернизацию на нашей лодке, а именно, купить в городе пару досок, чтобы настелить их между балок аутригеров. Эти доски очень упростили бы передвижение по тримарану. Например, шлюзоваться с такими трамплинами станет гораздо удобнее.
В Белозерске мы встали на якорь рядышком с волноломом, который защищал вход в здешний порт. Напротив нас располагался городской пляж, удобный для высадки из тузика. Первой на берег отправилась Наташка, которая долго там где-то ходила, фотографируя Белозерскую жизнь. Вернулась она в очень хорошем настроении. Следующим отправился я. Сначала я мне нужно было привезти бензин. Я взял две канистры, отвез их на берег, и оставив на песке байдарку, пошел по дорожке к мосту, перекинутому через канал.
Белозерск
Переправа Ильинская
Как и везде, тут было чисто и приятно. На пляже, среди покосившихся столбов от волейбольных сеток бегали дети. Возле одного из зданий, относившихся к порту, кто-то сидел на лавочке. Кто-то медленно шел по набережной с другой стороны канала. Я набрал номер такси, дождался ответа и договорился ждать машину возле моста.
Такси, приехавшее за мной, вела приятная женщина, у которой, на мое счастье, не возникло никаких вопросов к канистрам. Ее работа, по-видимому, очень нравилась ей. Я немного расспросил ее про жизнь в Белозерске, но путь наш оказался недолгим, и выудить из нее большого количества информации не получилось.

волны, образующиеся в этом, казалось бы небольшом и мелком озере, выглядели очень пуг
 

Отвезя бензин на лодку, я снова вернулся в город. На этот раз за продуктами. После продуктов мне предстояла третья ходка — за досками и крепежом. Строительный магазин обнаружился совсем близко, и там мне подсказали на счет досок, что их можно купить на пилораме, которая тоже находилась в пяти минутах ходьбы от магазина. На этом мое пребывание в Белозерске заканчивалось. И надо сказать, что город произвел и на меня, и на Наташку очень хорошее впечатление. Даже захотелось сюда вернуться когда-нибудь.
Собор Спасо-Преображения
На лодке я обрезал доски в размер и закрепил их на балках. Досок я сделал всего две, и их можно было по-разному перекладывать на правый или левый борт. Получалось либо пара потопчин вдоль рубки с обоих бортов, либо один полноценный трамплин справа, либо слева. Идти дальше было решено утром.
Но ночью разразилась непогода. Вообще, поднявшийся ветер было видно загодя на прогнозах погоды, но на картинках со стрелочками он не казался каким-то очень страшным. Однако под утро мы оба проснулись от того, что лодку очень сильно болтало. И в самом деле, волны, образующиеся в этом, казалось бы небольшом и мелком озере, выглядели очень пугающе. Они хоть и не были особо высоки, но имели большую крутизну. При этом их направление не совпадало с ветром, и хоть я и ставил якорь на оттяжку, било и болтало нас очень неприятно. Да и прямо позади лодки находился волнорез, сложенный из бетонных ежей, об который мы разбились бы вдребезги в случае обрыва якорной веревки.
В определенный момент наше терпение кончилось. Наташка поползла на нос, что в условиях такой сильной качки стало непростой задачей. Я же подталкивал лодку мотором, чтобы она смогла выбрать веревку и поднять якорь. Все получилось быстро: скоро мы уже вновь отдавали якорь, но теперь уже спрятавшись за волнорезом.
Днем погода немного улучшилась. Мы снялись и пошли сторону Ковжи. Но ближе к вечеру ветер вновь усилился. Теперь пошел еще и дождь. Пришлось нам встать на реке в каком-то более-менее широком месте и весь вечер сушиться и греться у нашей печки.
Следующий день выдался без дождя, но не менее ветреным. Пока мы двигались прочь от Белого озера по противным коротким речным волнам, из волочащейся позади байдарки даже вывалилось одно из весел. К счастью у нас имелось запасное. Но постепенно русло реки сузилось, мы оказались под защитой леса, и идти вперед стало значительно проще. Так мы шли целый день, в конце которого ветер совсем затих. Этим вечером мы встали в устье маленькой речки, впадавшей в Ковжу в нескольких километрах от последнего Вытегорского шлюза.
Стоянка
Я подумал, что в здешнем дремучем темном лесу можно поохотиться, взял ружье и Севу, сел в байдарку и пошел вверх по речушке, вглубь мокрой сорной тайги, пропахшей плесенью и прелыми листьями. Как это не смешно, но едва высадившись на берег я вспугнул зайца, который с треском умчался куда-то в заросли — я даже не успел скинуть ружье с плеча. Сева убежал куда-то за ним, а я так и остался бродить в одиночестве. Пока я ходил, то наткнулся на какие-то трухлявые развалины избушки, но больше никакой живности мне не встретилось. Сева куда-то пропал, и я начал за него беспокоиться. Так в одиночестве я вернулся к байдарке, сел в нее, и принялся ходить по реке взад и вперед, выкликая этого дурня. В конце концов, он появился из кустов весь мокрый и с языком на плече. День подходил к концу.
Следующим вечером мы снова оказались в Вытегре, пройдя все шлюзы, кроме первого.
И снова нам предстояло тут задержаться для того, чтобы Наташка смогла поработать. Я, тем временем, заправлю наши канистры и опять куплю еды. А впереди у нас лежит Онега и таинственный Беломоро-Балтийский канал. Сейчас мы понимали, что неожиданно все сложилось очень хорошо. Не жалели о пройденном и с надеждой ждали такого интересного и многообещающего будущего. Печка грела и лампочка в каюте светилась. Где-то снаружи тарахтел моторчик чьей-то маленькой лодки. Внезапно я почувствовал легкий рывок и тут же услышал, как тот жужжащий моторчик заглох. Все понятно — видимо, случилось то, чего я ждал всегда — кто-то запутался в нашей веревке, несмотря на ярко горящий клотиковый огонь на мачте. Я надел флиску, и раздраженно полез наружу

огда до рыма оставалось метров десять, я включил на моторе нейтраль, а немного погодя
 

Следующий переход
http://sevprostor.ru/expeditions/ot-...ogo-ozera.html
ПЕРЕХОД ПО ВОЛГО-БАЛТУ ДО БЕЛОГО ОЗЕРА
Ночь выдалась холодной, поэтому, когда я встал с рассветом, все в кокпите было мокрым от густой и совершенно ледяной на ощупь росы. Однако я предполагал, что день сегодняшний будет столь же жарким, как и вчерашний, поэтому расстраиваться не стал, и только напялил на себя всю имеющуюся под рукой теплую одежду, включая зимние бахилы. Наташку я решил не будить, и снялся с якоря самостоятельно.
Брызги
Онежское озеро в этих местах совершенно непримечательно: справа от нас на берегу виднелась полоска леса, за которой угадывалось болото, а впереди блестела крышами и окнами очередная деревня. С озера дул утренний ветерок, нас болтало волнами, но ничего особенного не происходило.
Чуть позже встала Наташка, и через каких-то пару часов мы остановились на якоре неподалеку от устья реки Вытегры. Здесь я занялся в очередной раз привязыванием кранцев всюду, куда их только можно было привязать. Наташка готовила завтрак. Солнце поднималось все выше, и я, в ходе своего ползанья по лодке, постепенно снимал с себя одежду, надетую утром, пока не разделся до футболки. Ну что же? Кранцы привязаны, и теперь можно идти вперед!
Поначалу я, конечно, очень волновался, проходя между волнорезами устья, а потом и берегами мутной реки Вытегры, но вскоре успокоился. Погода стояла отличная, вокруг — никого. Нас окружали только нескончаемые болота, поросшие кустарниками, и все тут казалось абсолютно диким.
Устье Онежского Канала
Но вот, впереди появилась моторная лодка, а потом еще одна. Болота постепенно сменились предвестниками близкой промзоны: вдоль берегов появлялось все больше ошвартованных теплоходов, там и тут постоянно перекладывались с места на место десятки кубометров леса, наваленного громадными кучами возле реки. Иногда в эту унылую картину вкраплялись скопления изб. И вот, перед нами показались ворота шлюза.
Я связался с диспетчером, и услышал, что надо ждать. В узком канале я началу растерялся, так как на первый взгляд приткнуться было совершенно некуда, поэтому мы ушли налево и встали на якоре возле одной из здешних стенок. Позднее я понял, что можно было и пойти направо, в протоку, идущую к городу. Как оказалось, там, помимо больших пароходов, стояли и маленькие лодки. Но мы уже худо-бедно закрепились здесь — оставалось только дождаться, когда нас позовут.
И вот, наконец, я увидел, как ворота шлюза распахнулись, после чего оттуда выполз большой пароход. Диспетчер предупредил меня и еще одну лодку, находившуюся где-то неподалеку о том, что нам нужно пропустить попутный толкач с баржей и идти сразу за ним. Минут через десять появился этот буксир, и я тотчас устремился за ним.
Диспетчер назвал мой рым и борт. Наташка на носу изготовилась с крюком, а я аккуратно направился в указанное место. Когда до рыма оставалось метров десять, я включил на моторе нейтраль, а немного погодя — задний ход, и наддал газу, чтобы затормозить. Наташка вытянула свой крюк, уцепилась за рым, но лодка не успела остановиться, а крюк уже зацепился, из-за чего палка с треском сломалась, а мы, как и в первый раз, ударились поплавком о стенку. К счастью, теперь все что можно было обвешано кранцами, и удар пришелся именно в кранец. От удара кранец оторвало, но корпус остался без повреждений.
Я сильно занервничал: ведь перелезть на поплавок Наташке будет очень сложно, и совершенно не понятно, как оперативно пришвартоваться к рыму. Я поддал еще газу — лодка пошла назад. Потом я включил передний ход, пытаясь подойти к рыму. Наташка пыталась ухватиться за него обломанной палкой, но все это не давало никакого результата. Лодка опять прошла вперед, и опять я сдал назад, потом опять вперед — и опять проскочил. Тем временем, Наташка смогла, наконец, вылезти на поплавок, и с очередной попыткой ухватилась за рым. В рации я услышал голос диспетчера, который даже предложил идти к другому рыму, коли у этого у нас ничего не выходит, но я ответил, что почти все готово. Веревка была успешно продета и завязана на утки.
В камеру вошла еще одна лодка — какая-то гафельная историческая яхта. За ней ворота начали закрываться. От всех шлюзующихся судоводителей пошли рапорта. Диспетчер ответил, что мол, следите за швартовами, наполняется камера, и затем начал спрашивать у всех данные судов, судоводителей и маршруты следования. Настала и наша очередь. Р92-38, Россия, Богородский Петр — отвечал я на его вопросы. Приозерск-Архангельск!
Последний пункт ввел его в явное замешательство, но он ничего не ответил. Однако через несколько секунд в эфире появилась девушка, местный диспетчер движения: «Яхта 9238 Вытегре-1» «На приеме 9238» «Хм, 9238, а Архангельск в другой стороне находится — это ничего?» В этом вопросе явно чувствовался сарказм и легкая издевка. Ну конечно! — думал я, - какие-то лохи непонятные пришли, сначала ошвартоваться пол часа не могли, а потом оказывается, что у них еще и географический кретинизм! Меня это несколько взбесило, и я ответил, - «Нет, все правильно. Я иду туда по Северо-Двинской водной системе».
Диспетчершу этот ответ удовлетворил, и она замолчала. Мы же с Наташкой начали шутить друг с другом на тему ее неполного служебного соответствия, что она, мол, нифига не шарит в Единой Глубоководной Системе, и все такое. Ах, если бы мы в тот момент могли знать, что тетка, несмотря на свою неосведомленность, все-таки окажется права, и нам придется идти обратно. Но об этом будет дальше. А пока шлюз наполнялся водой.

ервым значительным сооружением на пути оказался Волков мост — плавучая разводная пере
 

После окончания шлюзования я предупредил диспетчера о том, что не пойду сегодня в следующий шлюз, а буду стоять где-то неподалеку. Нам дали добро на выход, и мы отправились в Вытегорское водохранилище. Отсюда были видны домики, музей, организованный в подводной лодке и церковь, а из-за деревьев приветливо выглядывало огромное здание «Пятерочки», в сторону которого мы и направились.
За пару дней, что мы простояли здесь, Наташка доделала очередную партию работы, а я съездил в город за продуктами и топливом. В очередной раз я поразился приятному впечатлению, производимому на путешественника таким маленьким городочком: все тут было исключительно уютным и теплым. Этим впечатлением я не мог не поделиться с таксистом, который возил меня на заправку. Мы ехали по главной улице Вытегры, и мимо нас проносились маленькие домики, бессчетные магазины, показался впереди мост через шлюз — когда-то мы с Наташкой тут уже проезжали на мотоцикле, и тогда еще даже думать не могли о том, что окажемся здесь на лодке.
Наконец очередным прекрасным погожим утром мы отправились в путь: за один день нам предстояло пройти целый каскад шлюзов, идущих один за другим. Разумеется, мы волновались, но уже совсем не так, как на Свири, какой-никакой опыт шлюзования у нас появился.
Мы прошли несколько деревень, полюбовались на две живописные полуразрушенные церкви и в конце водохранилища наконец увидели шлюз. Я сразу связался с диспетчером, но услышал, что нам пока нужно срочно покинуть оперативный рейд, встать где-нибудь за его пределами на якорь и не отсвечивать. Он, мол, вызовет, когда появится возможность отшлюзовать нас.
Ждать здесь пришлось часа четыре. Мы и ели, и пили чай, я постоянно осматривал все вокруг, ожидая попутных судов, но все они шли по двое. Дело в том, что в камеру шлюза помещается либо один теплоход и сколько угодно маломерок, либо два теплохода и больше ничего, поэтому нам пока вклиниться не удавалось. Но, наконец, момент настал: я услышал, как некий «Волгодон-полста-шестьдесят-восемь» вызвал диспетчера и получил приглашение на шлюзование.
Кроме этого Волгодона никто больше в эфире не появлялся. Мы начали готовиться к подъему якоря и старту. Вот и теплоход появился из-за поворота — Наташка пошла на нос к якорю, а я взялся за радиостанцию.
Прохождение всех вытегорских шлюзов проходило без каких-либо приключений. Нас запускали в камеры вслед за нашим «полста шестьдесят восьмым», мы швартовались к рыму, поднимались, потом нас выпускали, и мы устремлялись на полном ходу вслед за пароходом. Так как отпорный крюк был потерян нами в первом шлюзе, Наташка загодя выходила на поплавок и ловила рым руками — это оказалось значительно проще. Чтобы облегчить ей перемещение по лодке, я подвязал нашу байдарку под левый борт, и Наташка просто ступала в нее из кокпита, а потом перешагивала на поплавок. К четвертому шлюзу мы уже расслабились настолько, что во время подъема воды в камере непринужденно попивали чай и отвлеченно беседовали.
Собаки же, при сильной жаре запертые в каюте, сильно страдали и выводили нас из себя своим постоянным скулежом и попытками вырваться на волю. Кроме того, с самого утра они не имели возможности справить нужду, и поэтому, оба урода по очереди насрали прямо в каюте. Последствия этого Наташка ликвидировала во время переходов от шлюза к шлюзу.
Уже темнело, когда мы очутились перед шестым шлюзом, за которым начинался длинный узкий канал без всяких гидротехнических сооружений. За ним нам больше не надо будет шлюзоваться вплоть до самого Северо-Двинского Канала. Мы зашли в камеру, ошвартовались, и ворота за нашими спинами затворились. Стало совсем темно, и только прожектора шлюза освещали его холодную бетонную утробу. Вода начала подниматься, и когда мы оказались на самом верху, то смогли увидеть лучи закатывающегося за горизонт Солнца. Очередной день подходил к концу.
При выходе я зажег ходовые огни, но оказалось, что аккумулятор совсем сел — лампочки еле светились. Мне пришлось извлечь из кормового трюма генератор, завести его, и окутанные двойным грохотом мы продолжили свой ход по узкой реке. Километрах в пяти от шлюза обнаружился небольшой рейд, в котором мы и встали на ночь.
Следующий переход заключался в непрерывном следовании по каналу. Здесь возникало ощущение, что мы движемся не по водному пути, а по автомобильному шоссе: берега были очень культурными, отсыпанными и укрепленными каналами. Там и тут встречались различные знаки, вешки стояли на одинаковом расстоянии друг от друга у самого края воды. Так мы шли и шли, не видя вокруг ничего интересного — ни жилья, ни других судов. Только изредка попадались отдельные заброшенные избы.
Первым значительным сооружением на пути оказался Волков мост — плавучая разводная переправа в районе одноименной деревни. Я долго вызывал ее на третьем канале, но она не отвечала. Пришлось покрутиться неподалеку в ожидании кого-то покрупнее, кто уж точно знает, как тут надо проходить. Я, было, даже подумал, что маленьких здесь не пропускают в одиночку, так же как и на шлюзах. Но через десять минут сзади появился какой-то буксир, который вызвал мост на пятом канале, а вовсе не на третьем, как это делал я, что-то там отрапортовал и сказал, что через мост не пойдет, а встанет рядом. Вот оно как! Я тоже обратился к диспетчерше на пятом, она ответила, что сейчас пропустит нас — давайте, мол, подходите. Как же так, у вас там все закрыто и горит красный светофор! — отвечал я, а она, в свою очередь убеждала меня не стесняться и идти вперед: «сейчас переправа будет открываться, и вы увидите проходик, не бойтесь».
И в самом деле — махина моста медленно отползла в сторону, открываясь подобно огромной двери. Показался проход, в который я устремился, пока никто не передумал. Мост вскоре остался позади нас, я поблагодарил диспетчера, на что она пожелала мне удачи, и мы двинулись дальше.
Затем мы так же прошли Анненский мост, после чего абсолютно однообразно ехали целый день до вечера. Берега кругом стали болотистыми, и высокие сосны и ели сменились сплошными сорными лиственными буреломами. Казалось, что тут прямо все вокруг такое же топкое, непролазное и абсолютно необитаемое. Так мы минули какую-то деревню Курдюк с несколькими, явно жилыми домиками, и нам захотелось уже остановиться. Благо, до Белого озера отсюда оставалось всего десять километров, и завтра мы точно будем в Белозерске.
Местечко для нас обнаружилось в каком-то грязном илистом заливчике. Мы забрались как можно дальше от судового хода и встали на якорь. Сюда явно впадала какая-то речка, ну а кругом простирались уже приевшиеся северные джунгли, состоящие из ольхи и березы. Все, переход окончен — можно идти на разведку. Степу мы отпустили бегать самостоятельно, а я взял ружье и решил сходить в речку на байдарке вместе с Севой. Наташка особого желания высаживаться здесь не изъявляла.
Когда я заходил в речушку, теряющуюся в зарослях, то байдарка то и дело садилась на илистый грунт, и тогда мне приходилось вылезать, и тащить ее за собой, идя пешком. В какой-то момент, когда стало чуть поглубже, Сева выскочил куда-то в камыши, но быстро понял, что допустил ошибку и заголосил откуда-то с твердой земли, что его бедного, мол, бросили на этом необитаемом диком берегу. С ругательствами мне пришлось продираться сквозь траву и забирать этого дурака.

Речка здесь, наконец, приобретала нормальный вид. Узенькая, как наша Охта, она еле з
 

Речка здесь, наконец, приобретала нормальный вид. Узенькая, как наша Охта, она еле заметно текла среди зарослей кривых некрасивых деревьев и терялась где-то за поворотом. Из воды торчал какой-то кол, забитый человеком — то есть кто-то тут бывает, и, наверно, рыбачит. Но здешние места смотрелись абсолютно нехожеными. Мы с Севой проплыли еще немного вверх по течению и свернули в одну из заводей, где я решил высадиться.
Решение это явно оказалось ошибочным. Сперва я долго пытался вылезти из лодки, загнанной в кусты, потом мучительно продирался через эти же кусты и траву в человеческий рост, скользя и проваливаясь между травяных болотных кочек. Затем я оказался в совершенно непролазном подлеске: сухие ветки тыкали меня в лицо, ружье цеплялось за все что можно. Севка не мог здесь нормально бегать, поэтому, как он обычно делает в таких ситуациях — плелся прямо за мной, раздражающе наступая мне на пятки. Я, конечно, был исполнен ожидания, что вот-вот, в следующее мгновение я вдруг услышу бешеное хлопанье крыльев и кудахтанье удирающей птицы. Но лес тут казался совершенно безжизненным, и только полчища мошек атаковали нас со всех сторон. Я заложил небольшой круг, и мы вернулись к байдарке.
Тем не менее, любопытство меня не оставило и я направился дальше вверх по реке. За одним из поворотов заросли резко кончились и мы очутились посреди бескрайнего болота. Нас окружало море травы, бесконечные топи, на которых кое-где виднелись небольшие островки с деревьями, а речка петляла между них и исчезала где-то вдали. О том, чтобы высадиться на какой-нибудь остров не было и речи, так как это потребовало бы слишком больших затрат сил. Поэтому я расслабленно греб по руслу. В одном из мест я увидел ряды старых деревянных свай, торчащих из воды — видимо, когда-то тут была дорога или что-то вроде того. В конце концов, я понял, что вряд ли найду тут что-то интересное и мне ведь предстоит еще грести обратно — и повернул назад.
Утром мы двинулись к Белому озеру. Совсем скоро река — теперь уже Ковжа — раздалась вширь. Судовой ход пролегал среди болотистых островов, а дальше виднелся лес. Конечно, за его пределами глубина должна быть очень маленькой, поэтому у нас даже не возникало никаких мыслей о том, чтобы куда-нибудь отойти. Там и сям над водой виднелись почерневшие пни, оставшиеся, надо полагать, с самой постройки канала. Места тут, конечно, преотвратнейшие, но прошли мы их быстро.
Впереди показалась стела, знаменующая собой начало Белозерского канала. Конечно же, я подошел к ней поближе, чтобы Наташка смогла ее сфотографировать со всех сторон. Появились тут и моторки местных жителей. По всему было видно, что бескрайние болота совсем скоро сменятся цивилизацией.
Так мы вышли в Белое озеро. Погода стояла просто идеальная. Голубое небо над нами было изрезано инверсионными следами самолетов, а горизонт сливался с этим небом где-то далеко-далеко. Я решил пойти поспать, а на руль села Наташка. В общем-то, почти все озеро я и проспал, и проснулся только тогда, когда Белозерск оказался совсем рядом. Вроде как это охренеть, какой древний город. Над разными постройками возвышались белые церкви и такие же белые купеческие дома, над всем этим торчали базовые станции сотовой связи, что несказанно радовало нас. Посещать город мы не планировали, так как топлива имелось достаточно, да и еда тоже была закуплена в Вытегре. Следующие закупки мы собирались совершить где-то дальше, потому как нам очень хотелось быстрее добраться до Северо-Двинской системы.
Мы встали на якорь, немного не доходя Белозерска. Здесь переночевали, и отсюда на следующий день вышли дальше.
Тут надо обязательно вспомнить про питьевую воду, с которой на Волго-Балте имеются некоторые проблемы. Вода тут очень грязная и мутная, поэтому ее приходилось фильтровать с помощью самодельного фильтра: я обрезал бутылку, в горлышко которой вставлял кусок ваты, и через это дело набирал воду в пятилитровку.
Но это так, отступление. А тем временем мы снова возвращались на судовой ход. Ориентиром для нас служила старая накренившаяся церковь — всем известное строение, затопленное при строительстве канала, и сейчас забетонированное, чтобы совсем не развалилось. Так мы вошли в очередную реку. До Топорни, где начинается Северо-Двинский канал, нам оставалось два небольших перехода.

в тот день сильно раздуло. На озере вообще заштормило, и стоило нам приблизиться к ус
 

Очередной этап водного путешествия перхода по Онежскому озеру
http://sevprostor.ru/expeditions/ot-...omu-ozeru.html
ПЕРЕХОД ПО ОНЕЖСКОМУ ОЗЕРУ
Если вам вдруг интересно, что же такое случилось на Вытегорском водохранилище, то я скажу вам, что ничего интересного не было. Когда я вылез и начал ругаться в темноту — оказалось, что в моей веревке запутались двое местных нетрезвых рыбаков на крошечной надувной лодке. Выпутавшись, они подошли к нам под борт, угостили меня пивом, и мы мило побеседовали о том, о сём. Самое веселое случилось в тот момент, когда рыбаки распрощались со мной и судоводитель принялся дергать стартер своего мотора. Мотор никак не хотел заводиться, лодка раскачалась, и один из аборигенов вывалился из нее прямо в воду. Но пока я бегал за спасжилетом и отвязывал байдарку, чтобы спасти бедолагу, тот уже влез обратно в их тузик, и вскорости они отбыли восвояси.
Мы же снялись с якорей днем позже. Однако сразу пойти через Онегу мы не смогли, так как в тот день сильно раздуло. На озере вообще заштормило, и стоило нам приблизиться к устью, как мы сразу же передумали идти вперед, и остановились возле деревни, стоящей там же.
К утру все затихло. Я вылез из каюты с рассветом: все кругом было окутано туманом и покрыто крупными каплями росы. Как обычно, в такую погоду стояла жуткая летняя утренняя холодина. Но день, судя по всему, обещал быть исключительно хорошим. Наташку мне будить не хотелось, и тогда я сам завел мотор, снял якорь, и пошел прочь от Вытегры — в Онегу, на которой мы раньше никогда толком не бывали, если не считать короткого перехода от Вознесенья и нескольких поездок в Петрозаводск.
Скоро мы вышли из тумана и перед нами открылись пространства озера. Конечно, Онега по сравнению с Ладогой — довольно маленькая, поэтому со всех сторон, кроме севера, я так же видел берега. Сразу бросился в глаза какой-то странный, серовато-черный цвет воды. Это было не так, как, скажем, в Баренцевом море, где вода похожа на тушь, а как-то немного по-другому. Онежская вода казалась совершенно мертвой и бесцветной. Что-то в этом было такое загадочное и даже немного пугающее.
Первое время меня жутко раздражало здешнее волнение, которое представляло собой невразумительную толчею из волн, идущих сразу с трех направлений. Нас болтало, лодка шлепала носом, мы никак не могли разогнаться. Я думал, что мы, наверно, пойдем сегодня куда-то к Бесову носу, потому что если так продолжится и дальше, то надолго меня не хватит.
Прошел час или два. Встала Наташка, огляделась вокруг, и принялась готовить завтрак. И к тому времени, как мы поели, волны мало помалу приобрели упорядоченную форму, идти стало значительно легче, и тогда я подумал, что можно, наверно, отправиться и дальше, напрямую к большому острову, который разделяет озеро в северной части на два больших залива. Разумеется, мы не могли видеть отсюда нашей цели, и идти нам пришлось по компасу.
День, как и ожидалось, выдался прекрасным. Стоял полный штиль и жара. Делать было нечего. Иногда я менялся с Наташкой, пытался спать в каюте или ходил по лодке с кормы на нос и обратно. В хорошую погоду очень приятно посидеть на носу и покурить. Там почти не слышно мотора, и только вода шуршит и булькает на форштевне, разрезающем серую озерную воду, которая кажется здесь, вдали от берегов, совершенно стерильной. Можно было подумать, что мы идем по мертвому озеру на мертвой планете до зарождения многоклеточной жизни. У меня много где возникают такие ассоциации, хотя тут, на Онеге к этому примешивалась еще и какая-то сказочность. «Мертвая вода» и все такое — ну вы понимаете.
Ближе к вечеру Наташка провела генеральную уборку на лодке, выпотрошив и намыв до блеска всю каюту и кокпит. И в скором времени настал тот счастливый момент, когда впереди из-за горизонта показался остров Большой Клименецкий. На карте там значилась удобная губа, в которой имелось много островков, возле которых можно было бы безопасно встать. Туда мы и направлялись, взяв азимут по навигатору. Все это происходило уже в сумерках. Откуда-то слева появился пароходик, как точка, с зависшей над ней горизонтальной полоской выхлопных газов; все росли и росли впереди очертания берега. Больше ничего интересного так и не случилось.
Видимо, причиной той тишине, которая стояла вокруг того места, где мы встали на якорь, была осень. Нигде не было видно других лодок и не слышалось никаких звуков. Мы находились в обширной губе Конда, возле маленького островка, сложенного из мелких булыжников и поросшего деревьями. В прозрачной стеклянной воде под нами виднелись все те же округлые булыжники. Конечно же, мы отправились на остров, на котором нам очень хотелось найти грибов. О рыбалке тут я даже не помышлял.
В полнейшей тишине мы шуршали галькой, высадившись на сушу, потом шуршали травой, когда оказались среди деревьев — берез и кривых узловатых кустарников. Грибов тут не было — только немного брусники росло на кочках. Кое-где из земли торчала старая колючая проволока, виднелись окопы. Может быть, все это осталось тут еще со времен Великой Отечественной? Однако места эти явно были очень посещаемыми.
ообще пустят, хе-хе.

Под утро же, как и обещал прогноз, сильно раздуло. В утренних сумерках мы подняли яко
 

Мы встретили тут несколько брошенных туристских стоянок. На берегу Клименецкого также виднелась старая разрушенная церковь, которая, должно быть, в сезон привлекала сюда огромное количество народу. Когда совсем уже потемнело, то возле другого берега залива я разглядел тусклый огонек, горящий на чьей-то лодке, также остановившейся там на ночевку.
На следующий день нам предстояло пройти как можно больше, так как мы хотели скорее оказаться в Медвежьегорске. Двигаться решили через Кижи, так как грех было не взглянуть на эту популярную достопримечательность, оказавшись в Онежском озере. Поэтому утром мы стали обходить Большой Клименецкий с запада, чтобы пройти мимо Кижей прямо по судовому ходу, так как Онего в этих местах становится мелким, Все здесь казалось каким-то маленьким и декоративным. Едва войдя в пролив между островами, мы начали встречать множество катеров и круизных лайнеров, сновавших тут во все стороны. Вокруг виднелось множество деревень с богатыми домами, жителям которых, конечно, было удобнее всего перемещаться на лодках. Так мы дошли до Кижей, стоящих на одноименном острове.
Честно говоря, на меня это место особого впечатления не произвело. Да, тут собраны уникальные памятники деревянного зодчества, однако, со стороны музей смотрелся очень ненатурально. Деревянные домики и церкви были расставлены квадратно-гнездовым способом посреди стриженных зеленых газонов и, на мой взгляд, совершенно не воспроизводили картины старинного быта местного населения. Самая известная и самая большая церковь с кучей куполов в данный момент находилась на ремонте, и стояла вся огороженная лесами и различными вспомогательными конструкциями.
Мы прошли мимо этого всего, Наташка пофотографировала достопримечательности, и где-то через час, преодолев все хитросплетения судового хода, мы оказались в Заонежском заливе.
Теперь наш путь лежал на север. Опять я почувствовал некоторую тесноту: кругом было видно берега, какие-то мелкие островочки; часто нам встречались деревеньки, в которых происходила какая-то своя жизнь. Так мы добрались до острова Березовца, что находится рядом с полуостровом Клим. Место было исключительно защищенным, поэтому тут мы и встали. Как и в прошлый раз, перед сном мы ходили по вытянутым маленьким островкам, смотря на мелкую гальку, уходящую далеко под прозрачную серую воду, и снова поражались игрушечности Онеги.
Со следующим переходом нам тоже повезло, так как подул попутный ветер. Мы двигались в сторону Медвежьегорска под парусом и мотором одновременно. Залив становился все уже, и вот уже впереди показался его конец. Там виднелись домики и портовые краны. Глядя на карту, я совершенно не мог понять, где нам тут лучше остановиться. Залив здесь имел совершенно ровные берега без всяких укрытий. Так мы минули крохотную частную стоянку с несколькими катерами, прошли еще немного, и встали прямо возле берега, с которого к воде спускалась дорога. За деревьями виднелись довольно богатые частные дома. Видимо, это был пригород. Во всяком случае, с воды нам казалось, что до самого города — буквально рукой подать.
В тот день на берег я не поехал, и запланировал это на утро. Ночью раздуло еще сильнее, лодку заболтало, и я даже немного напрягся, но, в конце концов, все успокоилось. Я не помню, что за дни недели тогда были, но у дороги и вечером и с утра собирались местные. Они ходили туда купаться и просто смотрели на озеро. Наверно, обсуждали и нас. Я с гордым и независимым видом подгреб к этому месту, вылез на лежащую в воде бетонную плиту, переобулся, и так же невозмутимо отволок байдарку в кусты, сопровождаемый любопытными взглядами игравших здесь же детей.
Бросив байдарку и поднявшись по дороге, я оказался посреди дачного поселка. Главная улица тянулась параллельно берегу в сторону, где должен был находиться город. Я все шел и шел мимо здешних домов. Скоро мне стало жарко. Удивительно, какая разная все-таки температура на озере, и тут. Или, может, это просто ощущение? Так я добрался до шоссе, а потом оказался в самом Медвежьегорске.
Шоссе так и шло через город среди обшарпанных домов, мимо «Серого Рынка», названного так потому, что он находился в сером здании; мимо зеленого танка на площади, и уходило куда-то вдаль, за реку. Тут, как я выяснил позднее, есть еще и «Красный Рынок», который, соответственно, находится в красном здании. Мне же предстояло найти здесь фальшфееры, спасжилеты, конец Александрова, и купить продукты. Вещи, касающиеся обеспечения лодки, были нужны нам потому, что где-то на Беломорканале нас должны будут проверить. То ли инспектор находится при входе в канал, то ли при выходе — я точно не знал этого. Но о том, что проверка будет вестись с пристрастием, в интернете писали абсолютно все.
Ни фальшфееров, ни дешевого спасика, я так с ходу не нашел. Впрочем, тут оказалось много рыболовных магазинов, которые в один прием не обойдешь. О наличии же охотничьего магазина мне никто подсказать не мог, и похоже было, что его тут просто нет. Как же так? Кругом сплошная рыбалка и никакой охоты! Вроде бы мне требовалось еще найти управление Беломорканала, но я точно не знал, где оно находится, да и особым желанием туда заходить и что-то там согласовывать — не горел. Будь что будет, - думал я, - как-нибудь все само рассосется в Повенце у первого шлюза. Вообще, я читал, что там могут потребовать какой-то атлас канала, и что в этом самом управлении он, мол, и продается. Ну ладно, там видно будет. С этими мыслями я распахнул дверь продуктового магазина.
Вообще, надо признаться, Медвежьегорск уже не производил на меня столь умилительного впечатления, как, например, вологодские городки. Было тут как-то неуютно и безлико. Впрочем, я по-прежнему видел вокруг себя множество довольных и счастливых людей, толпы детей на велосипедах, дедков с палочками, мамаш с колясками, мужиков в камуфляже. Обычный такой город, вроде бы. В своих чувствах к Медгоре я не разобрался.
На следующий день мы переставили лодку ближе к городу, к какой-то речке, текущей сквозь гаражный массив. Да! Вот что еще бросалось тут в глаза, так это полнейшее отсутствие лодок у местных. Тут, конечно, рыбачил кто-то на паре моторок, да шастала вдоль пляжа надувная гребнушка, но только и всего. На контрасте с другими местами это казалась нам очень странным. Даже когда я подошел на байдарке к нескольким лодочным гаражам, стоящим на отшибе того массива, то увидел тут одну единственную лодку.
Я вновь отправился в город, и на этот раз мне удалось найти все, что нужно. В одном из рыболовных магазинов я купил фальшфееры; на базаре нашелся очень дешевый спасжилет в виде такой хреновины, надевающейся через голову на грудь; и в строительном магазине я купил веревку для бросательного конца. Для него же в рыболовном были куплены поплавки от сети.
На второй ходке я взял с собой канистры, и когда подходил к берегу, то в устье речки меня окликнул кто-то из обитателей странного отдельно стоящего дома. Человек предлагал мне оставить лодку тут, за забором, и оказалось, что это местная база ГИМС. Я был очень рад такой встрече, ведь теперь я смогу все узнать о Беломорканале из первых уст. На мои вопросы мне отвечали, что там все так же, как и везде, и что я совершенно зря переживаю, беспокоиться о прохождении канала не стоит. Мы, конечно, поговорили о нашей лодке, о том, о сем, и скоро я ушел вместе со своими канистрами вызывать такси.
На этом мое общение с Медвежьегорском заканчивалось. Все-таки он оказался не таким уж и унылым, как мне думалось сначала. Да, конечно, тут не так интересно и душевно, как в какой-нибудь Лахденпохье. Но все-таки и тут живут обычные нормальные русские люди. Ближе к вечеру мы собрались, подняли якорь, и отправились к недалекой защищенной стоянке. По прогнозу обещали усиление ветра, и мы предпочли спрятаться в узком заливе Кумсагуба, лежащем километрах в десяти на юго-восток отсюда.
У входа в губу располагался крошечный островок, возле которого мы встали на ночь, и на который, конечно, сходили погулять. Как и все на Онеге он был реально маленьким, и покрытым лесочком, таким же игрушечным, подстать самому острову. Мы там, вроде бы, даже нашли какие-то грибы. Вечером выяснилось, что с нашей печкой начались проблемы. Видимо, она забилась, и уже скоро мне предстояло как-то чистить ее. Но сейчас было лень.
Под утро же, как и обещал прогноз, сильно раздуло. В утренних сумерках мы подняли якорь и быстро перебежали поглубже в губу. Ветер тут дул так же сильно, но волны никакой не было. Печка при таком ветре все-таки загорелась. В каюте стало тепло и уютно — мы снова легли спать. А на завтра намечалось улучшение погоды и переход к Повенцу — в Беломоро-Балтийский канал, который почему-то представлялся нам неким бетонированным желобом, прямым как линейка и идущим прямо среди бесцветного болота. Что же, скоро мы узнаем, как же он выглядит на самом деле. Если нас туда вообще пустят, хе-хе.

Следы войны на островах Ладоги
 

Встречаются порой во время водных путешествий на своей лодке следы Великой Отечественной войны, той войны, которую выиграли наши предки. Признаюсь. что невольно возникает очень странное ощущение, когда в памяти резко при этом всплывают встречающиеся еще боле часто по берегам рек и озер руины заводов, разрушающиеся здания бывших школ, больниц, мертвые брошенные деревни, кои убили вовсе даже не фашисты. а вроде бы числящиеся"нашими" чиновники, в конце прошлого века пришедшие к власти. Впрочем, разве можно считать"своими" чиновников, которые уничтожают собственную экономику, промышленность, разве можно считать"своими" чиновников уничтожающих социальную инфраструктуру, школы, больницы. уничтожают судоходство?
Нет конечно же! Нам считать "своими" таких деятелей,, таких "субчиков".уничтожившим заводы и фабрики это было бы настоящим предательством по отношению к памяти нашим предкам, восстановившим разрушенные и отстроившие заново разрушенные фашистами предприятия, заводы, дома, больницы. школы, так как их действия разрушительные по сути и сами они в этом случае ни чем не лучше фашистов, это и есть те же самые настоящиеоккупанты,но только притворяющиеся "нашими", замаскировавшиеся под "своих". Добавьте еще растущие поборы с населения, с нас всех, постоянную ложь о росте благосостояния, и росте экономики, когда налицо обнищание значительной части людей, безработица, продолжение уничтожения остатков промышленности и сразу становится все на свои места, становится очевидным, что нас просто предали, что нас обманули, что нашим сознанием манипулируют и что нам с вами лгут постоянно о том, что скоро начнется мощный рывок экономики, мощный технологический прорыв, что людей вызволят из нищеты. что создадут миллионы рабочих мест и так далее.....
В общем горько осознавать то, что предки наши выиграли войну со злом,а мы, их потомки войну со злом проигрываем пока вчистую......
Единственное, в чем реально преуспели за последние 30 лет чиновники это исключительно в эффективном развале индустрии, убийстве сельского хозяйства, ликвидации космической промышленности, уничтожении речного судоходства, системы образования. системы медицинской помощи,медицины и науки. в уничтожении надежды на улучшении жизни, потери надежды на возрождение экономики и промышленности в Отечестве.
Мы, к огромному сожалению, не будем способны решить принципиально ни когда задачу возрождения маломерного судоходства и всего судоходства в целом, создания необходимой береговой инфраструктуры и развития коммерческого маломерного судоходства, так как в условиях тотальной ликвидации промышленности, стремительного обнищания значительно части населения, в условиях создания чиновниками целенаправленно не преодолимых препон экономического, правового и финансового характера препятствующих развитию малому бизнесу с использованием маломерных судов поставлен жирный крест на любой возможности реального развития всей экономики речной отрасли.
http://sevprostor.ru/poleznoe-intere...ronniy-ostrova
ВСЕ ПРО АБАНДОНЫ:
В народе их называют Оборонными потому что во время Зимней Войны 39-40 гг, на них располагались всевозможные финские укрепления, относящиеся к Линии Маннергейма. Также, на о.Рахмансари в сентябре 1941 года велись весьма тяжелые бои - финны успешно выбивали оттуда наших.
АРХИПЕЛАГ ХЕЙНЯСЕНМАА
АНачиная с 50х годов на островах Западного Архипелага располагались советские полигоны на которых испытывалось ОМП. В частности, на Хейнясенмаа имеются несколько зараженных зон, огороженных колючей проволокой и знаками радиации.
На самом деле, Хейнясенмаа - это целый архипелаг. Состоит он из трех больших островов, и еще нескольких, поменьше. Самый крупный из них, собственно Хейнясенмаа, на севере от него - маленький островок Макаринсари, еще севернее - Кугрисари. На Макаринсари расположен радиоактивный могильник, про зараженность Кугрисари точных сведений нет. Южная часть Хейнясенмаа - не заражена.
По словам местных, вплоть до 53 года, Хейнясенмаа был полигоном для испытания ОМП. Испытывались там особые снаряды и бомбы, распыляющие радиоактивный аэрозоль над противником. Для наглядной оценки поражающих средств оружия на остров были высажены всевозможные крысы и прочие мелкие животные. Собственно эти твари там и уничтожались, а никаких работ по очистке территории не проводилось.
Тот самый трофейный немецкий тральщик, переименованный нашими в «Кит» находился возле островов Хейнясенмаа в качестве плавучей лаборатории. Но однажды на нем случилась авария, в результате которой судно было сильно заражено радиацией. Местное военное руководство приняло решение затопить корабль, отбуксировав его на глубину. Персонал, чтобы не терять времени попусту, открыл кингстоны прямо на месте старта, между Хейнясенмаа и Кугрисари. Но немцы, как сказали нам местные, «даже тогда все делали на совесть, и тральщик моментально пошел ко дну, едва кингстоны были открыты». Таким образом, он и остался в мелководном проливе между островами аж до 90х годов.
После 53 года на островах Хейнясенмаа, а также на Бурневе был организован полигон по испытанию на прочность различной военной техники. Ездящие и летающие машины били и жгли, взрывали и топили, предварительно облепив кучей всевозможных датчиков. «Вот поставят Изделие в камеру, и давай его нагревать, до тысячи – двух тысяч градусов. Греют его и смотрят, что происходит. Вот сожгут так Игрушку, все показания снимут, а потом ученые целый год по испытаниям отчет пишут». Кстати один из орудийных двориков на Хейнясенмаа, о котором мы писали, был ни чем иным, как большой испытательной «горелкой». Что ж, промышленность тогда работала хорошо. Сделают опытный образец, и давай его курочить, а по результатам совершенствовать, так чтобы его ни авиабомба, ни пуля не брала, ни атомный взрыв.
Одновременно с этим всем на Ладоге всегда было очень много рыбаков, которые в неурочное время, когда на полигонах ничего не происходило, ловили рыбу и в радиоактивных водах около Хейнясенмаа, останавливались там на ночлег, коптили и вялили там свой улов. В 80е-90е, как известно, промышленность захирела, но при этом государство вдруг спохватилось – йомае – там же радиация!
«Потом вдруг вспомнили про это безобразие, стали очищать. Мы там полметра грунта снимали, потом его грузили в контейнеры и увозили в Сосновый Бор, в могильник. К нам ребята приезжали, РХБЗ, которые в Чернобыле работали, говорили, в некоторых местах излучение было, до очистки, посильнее, чем на ЧАЭС сразу после аварии.
Да, помню, там до этого была всегда тишина – ни птиц, никого. А вот когда грунт уже вывезли, все собрали когда, сидим как-то с сержантом Васечкиным на камне, курим, и тут раз – чайка закричала, где-то слышу – птичка зачирикала, да... А тральщик в 93-м на Новую Землю утащили, там где-то и затопили», рассказывал нам один водитель из Приозерска.
Местные конкретно не уточняли, где именно снимался грунт и велась интенсивная очистка. Возможно, они имели в виду Макаринсари, Кугрисари, и другие маленькие островки, относящиеся к Хейнясенмаа. На самом Хейнясенмаа (островов Хейнясенмаа много – один большой и несколько маленьких кучкой), явно ничего не убиралось, и хорошо – все это железо представляет для путешественника немалый интерес.
Также, нам поведали, что испытания техники проводятся и по сей день, но редко. Кстати именно об этом нас предупреждали военные, с которыми мы в прошлом году повстречались на Хейнясенмаа. Те сказали, что в этом году там будут проводиться некие мероприятия, и что если мы опять захотим придти туда во время этих мероприятий – нас не пустят.

Дебаркадер же красив - огромная ржавая махина, лежащая брюхом на булыжниках.
 

ОСТРОВ ВЕРККОСААРИ
На Верккрсаари ни полигона, ни могильника нет, лишь старые финские позиции, пара стрелковых ячеек да обжитый рыбаками блиндаж.
Вообще, надо сказать, что люди на острове бывают, но весьма редко - это было видно по иногда встречающемуся мусору. Кроме того, мимо острова достаточно часто проходят рыболовные суда, идущие на северо-восток между Верккосаари и Хейнясенмаа.
Остров представляет собой скальные берега высотой три-четыре метра, будто сложенные из черно-серых каменных блоков, а сверху - лес. По моим ощущениям, остров весьма стар выглядит как сплошной монолит. Все камни на углах округлые, обточенные водой и воздухом.
На восточной оконечности острова высота берегов понижается, а берег превращается в пологий скат из сплошного камня, плавно выдающийся в озеро мысом. С равными интервалами на высоких берегах видны удобные стрелковые ячейки, сложенные из дикого камня.
На северном берегу располагается бетонный блиндаж, обжитый людьми - там есть печка, нары и кое какая утварь. Чуть дальше на берегу лежат нос и корма от какого-то старинного корабля.
ОСТРОВ РАХМАНСАРИ
Маяк на Рахмансари
Маяк на Рахмансари
Дебаркадер на Рахмансари
Дебаркадер на Рахмансари
На Рахмансари в период Второй мировой войны велись активные бои, но никаких артпозиций мы там не видели. Все, что есть интересного на острове - это маяк и дебаркадер.
Маяк на Рахмансари, судя по качеству и способу изготовления, относится к финскому периоду - он невысок, изготовлен из металла, все соединения клепаные и винтовые. Собственно, на нем нет ничего интересного, площадка наверху проржавела, ступать по ней приходится с опаской.
Дебаркадер же красив - огромная ржавая махина, лежащая брюхом на булыжниках.
Судя по всему, после постройки на верфи, его транспортировали куда-то на отделку, но по пути потеряли и бросили. Потом его прибило сюда. Днище дебаркадера было во многих местах пробито и погнуто камнями, и несмотря на то что он попал сюда прямо с завода, восстановить его было бы непросто. По шильду на некоем устройстве в его трюме, дебаркадер можно было датировать восьмидесятыми годами 20 века.
ОСТРОВ МЮККЕРИКЮ
Еще при входе в бухту я успел заметить наверху, там где стояла та самая «коробка» с трубой и антенной, как в кустах промелькнул бронеколпак, такой же как мы видели на Хейнясенма. Тогда же стало понятно, что коробка та не просто сарай, а старый наблюдательный пункт. На левом берегу нашей бухточки красовались выцветшие желтые таблички «Запретная зона», так и манившие к себе любопытного путешественника.
Я уже где-то читал, что на Мюккериккю, якобы действительно имеются зоны с радиоактивным заражением, но хоть у нас и не было дозиметра, зоны эти казались чем-то сомнительным. Восторженно вертя головами, мы подтаскивали катамаран поближе к берегу по плоским подводным камням, решив сперва посмотреть, что тут делается, а потом уже перекусить и решить, идти ли нам дальше или оставаться здесь на целый день.
По хорошо натоптанной тропинке мы пошли прямиком к скалам, на которых торчал наблюдательный пункт. Сперва мы минули какие-то старые вагонетки, назначение которых сперва не поняли, а затем пришли к одной из тех желтых запретительных табличек.
Сразу за табличкой в траве валялись мотки старой ржавой колючей проволоки, и стояла тренога с треугольным значком радиоактивности.
Еще чуть дальше, на скальной стенке, уходившей вниз в широкую щель в граните, также был намалеван знак радиоактивности; сама щель, имевшая ширину метров десять, была заполнена бетонным «саркофагом», все с той же «радиоактивностью» на стенке и маленьким открытым лазом в самом низу.
При взгляде на это сооружение сразу отпадала любая охота лезть туда вниз без специальных приборов, и даже задерживаться надолго вблизи него не хотелось. Понятно, что все опасные материалы скорее всего отсюда уже давно вывезены и перепрятаны, но все-таки вид гладких бетонных стен, да и вообще всего этого серого куба, втиснутого в гранитную расщелину между скал, внушал к себе определенное недоверие.
Через пару минут тропинка привела нас к артпозициям. Вот и наблюдательный пункт, переоборудованный кем-то в жилую избушку, вот пара орудийных двориков и бронеколпак. В катакомбы под орудийными позициями мы не полезли, так как не взяли с собой фонаря, ограничились пока их внешним осмотром.
Двориков, как я говорил, было два, и из каждого из них, вниз под землю, в ниши сделанные в стенах, уходили маленькие рельсики.
Тут же лежали и хитрой конструкции вагонетки, которые мы видели уже немного раньше: на этих вагонетках со склада к дальнобойным орудиям подавались снаряды.
Башня наблюдательного пункта до уровня второго этажа была завалена камнями. Смотровая щель башни была застеклена, через эту же щель была выведена печная труба и телеантенна.
Я бегло заглянул внутрь башни: на первом этаже было темно и ничего не видно, а на втором явно располагалось жилое помещение, там стояли застеленные шконки, лежали стопками разные книги и виднелись прочие атрибуты благоустроенного человеческого жилья. Вся эта фортификация была датирована маем 1921 года.
Надо сказать, что финские строительные технологии, а также трудолюбие, усердие и добросовестность построивших все это людей, вызывали огромное уважение и восхищение. Сооружения, возведенные почти век назад, сейчас находятся в идеальном, пригодном для использования состоянии; они не пустили ни единой трещины, не покосились и не были затоплены водой. Мы были в восторге.
Ну что же, коли к Валааму нам идти расхотелось, то теперь путь лежал на Мюккериккю. Возвращаясь обратно к катамарану, я обратил внимание на отдельные стрелковые ячейки, сложенные из камней и подумал, насколько же неприступными были все эти острова со всей своей системой фортификации.
Наташка моим мыслям вторила, но добавляла, что вот, мол, строили-строили, да все равно их советскими трупами, как это водится, завалили, и все эти территории отняли и теперь тут бывают лишь русские туристы и русские же рыбаки. Чего-чего, а пушечного мяса, которым можно заткнуть любое количество амбразур, в России всегда хватало.
Когда мы уже подходили к лодке, то невдалеке, среди деревьев, я заметил балок, по всему, явно жилой и обитаемый. Я подошел еще чуть ближе, и увидел, что балок стоит на понтоне, а рядом с ним покачивается на воде «Казанка», похоже, та самая, что мы видели, еще подходя к острову.
Так как сразу разглядеть людей мне не удалось, то первым делом мы отправились к своей стоянке, чтобы привязать собак, а заодно и подумать, стоит ли нам тут оставаться и знакомиться с обитателями острова, или же, пообедав, таки отправиться к Валааму.
Наверняка, наше появление для тех людей не будет неожиданностью, так как они видели нашу лодку еще на подступах, но хрен его знает, понравятся ли они нам, а мы им. Однако, пока мы кипятили воду для чая, послышался мотор, и мимо проследовала все та же Казанка, водитель которой с любопытством посмотрел на нас, а затем, газанув унесся куда-то вдаль.
После чая я отправился к балку, который, как оказалось, был расположен совсем рядом, в соседнем удобном заливе. Откуда-то из кустов залаяла собака, затем я услышал человеческую речь и увидел саму собаку – красивую русскую лайку, коричневого кобеля с белыми пятнами.
- Оу, хозяин! – крикнул я и помахал рукой, не будучи уверенным в том, что кто-то меня видит. Через несколько мгновений из-за кустов навстречу мне вышел человек. Мы пообщались, и новый знакомец предложил провести небольшую экскурсию по острову и погулять по местным фортификациям. Мы, разумеется, согласились.
Некоторое время спустя наш собеседник Арсентий, житель того самого балка, рыбак и в данный момент смотритель за порядком в своих владениях, после проведенной им экскурсии сидел с нами на крыше башни НП.
В ходе этой самой экскурсии мы обошли весь остров кругом, вдоль и поперек, Арсентий показал нам всю имеющуюся здесь фортификацию, которой оказалось довольно много. Это были окопы, вырубленные в скалах, каменные пулеметные гнезда и позиции для разного рода артиллерии.

Российские археологи обнаружили на Белом море загадочные сооружения
 

Русский север это парадоксальный мир уже тем, что всегда не понятным образом манил к себе путешественников, исследователей, романтиков, бродяг, писателей. художников не смотря на казалось бы весьма холодный и суровый климат, ветра, очень короткое лето и длинные зимы.
Впрочем, эта магия русского севера объяснима тем прежде всего, что более красивых пейзажей, чем "на северах", на берегах морей, озер трудно найти, именно пейзажи становятся той страшной силой притяжения для людей и потому ни студеный ветра ни низкие температуры, ни заустение нынешнее не страшат ни кого......
http://www.itogi.ru/archive/2003/39/88303.html
Тайны забытых островов
/ Парадокс
Российские археологи обнаружили на Белом море загадочные сооружения
Трудно в это поверить, но в Европе сегодня все еще есть немало мест, где не ступала нога исследователя. Особенно много сюрпризов преподносит ученым русский Север. Минувшим летом группа ученых отправилась на яхте "Моряна" в путешествие вдоль карельского берега Белого моря. Руководитель экспедиции, археолог из Петрозаводска Надежда Лобанова, уже давно исследующая известные на весь мир карельские петроглифы, сумела получить грант Совета министров северных стран в рамках программы Nordic Grant Scheme 2003-2004. Надо признаться, что у Лобановой и ее коллег не было какой-то четкой цели, в путь они отправились, во многом полагаясь на интуицию и удачу. Но результаты экспедиции оказались сенсационными.
Десанту археологов предстояло пройти под парусами около 200 километров. От Кеми - строго на север. Места необычайно красивые: мшистые скалистые берега, многочисленные острова (некоторые из них столь малы, что на них едва уместилась бы палатка), потаенные песчаные пляжи. Выйдешь на берег, вскарабкаешься на прибрежную скалу, а за ней - топь непроходимая. Принято считать, что в древности на карельском берегу Белого моря именно по этой причине люди никогда не проживали оседло. Приходить сюда изредка могли только рыбаки. Тем не менее следов обитания людей по берегам Белого моря немало. Некоторые из них просто удивительные.
Первые же острова, встретившиеся на пути экспедиции, - Тапаруха и Сыроватка - заставили ученых поломать голову. В северной части острова Тапаруха у подножия горы путешественники наткнулись на сложенное из валунов странное сооружение в форме овала. На Сыроватке такой же овал, но поменьше, был сложен уже не из валунов, а из плоских каменных плит, словно специально обработанных. Кому и зачем понадобилось выкладывать на этих затерянных островах геометрические фигуры из камней? Ученые на сегодняшний день могут предложить лишь одно объяснение: подобные овалы исследователи находили ранее в северной Норвегии, и считается, что они представляют собой остатки фундамента средневековых саамских жилищ. Всем бы эта версия хороша, но представить себе, что кто-то решил построить добротное каменное жилище на затерянном в море острове Тапаруха, трудно. Во-первых, это непрактично, поскольку камни для постройки пришлось бы возить сюда за несколько километров. Это все равно что ставить деревянный сруб где-нибудь в голой степи. А во-вторых, кому бы пришло в голову поселиться так далеко от людей? Отшельнику? Но отшельничество саамам было несвойственно. "От каменного до железного века, а также и в более поздние времена, - рассказывает сотрудник Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН Марк Косменко, - саамы селились в одних и тех же местах, при этом предпочитали обустраиваться на жилье в устьях и у истоков больших рек".
Остров Сыроватка преподнес исследователям еще одну загадку. Пока одни члены экспедиции занимались изучением каменного овала, другие направились в глубь берега. Прошли метров сто и наткнулись на торчащие из земли узкие гранитные блоки, похожие на подпорки телеграфных столбов. Всего блоков оказалось пять, каждый высотой в среднем по полтора метра, в нижней части для устойчивости обложен валунами. Очевидно, что поставлены они были не вчера. Возраст каменных стел, по мнению ученых, может составлять от 600 до 900 лет.
Определенно можно сказать, что участникам экспедиции везло. Через два дня, еще не успев толком переварить увиденное на Сыроватке и Тапарухе, они подошли на яхте к Кандалакшской губе. Решили сделать короткую остановку на вытянутом, как селедка, острове Большой Робьяк. На подходе к нему капитан яхты поинтересовался:
- Ребята, надеюсь, часа хватит, чтобы пополнить запас пресной воды и косточки размять?
- Да хватит! - никто в тот момент даже и не думал, что придется застрять на Робьяке на целых два дня. Но вскоре прямо по курсу путешественники увидели два каменных столба, похожих на те, что они обнаружли на Сыроватке. Однако на Робьяке столбы были гораздо выше - почти под два метра! Один столб стоял ровно, другой покосился. Странно, что никто ранее не сообщал об этих камнях. Стоят-то на открытом месте, почти у самой воды. Сойдя на берег, исследователи обнаружили еще один столб - упавший. А рядом с этой группой - правильный каменный круг. Это уже походило на целый комплекс.
Истинное предназначение каменных стел непонятно. Вообще археологи в тех случаях, когда бессильны сразу установить функциональное назначение артефакта, обычно говорят, что он использовался в культовых целях. Действительно, так удобнее: для отправления своих культовых обрядов наши предки чего только не выдумывали. Надежда Лобанова рассказывает: "Шаманская саамская религия характеризуется глубоким уважением к природе. Природа считалась живой, ее следовало принимать во внимание с точки зрения своего поведения. Все живое имело свой архетип, игравший роль защитника живых существ. Скалы, горы и озера - они тоже живые. Силы природы концентрировались в особых местах, и эти места имели специальное значение. В них через ритуальные обряды и другие правила уважительного поведения можно было усилить духовную связь между человеком и природными силами. Дары природы символически возвращались, таким образом поддерживался баланс. Саамы обожествляли камни и места с явными природными формациями. Но это могли быть и просто деревянные или каменные предметы, сделанные самими людьми. Старая легенда гласит, что священный камень - сейд - красив и блестит, когда он весь вымазан оленьим жиром. Разрушение священных камней считалось ужасным бедствием и наказывалось сурово".
Каменные круги действительно могли почитаться у саамов как священные. Например, известно, что активная миссионерская работа среди саамов началась в конце XVI - начале XVII веков. А в 1719 году в норвежском местечке Варангер была построена первая церковь. Кстати, рядом находится каменный круг, а это значит, что место было священным еще до постройки церкви.
Впрочем, археологи не намерены останавливаться только на версии культового предназначения. "Блоки стоят очень крепко, - говорит Марк Косменко. - Неизвестно, на какую глубину они могут быть вкопаны в землю. Не исключено, что эти таинственные камни еще преподнесут нам сюрприз. Например, есть предположение, что каменными кладками или овалами на поверхности отмечались могилы. Может быть, через год мы попробуем провести здесь раскопки, и кто знает, какие открытия нас ждут..."
Однако следы присутствия древних людей на беломорских островах этими находками не ограничились. На острове Бережные Лехлуды археологи наткнулись на необычные захоронения, весьма нетипичные для русского Севера. В построенных из гранитных плит гротах, засыпанных сверху и по бокам валунами, покоились кости и черепа древних обитателей этих мест. Ученые нашли здесь также несколько каменных ящиков, сложенных из обработанных четырехгранных блоков. "Их сохранность удивительна для наших мест, - говорит Марк Косменко. - Песок, ветер, морская соль очень быстро разрушают органику. Поэтому останки людей, живших в средние века, - это очень и очень редкая находка. Любопытно, что найденные черепа отличаются необычно узкой черепной коробкой, широким и низким лицевым срезом, что характерно для древних саамов". Кто были эти люди, погребенные на затерянном острове? Рыбаки? Охотники? Шаманы? Вполне возможно, что этот остров был сакральным местом, где находили приют души умерших.
Еще одна загадка - найденные на нескольких островах ямы глубиной от 20 до 70 сантиметров и диаметром до двух метров, сверху покрытые дерном. Можно подумать, что это звериные лежбища, но никаких следов присутствия в них животных не обнаружено. Да и какие на островах животные... Ямы эти явно искусственного происхождения. Ученые уже окрестили их "лопарскими ямами". Но с какой целью, когда и кем они выкапывались - также пока не ясно. Соловецкий археолог Александр Мартынов предположил, что эти ямы могли использоваться как искусственные морозильники для хранения тюленьих шкур. Кто-то из членов экспедиции, кстати, припомнил, что в географических отчетах начала ХХ века упоминались подобные объекты на острове Бережной Кельяк, который предстояло миновать по ходу маршрута. Однако высадка на этот остров результатов не дала: ничего похожего исследователи здесь не увидели...
Первую экспедицию вдоль карельского берега Белого моря сами ее участники назвали разведкой боем. "Те 200 километров, что мы прошли, - настоящая terra incognita, - говорит Надежда Лобанова. - Мы, честно говоря, ждали открытий, но не думали, что их будет так много и они окажутся столь удивительными и нехарактерными. Теперь нам предстоит осмыслить собранный фактурный материал, и, возможно, мы поймем нечто новое о жизни своих предков, чего раньше не знали. При этом нужно отметить, что все открытия нами были сделаны практически вдоль береговой линии. Остается лишь предполагать, какие сюрпризы могут нас ожидать, если в следующих экспедициях мы попробуем удалиться в разных местах от берега хотя бы на два километра".

ОТ БЕЛОГО МОРЯ ДО НОВОЙ ЗЕМЛИ
 

Морское путешествие к Новой земле из Белого моря это еще один пример, что в нашем народе всегда найдутся люди, готовые к подвигам.
http://sevprostor.ru/expeditions/ot-...voj-zemli.html
Севпростор
ОТ БЕЛОГО МОРЯ ДО НОВОЙ ЗЕМЛИ
Летом 2016 года мы продолжили наш большой поход, начавшийся за год до этого в Приозерске. Теперь нам предстояло отправиться из Архангельска в Нарьян-Мар и при этом попасть еще и к нашей главной цели - Новой Земле. Началось все 3 июня, когда мы сев на наш «Урал», отправились из Петербурга в Архангельск, где нас дожидалась лодка, оставленная зимовать в яхт-клубе «Норд».
Прибыв на место, мы собрались в течение недели, и 18 июня двинулись дальше. Довольно быстро мы преодолели Белое море, и уже 1 июля обогнули Канин Нос, оказавшись на Баренцевом море. Вот тут-то и начались всевозможные сложности и приключения. Погода не благоволила нам: идти приходилось очень медленно и постоянно против ветра. К тому же, получилось так, что из-за моих просчетов планирования, у нас явно не хватало бензина до Нарьян-Мара.
Но, тем не менее, в середине июля мы добрались до Индиги, где немного заправились. Этого, конечно не хватило бы до Города. Однако, исполненные надежд мы пошли дальше, обогнули Святой Нос, прошли вдоль Тиманского берега и очутились в гостеприимной Тобседе. По гроб жизни я буду обязан хозяевам этого прекрасного места за то, что они дали нам еще 20 литров драгоценного топлива, благодаря чему, 24 июля мы встали на якорь рядом с Нарьян-Маром.
В городе мы заправились под завязку, купили продукты и пошли дальше. Через несколько дней мы посетили Вайгач, а потом, преодолев Карские Ворота, достигли нашей главной цели. В самом начале августа мы оказались на Новой Земле.
Новая Земля — это совершенно исключительное место. Да, нам приходилось бывать и на ЗФИ, но Новая Земля — совершенно особенна. Там мы провели 2 недели, постоянно совершая радиальные выходы. По сути, целью этого похода была рекогносцировка этого архипелага, а детальное его изучение запланировано нами на 2017 год.
С Новой Земли мы вернулись в Нарьян-Мар, где нашли свое пристанище на Лесозаводе у одного прекрасного человека, который согласился приютить наш тримаран на зиму на своей территории. 4 сентября мы сели на самолет, а через 2 часа уже встретились с нашими друзьями в Петербурге. Мне оставалось только съездить в Архангельск на поезде, чтобы забрать оттуда мотоцикл.
НОВОЗЕМЕЛЬСКИЙ ПОХОД НА КАРТЕ
ВСЕ ПРО ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ:
ОСТРОВ КУСОВА ЗЕМЛЯ (АРХИПЕЛАГА НОВАЯ ЗЕМЛЯ) К НОВОЙ ЗЕМЛЕ ТАБСЕДА ИНОПЛАНЕТНЫЙ ВЕЛЬТ В ИНДИГУ ЗА БЕНЗАКОМ ЗАБРОШЕННЫЕ ДЕРЕВНЯ И МАЯК НА КАНИНЕ ГЛУПЫЕ ОШИБКИ БЕЛОМОРСКАЯ СТОРОНА ПОЛУОСТРОВА КАНИН БОЛЬШОЙ ПЕРЕХОД ОСТРОВ МУДЬЮГ СБОРЫ В НОРДЕ НАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ОТ АРХАНГЕЛЬСКА ДО НОВОЙ ЗЕМЛИ
НАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ОТ АРХАНГЕЛЬСКА ДО НОВОЙ ЗЕМЛИ
В 2016 году мы продолжили наше большое путешествие. Напомню, что в 2015 мы прошли от Приозерска до Архангельска, а теперь — отправились из Архангельска на Новую Землю. В первую очередь, пока я не пустился в описания и рассказы, мы хотим поблагодарить всех тех, кто нам помогал на нашем пути. Если вы это читаете, то спасибо вам большое! А мы уж постараемся описать все интересно и подробно.
СБОРЫ В НОРДЕ
Грязные и усталые после мотоциклетной поездки из Питера мы стояли перед нашей обшарпанной лодкой, задвинутой в самый угол, между двух клубных балков. Вернее, это была даже не лодка, а ее разобранные секции. Куча фанерных ящиков и прочего барахла выглядела настолько печально, что я даже не представлял сейчас, как это может куда-то идти, да и вообще — плавать.
ОСТРОВ МУДЬЮГ
В бинокль на Мудьюге прекрасно виднелся задний створный знак возле старого черного маяка, какие-то строения, и главное – большой дом метеостанции, которая нам и была нужна. Прочитать береговую линию пока не получалось, поэтому Наташка заранее полезла на нос, а я все пытаться взобраться на лодке выше по ветру. Наконец, меня окончательно утомило это дело, я крикнул, что можно отдавать якорь, а сам полез на корму поднимать перо руля.

когда мы шли мимо Сенгейского, нас накрывало легким туманом и иногда поливало мелким
 

БОЛЬШОЙ ПЕРЕХОД
Давным-давно остались позади торчащие в небо навигационные знаки Мудьюга, провалились куда-то за горизонт и лесистые берега южной части Зимнего Берега. Потом точно так же нас покинуло солнце, спрятавшись ненадолго впереди, за морем.
С берега подул ветер, и уже около часа мы шли под парусом, медленно подползая к мысу Зимнегорскому — жутко унылому месту, самому мрачному, на мой взгляд, на всем Белом море. Огромный креж, даже на вид холоднющий, уходил вверх от самой воды. Кое-где виднелись распадки, по которым можно было бы забраться туда, где начиналась хоть какая-то растительность. На самом мысу сверху стояла метеостанция, пока отсюда невидимая, а внизу, у подножия, лежали только округлые камни, омываемые неспокойной водой.
БЕЛОМОРСКАЯ СТОРОНА ПОЛУОСТРОВА КАНИН
Шойна — самый обыкновенный заполярный поселок. Про нее говорят, будто вся она занесена песком и, в общем-то — да, песка тут действительно много. Но все-таки не настолько, чтобы ее как-то особо выделять среди других деревень: в той же Кузомени или Тобседе, например, песка не меньше. Так же, как и в других похожих населенных пунктах, на пляже под крежем тут лежит металлолом, укрепляющий берег от размывания, а выше этого крежа начинается, собственно, сам поселок.
ГЛУПЫЕ ОШИБКИ
Пастух опознал нас безошибочно, хотя и никогда с нами не встречался. Просто сразу сказал, — «О, да я вас знаю, ага». Он слышал о нас от другого оленевода из своего хозяйства, с которым мы познакомились здесь же четыре года назад, и подарили пластиковую бочку. Не знаю, когда история бочки дошла до моего собеседника, но суть в том, что, увидав странную многокорпусную лодку, пусть и не такую, как была в описании, семейную пару на ней, и двух нехарактерных для этих мест собак — он, почему-то сразу отождествил все это с той самой синей бочкой. В общем-то, это вот «я вас знаю» было сказано вместо ответного приветствия, когда я только вылез из байдарки на берег, изучая устье Крынки на предмет захода в него.
ЗАБРОШЕННЫЕ ДЕРЕВНЯ И МАЯК НА КАНИНЕ
Я завел лодку за остров Корга и мы отдали якорь. Когда мы вставали тут в 12 году, дело происходило днем и со стороны моря, а теперь — все наоборот. Не, ну а что? Место тут закрытое со всех сторон, стой себе и не парься. Подошли мы сюда, видимо, как раз при смене воды.
Кругом все казалось спокойным, мы расположились в ста пятидесяти или двухстах метрах от берега. Степа, конечно же, по своему обыкновению сразу прыгнул в воду и поплыл к этой самой Корге. Но мы особо не переживали, так как все равно собирались потом высадиться туда. Пресной воды там, конечно нет. Да и вообще там нет ничего интересного, кроме колонии злобных бургомистров и навигационного знака. Один песок и редкие островки травы.
В ИНДИГУ ЗА БЕНЗАКОМ
Печка горит хорошо. Прямо гудит. Я открыл дверцу, засунул еще несколько полешков, сколько влезло, и закрыл опять. Ну ладно. Вот сейчас только допью чай. Кружку, стоящую на койке я придерживал рукой, чтобы она не уползла никуда и, не дай бог, не опрокинулась. Меня опять вжало в настил, потом все вокруг зависло как бы в невесомости, и в следующий миг лодка бухнулась днищем об воду, так, что я аж пригнулся пониже. Звук она при этом издала резкий и страшный, и можно было подумать, что это треск. Но я уже привык и не пугался. Никакой это не треск, просто брызги с силой бьются о разные поверхности. И опять все подымается, опять падает вниз с шумом, и потом — еще раз. Прошли три большие волны, надо полагать. Я встал на колени, натянул на себя куртку весь скрючившись в каюте, застегнул молнию, все кнопки. Выглянул в забрызганное окошко двери. Наташка сидит, укутавшись в ОЗК, и рулит с равнодушным лицом. Сева, конечно же, рядом с ней, а Степа тут, в каюте. Я отхлебнул из кружки еще, затем толкнул дверь. Наташка посмотрела на меня и улыбнулась.
ИНОПЛАНЕТНЫЙ ВЕЛЬТ
Временами веревка носового якоря вытягивается чуть ли не до звона. Потом, когда очередная тучка оказывается над нами и шквал проходит, веревка снова немного провисает, но проходит несколько минут, как все повторяется.
Благословенная Табседа! Вот она, наконец-то! Отсюда до Печорской губы — один переход. Я смотрю в бинокль на домики, висящие над желтым песком будто бы в воздухе. Мотор я только что заглушил, парус убрал. Погода весь переход была совершенно спокойной, и если в то время, когда мы шли мимо Сенгейского, нас накрывало легким туманом и иногда поливало мелким дождиком, то теперь временами даже светит солнце. Я поглядел внимательнее, но все-таки пока еще далековато, ничего не понять. Ладно, тогда подойдем поближе. Я полез к мотору и топливному баку.
Остался позади и Нарьян-Мар, и Печора. И даже остров Песяков где-то далеко-далеко, почти что в другом мире. Я проснулся в гудящей и дребезжащей каюте лодки, идущей в сторону Югорского полуострова и даже не видя ничего через запотевшие иллюминаторы, почувствовал, что большой волны нет. Довольный я скрутил себе сигарету, налил чаю и распахнул дверь в кокпит, в котором сидела Наташка на руле.
Остров Долгий виднелся за кормой. Я опечалился тем, что он еще слишком близко, и подумал, что мог бы поспать еще полчасика. Но серая пелена на небе начала приобретать голубоватые оттенки, море тоже явно успокаивалось, и от этого я почувствовал прилив бодрости и оптимизма. «А ну как сейчас повернем на север, и двинем прямо к Вайгачу?»
ОСТРОВ КУСОВА ЗЕМЛЯ (АРХИПЕЛАГА НОВАЯ ЗЕМЛЯ)
Когда прекратился ветер, море успокоилось, а мы зашли под защиту здешних островов, я почувствовал, будто мы проникаем под завесу какой-то старой тайны. Блестели в заходящем солнце влажные утесы — желтые, зеленые, белые, серо-голубые. Летали мимо нас стайки здешних птиц. Я снова вспоминал любимую мной вселенную «Чужого», в голову мне почему-то лезла одна и та же песня: мол, «новая алхимия, новая природа, новая наша земля».

Вайгач - крупный остров в створе Уральского хребта, между Баренцевым и Карским морями
 

Многие из нас с вами не знают и даже не представляют и одного процента нашей прекрасной страны. Мне становится всегда крайне не приятно, когда я слышу от кого-либо восторженно- восхищенные речи о чужих красотах, но не произносится ни единого доброго слова о наших умопомрачительно красивых морских побережьях, скалистых берегах, чудных речках и озерах..
Давайте продолжать знакомиться с теми чудными землями, реками, островами, озерами, которые есть у нас в родном Отечестве и отнюдь не уступающими ни в чем заморским.......
https://varandej.livejournal.com/884648.html
Таинственный остров Вайгач
Вайгач - крупный остров в створе Уральского хребта, между Баренцевым и Карским морями, ближайший к материку среди островов и архипелагов Российской Арктики. Здесь мало людей, но много животных, однако Вайгач переполнен историей - для ненцев и их предшественников он в одном лице Олимп и Мекка, для поморов - узел путей вдоль Края Земли, для советской власти - несостоявшийся промышленный район, осваивавшийся ОГПУ. В прошлой части мы на десятый день пути увидели на горизонте вайгачский берег, ну а теперь расскажу о Вайгаче "в общем".
Для начала - карта, основа которой висит на стене Дома культуры (он же фельдшерский пункт) в Варнеке, а пунсоны - мои. Площадь Вайгача - примерно 3,5 тысячи квадратных километров, это втрое больше, чем Москва в пределах МКАД: 105 километров с севера на юг, 20-30 километров поперёк, так что местами можно и забыть, что ты на острове. На юге узкий пролив Югорский Шар перед материком, на севере страшные Карские Ворота к Новой Земле.
2.
А вечером 11 июля мы подходили к протянувшемуся впереди от горизонта до горизонта Вайгачу, ночью полярного дня погружаясь в его скалистые объятия. Мы пришли в бухту Лямчина, всю историю Вайгача служившую его фасадом, встречающим тех, кто прибыл морем с запада:
3.
В море то и дело показывались моржи:
Вайгач - на самом деле целый архипелаг, его окружает 111 мелких островков и скал, но каждый из них чем-то приметен:
Вот например вполне оправдывающий своё название остров Губистый:
Лямчина буквально набита островками, и их первый ряд уже остался за кормой:
В скалах Вайгача постоянно чудятся головы, лица, фигуры - уж не потому ли остров считался священным? Особенно когда у первых людей, решавших на нём поселиться, зимой кровоточили дёсны и выпадали зубы, а по весне их находили умершими в страшных мучениях.
За Большим Цинковым - крупнейшим из островов-спутников - показалась озарённая полуночным солнцем изба, которую издали я принял за валун. Ближе я подумал было, что она заброшена... но рядом с избой показался Человек. Это старый ненец Андрей Вылка, племянник легендарного "президента Новой Земли" Тыко Вылки, живущий на этой избе одиноко, если не считать 13 собак, которые ему и друзья, и охрана, и охотники, и транспорт. Его гостями мы с Олей и стали на следующую неделю, поставив палатку у скал. На Вайгаче, поровну здесь и в Варнеке, нам предстояло провести без малого три недели.
У Вайгача красивые скалистые берега, за исключением разве что болот в устьях рек. Самые красивые места, говорят, на севере, в губах Долгой и Дыроватой, а последняя и лучшее место для пережидания штормов. Баренцевская и Карская стороны внешне не слишком отличаются, иное дело сами моря: Баренцево чуть-чуть теплее и очень солёное (30-34‰ - уровень скорее Атлантики, чем Арктики), Карское - несколько холоднее и, стараниями Оби, Енисея и тающих льдов, распреснённое. Карское море считается более спокойным, чем не чуждое атлантических веяний Баренцево, но в дни нашего приезда всё было в точности наоборот:
Вдали же от моря Вайгач совсем другой - хотя высоты острова редко превышают сотню метров (высшая точка - 157 метров, Болванская гора на севере), это самые настоящие горы, который я называл не иначе как Вайгачский Урал. В горах неописуемо много в основном безымянных чистейших озёр, над которыми ещё в июле таяли снежники:
Здесь тоже множество естественных скульптур, и представляю, какое впечатление они могли произвести на древнего охотника:
Самое же впечатляющее в рельефе Вайгача - каньоны, по которым его многочисленные реки спускаются к морю. Вот например Юнояха, и за этой страшной тесниной шумит птичий базар:
Каньонов много и на материке, отделённом от Вайгача узким проливом Югорском полуострове - так Урал встречается с морем. Рек, с каньонами и без, на Вайгаче очень много, и некоторые можно перейти по камушкам, некоторые - вброд, сняв обувь, в иных броды по пояс, но кажется и не таких, которые не перейти. С баренцевской стороны крупнейшие реки - Талата, Юнояха и Сурияха, с карской - Сармик.
А за горами начинаются болотистые тундры. До поездки я был уверен, что вся восточная часть острова равнинна и болотиста, но на самом деле ближе к Карскому морю вновь начинаются горы и скалы, а заболочена у Вайгача скорее середина. Болота здесь не сплошные, и непроходимых топей я тоже не припомню, но поверьте - пересчь Вайгач пешком, не замочив ног, почти невозможно.
Немало здесь и "просто" тундры - мягкой, кочковатой и травянистой, словно степь. Здесь самое впечатляющее - то и дело попадающиеся в траве валы, образующие квадраты, многогранники и круги, столь правильные, что их легко принять за остатки святилищ, засад или военных позиций. На самом деле они созданы природой - протаиванием вечной мерзлоты:
Такие протаивания в тундре норма, новые бугры и провалы возникают в ней тут и там ежегодно. Но в последнюю пару лет Вайгач перестал быть вечно пасмурной землёй непрерывных дождей, ветров и туманов - летом сюда приходит 30-градусная жара, а от того мерзлота разрушается. Вот целый каньон с грязной речкой на дне - но только не в скалах, а в серых грунтах, и таких "язв" в тундре очень много, особенно ближе к Карскому морю:
Пересохшее озеро:
И вымытый из мерзлоты пугающе огромный череп мамонта:
Ощущения от нахождения в тундре сложно передать словами. Возьми миллион рублей, оставь на камне около палатки, а вернувшись через неделю - найдёшь его на том же месте. Но подвернёшь ногу или увязнешь в болоте - пиши пропало. Здесь никто не обидит и никто не поможет просто потому, что НЕКОМУ. Но вдали от моря нет и опасных хищников, в вайгачской тундре не встретится ни волк, ни бурый медведь; в каждом озере - питьевая вода, а к августу на каждой кочке тонна морошки. А от того в сухой и солнечный ветреный день здесь есть что-то от рая...
А главные островитяне здесь - гуси. Вот в кадре серый гуменник и чёрно-белые казарки, ещё есть белолобый гусь и оправдывающая своё название пискулька.
В июле за гусиной жизнью можно наблюдать в динамике, и на наших глазах она проходила несколько стадий.
Одни гуси сидели на гнёздах, высиживая крупные яйца. При виде нас один из пары неизменно вскакивал и даже не улетал, а убегал, раскинув крылья и крича что-то вроде "Аааааааааа, мы все умрёееееемм!!!!!!", думая, что мы за ним погонимся, другой же гусь, пригибая голову к земле, продолжал прикрывать гнездо. Главным звуком Вайгача мне запомнились гусиные вопли, а самих гусей мы называли не иначе как Птица-паникёр:
На следующей стадии подрастали гусята, которые теперь могли сами ходить, и у гусей начиналась настоящая война с чайками, заходившими на гнёзда эскадрильями в лучших традициях Люфтваффе. Гуси шли к воде, птенцы укрывались под гусыней, а гусак носился вокруг, отбивая атаки врагов. При мне боевой гусь пролетел сотню метров, повиснув на хвосте у чайки. Но подходя ближе, мы невольно подыгрывали агрессорам - гусям ближе принцип "бабы новых нарожают", и спасая себя от нас, они бросали птенцов, коих чайки хватали с земли и заглатывали целиком, даже не успев набрать высоту.
Но вот гусям удавалось прорваться к реке или морю. Гусята отлично ныряют и плавают под водой.
Вайгачом.

Последняя градация - линные гуси. Подняв птенцов, они вновь вспоминают закаты над Нилом... и тяготы перелёта в тёплые края. Поэтому они линяют, и в это время не могут летать - по словам Андрея, у июльских гусей тощие ножки и мощные крылья, а у августовских ноги как у бройлера. Линные гуси беззащитны перед песцами или собаками, а потому сбиваются в огромные стада, и по словам бывалых, у стад этих включается коллективный разум - чем их больше, тем они хитрее, и того же Севу, которому ничего не стоит догнать и загрызть одинокого гуся, водят за нос только так.
Реже встречаются лебеди, как правило парами. Над устьями рек висят конюки, кричащие в воздухе сиреной. Один раз мы спугнули самого настоящего орла, но я не смог его заснять. А вот поморники с хвостами в виде стрелок, отличающиеся очень смешным голосом, попались нам в тундре один раз...
И всюду - ЛЮБОВЬ. Если гуси уже вырастили птенчиков, то вороны ещё только флиртуют:
Птицы среди вайгачской живности, конечно, господствуют, постоянно мелькая перед глазами и оглашая тундру криками. Из под ног то и дело с мышиным писком убегают лемминги, едва заметные в густой траве; пару раз я видел песцов, да и то - дохлых. Из млекопитающих самые яркие - олени:
На острове их около тысячи голов, и сложно сказать, хозяйственные они здесь или дикие: когда-то здесь действовал совхоз, в 1990-х его, по обычаю того времени, развалили, но относительно небольшое стадо в примерно 1800 голов на острове осталось. Им не уйти за море, нет здесь и опасных для них хищников, поэтому оленеводы Вайгача не ходят за стадами, а просто периодически садятся на буран, догоняют оленей да пилят им рога. Найти оленей просто - они всегда идут против ветра, так как ветер сдувает с них оводов, норовящих отложить своих личинок под шкуру. Мы видели оленей всего раз - но прямо у избы Андрея.
Вся тундра в их следах и сброшенных рогах, а Андрей когда-то видел в тундре пару черепов, намертво сцепившихся рогами...
Вайгачские озёра богаты рыбой, а море вокруг - зверем. Местные чаще всего встречают нерпей (то есть нерп), а я видел тюленя-лахтака, или морского зайца, как живым, так и добытым - всего-то на корм собакам. Мясо тюленя съедобное, но, говорят, невкусное - рыбой пахнет:
Не редкость здесь и моржи. Размером эта зверюга если не со слона, то с бегемота точно, во всяком случае гораздо крупнее, чем ждёшь от животного. Одни только бивни их - в мужскую руку размером, а голова как бакен. На берегах моржи образуют лежбища, причём разные у самцов и самок, и обильно плавают в радиусе нескольких километров от них. По словам Андрея, главное лежбище, около 2000 животных, было раньше на Лямчином Носу, но его распугали люди от учёных до туристов, порой баражжировавших над ним на вертолёте; потом лежбище сместилось к Карпову Становью, но и его постигла та же судьба. Жизнь на них ещё теплится, одно из них я даже видел с борта, но главное лежбище теперь в другом месте, и место это Андрей решил уже не говорить никому.
О моржах ходят страшные, но весёлые легенды, будто бы они топят лодки, пытаясь с ними любиться (а "х..й моржовый" - не шутка, в нём кость, которую доверчивым гостям часто выдают за бивень). И фотографии не передают того, насколько же они огромны...
Кроме ластоногих, из морской фауны мы видели разве что крабов - расклёванные чайками остовы на берегах. По словам местных, несколько лет назад им попадались и другие крабы, более крупные и ранее не знакомые, портили сети, а потом снова исчезли. Это, например, на карском берегу арктический краб-паук:
Но при всей дружелюбности вайгачской природы, есть одно существо, делающее её смертельно опасной - это белый медведь, так что близ моря не стоит ходить без ружья и собаки. "Мишек" приносит сюда по весне на льдинах, и местные делят их на две касты: "арктические медведи" человека видят первый раз, и при встрече с ним лишь крутят головой, толком и не зная, что это такое и с чем его едят, а вот "помойные медведи", научившись питаться человеческими объедками, лузгая консервные банки как семечки, привыкают, что где люди - там и еда, да и сами люди вполне съедобны. На юг острова медведи заходят крайне редко, на севере живут практически постоянно, и говорят, где-то там у них родильное урочище. Наименее опасны они в жару, когда не бегают, а жмутся к снежникам, а наиболее опасны ночью, предпочитая не гоняться за людьми, а прибивать их спящими в палатках. На карском берегу я видел старые следы. Сигнальные ракеты, увидев медведя, надо пускать не в морду ему (он этого просто не заметит), а в сторону, чтобы он за ними погнался; травматические пули ему - как комариный укус, а вот дроби медведи уже боятся. Главный же враг белого медведя - собаки, которые пользуясь превосходством в маневренности, его просто "закручивают", да и за пятки щипать умеют, а привыкший к безнаказанности и непобедимости медведь просто не знает, как к этому относиться.
Впрочем, самое страшное животное Вайгача - вот. Здешние комары боятся только тюменской "Дэты" (какой-нибудь экологически чистый буржуазный "Off" помогает минут на 10) и прокусывают три слоя одежды. Одно из главных слов поездки - "комарилья", то есть эскадрилья комаров:
Другое название Вайгача - Хабдея, то есть Хэбидя-Я - Святая Земля. Хоть он и далеко от всех прародин человечества, а люди поселились здесь ещё в каменном веке, старейшая из нескольких стоянок - Литосаля в Долгой губе. Священным же он стал не позже 10 века, и первыми молились здесь даже не ненцы, а сиртя - полумифический народ, русским известный как печора и скорее всего родственный саамам. Печора торговали с Новгородом - древнейшие подношения вайгачских святилищ были изготовлены в Древней Руси. В 12 веке сихиртя ассимилировали будущие ненцы, усвоившие однако их культуру, и Вайгач как священный остров перешёл к новым хозяевам тундры по наследству. По легенде, здесь жили Вэсако и Хэдако, мировые Старик и Старуха, и их сыновья - бог верхнего мира Нум с женой, матерью прочих богов Я-Мюней, и бог нижнего мира Нга с женой Я-Миней. В не очень надёжных источниках пишут, что у ненцев была особая каста "хех-сей" ("Сердце бога") - охранники святилищ, на Вайгаче жившие вахтами. Святилищем Нума и Нга была Болванская гора в глубине острова, а святилищами Вэсако и Хэдако - южный и северный мысы соответственно, в прошлом имевшие одинаковые названия Болванский Нос. Южный Болванский нос теперь зовётся мысом Дьяконова и венчает небольшой полуостров Хосейто, вдающийся в Югорский Шар. Здесь, в ближайшем к материку месте Вайгача, и было испокон веков главное святилище, где и в наше время немало следов жертвоприношений, а до 19 века стояли многие сотни идолов. Если сам Вайгач - Дом бога, то Хосейто - его порог.
Всего на Вайгаче известно полтора десятка святилищ со звучными названиями вроде Лисий Камень, Олений Камень, Медвежья Голова, Болванская гора или Сиртя-Сале, в основном в горах со стороны Баренцева моря, и я видел три из них. Ещё с одним - Горой Идолов - был совсем рядом, но как-то странно не нашёл, словно духи заморочили. На Большом Цинковом стоит Семиликий идол 18 века, и семиликость его да остроголовость боковых фигур возводят к сихиртя, а композицию - к поморским крестам. Обратите внимание на подношения перед ним вроде фигурки оленя:

А вот гурий. Такие каменные пирамидки тут и там - не святилища, а ориентиры, более мн
 

Ненецкие святилища устроены весьма интересно: как правило это простейший идол, может даже вертикальный кол или стопка камней - но вписанный в ландшафт как в огромный и величественный храм. Тот же Семиликий сидит на скале-троне, венчающей мыс с обрывами в виде нескольких человеческих лиц. А вот в тундре небольшое святилище Заяцкий Камень с каменным идолом - и вся эта фигура человека в малице, кроме поставленной головы, создана природой. Обратите внимание на притаившегося в щели гуся...
Ненцы о святых местах говорить не любят и совсем не одобряют походы к ним из любопытства. По факту многие здесь двоеверы - считают себя православными (одно время тут баптисты проповедовали - но так ни с чем и ушли), но к духам относятся как к погоде или зверям, то есть просто данности, с которой необходимо считаться. Они знают, что духи могут заворожить, закрутить, заманить куда не надо. И даже мы слышали в тумане отрывистый собачий лай там, где людям и собаке взяться было не с чего. Здесь нет фантастических хальмеров, как у ненцев Ямала, но на могиле под крестом могут лежать нарты или капот "бурана":
А вот гурий. Такие каменные пирамидки тут и там - не святилища, а ориентиры, более многочисленные, чем тригопункты, а часто и сложенные им на замену.
По одной из версий, название Вайгач восходит к ненецкому Вэй-Хабць - "Земля Погибели". Иные видят русский корень - от слова "ваять", то есть Изваянный остров (значит либо - "намывной", либо "с изваяниями"). Наконец, есть полумифический помор Иван Вайгач (от карельского - "молчун"), якобы первым из русских поселившийся здесь в 14 веке. Как бы то ни было, "первооткрывателей" Вайгача британцев Стивена Барроу и Ричарда Джонсона с прибывшего сюда в 1554 году корабля "Сёрчсрифт" встречал помор по прозвищу Лошак, а в их путевых заметках упоминаются и свирепые туземцы с луками, отгонявшие их от святилищ, и русские охотники, добывавшие медведя, из чего следует, что они и между собой уживались. Вот мыс Карпово Становье южнее бухты Лямчина - на протяжении нескольких веков центр поморских промыслов Вайгача:
Перед ним - пара Карповых островов:
Один из которых венчает крест, поломанный и накренившийся:
В силу своего расположения Вайгач был узлом Поморского хода в сибирские моря, и наследие тех времён, со Средних веков до конца 19 века - это кресты и избы. Поморские кресты - не столько храмы, сколько ориентиры. Они были знаком того, что это русские берега; их расположения и комбинации входили в рукописные лоции, из поколения в поколение передававшиеся в поморских деревнях; косая перекладина креста, если он поставлен правильно, кажет верхним концом на север, а пара крестов могла служить створовым знаком. И если с лицевой стороны на кресте слова церковные, то с тыльной вполне могли быть подсказки путнику. Поморская навигация - удивительный феномен Арктики, и когда англичане да голландцы гибли в полярных экспедициях с большими кораблями, поморские кочи доходили уже до Восточной Сибири.
Крупнейшие скопления крестов - в районе Дыроватой и Долгой с их мудрёными фарватерами. Не все кресты можно увидеть с моря - многие лежат на земле. Вплоть до конца 19 века полярные острова были необитаемы, присутствие России на них оставалось сезонно-номинальным, и с поморами всё больше конкурировали норвежцы: всё шло к тому, что острова достанутся тем, кто первым начнёт их заселять. Местные говорят, что это всё было "при матушке Екатерине", но на самом деле ненец Фома Вылка стал первым жителем Новой Земли в 1869 году. За несколько поколений там сформировалась особая общность, не шаманисты-оленеводы, а двоеверы-промысловики, и потому не с юга, а именно с севера ненцы стали в ХХ веке переселяться на Вайгач.
Всё это время на острове частыми гостями были исследователи. Только в 16 веке следом за Барроу здесь были голландец Оливье Брунель (1576), британцы Артур Пит и Чарльз Джекман на кораблях "Георг" и "Вильям" в 1580-м и Стив Марш в 1584-м, однако главными были две голландские экспедиции Виллима Баренца и Корнелия Нея - в 1594 на двух, а в 1595 - на 7 судах, по наивности того времени искавшие Северо-Восточный проход в Индию. Но голландцы и англичане не умели того, что умели поморы, и в третью экспедиицю 1597 года Баренц погиб на Новой Земле. Первыми русскими учёными тут были рудознатцы, ходившие на север в 1666-67 годах из Пустозерска. Первые русские географические исследования здесь проводили Степан Муравьёв и Михаил Павлов на судах "Экспедицион" и "Обь" в 1734-39 годах в рамках Великой Северной экспедиции, ну а первое комплексное описание собственно Вайгача было опубликовано лишь в 1787 году. Активнее всего остров изучался в 19 веке, и бывали здесь Шренк, Толль, Литке и даже Фритьоф Нансен на судне "Фрам".
Лучшие описания Вайгача, впрочем, оставлены не учёными: в 1830-50-м годах остров детально описал отец Венеамин, монах-миссионер из Антониево-Сийского монастыря, с той лишь загвоздкой, что немалую часть описанного он сам же и разрушил; в 1898 году по острову путешествовал художник Александр Борисов, создавший там немало картин. Вот например Болванская гора - идолов на ней теперь не осталось, но священная расщелина, судя по чужим фотографиям, та же:
В 1912-14 годах на Карских Воротах успели построить даже одну из 8 во всей царской России метеостанцию, переехавшую на Болванский нос в 1950-е годы. Однако Старый Вайгач - её руины в духе модерна, едва ли не самые северные каменные дореволюционные постройки, ещё стоят (фото есть здесь, почти в конце). В те времена на острове жило 10-15 человек, в основном промысловиков, но всё переменилось при Советах. В 1927 в губе Долгой появилась фактория, а в тундрах острова заработал оленеводческий совхоз, население Вайгача разом подскочило до сотни человек, и остаётся на этом уровне поныне. На смену крестам-ориентирам пришли маяки, здесь в основном в виде бревенчатых вышек:
Вид их ветхий, но на них висят солнечные батареи, пришедшие на смену радиоактивным советским РИТЭГам:
Помогало это, впрочем, не всегда, и разбившихся судов на вайгачских берегах немало. Вот например у Белого мыса потроха эстонского лесовоза "Кенник", погибшего в 1933 году.

Тогда, в 1930-34, на Вайгаче жило больше людей, чем за всю остальную его историю, в том числе последующую - население острова в те годы достигло 1500 человек. Вот только большинство из них жили за колючей проволокой: дело царских рудознатцев продолжили сначала геологи Нестор Кулик (1921) и Евгений Шенкман (1925-27), нашедшие здесь свинцово-цинковые руды, а затем Вайгачская экспедиция ОГПУ, или особлаг "Вайгач" под руководством прежде возглавлявшего весь ГУЛАГ латышского стрелка Фёдора Эйхманса и заключённого-геолога Павла Виттенбурга. Вторая Вайгачская экспедиция начинала работу в 1940-41 годах, но толком и не успела развернуться (а на мысе Гребень с той поры - остатки орудийных позиций). Виттенбург в итоге пережил Эйхманса - последний был расстрелян в 1938-м, а первый возвращался сюда в новых экспедициях в 1946-48 свободным человеком.
Ни одна из этих экспедиций не нашла достаточных запасов для промышленной разработки, но следы их деятельности попадаются тут и там, в первую очередь на мысе Раздельном у Варнека (на кадре выше), на озере Пайхато и в Дыроватой губе. А вот мелкая выработка на Большом Цинковом - вполне может быть, что и не ОГПУшная, геологи бывали здесь и позже.
Рудничного инвентаря в домах у местных больше, чем в нарьян-марском музее:
Экспедицией ОГПУ был основан и Варнек, названный по бухте, называнной в честь Александра Варнека, исследовавшего Вайгач в 1898 году на пароходе "Пахтусов", названном в честь Петра Пахтусова - исследователя 1820-х годов. За 4 года Варнек вырос в крупный посёлок, обзаведясь даже таким атрибутом, как музей, однако затем всё переместилось на материк: "тот" Варнек - это фактически Амдерма. Но ещё стоят дом начальник экспедиции, огромный старый амбар да трактор на земляном постаменте. Ныне Варнек - очень уютный посёлок из 20 домов (из них 6 - не жильё), общий двор для сотни ненцев.
Здесь есть магазин с пугающе скупым ассортиментом, пекарня с вкусным хрустящим хлебом, новенькая баня. Здесь нет сотовой связи, но есть интернет за 1380 рублей в месяц. Есть староста Владимир, попавший сюда из Шойны; Миша, который и диспетчер, и пекарь, и электрик; оленевод Станислав и многие другие - когда людей так мало, каждый неизбежно становится ярким. Летом гостит молодёжь и родня (в том числе русские, женившиеся на уехавших отсюда в город ненках), и в зависимости от сезона здесь находится от 80 до 120 человек. Основные фамилии - Вылко (правильнее было бы Вылка, но видимо паспортист был с Украины), Валейский (правильно было бы Валей) и Тайбарей, почти все - потомки новоземельцев, а то и лично Тыко-Вылки. И хотя все они знают, что на Новой Земле теперь ядерные полигон, у многих предки перебрались на Вайгач своим ходом ещё в 1930-е годы. Большинство семей здесь многодетные, но школы в Варнеке нет, вместо неё интернат в Каратайке (в ответственности сельсовета которой и находится Вайгач), да и молодёжь стремится прочь, на материк!
Помимо посёлка, на острове есть множество промысловых изб, выполняющих роль скорее опорных пунктов для охоты и оленеводства. Лишь два человека на избах живут постоянно - уже знакомый Андрей в бухте Лямчина и Василий в Дыроватой.
В избах нет электричества, ждут тёмных ночей керосиновые лампы, на кроватях и нарах лежат оленьи шкуры, а гусиные крылья служат вениками. Иногда избы портят пьяные люди, нерадивые туристы или звери - вот например печь, развороченная белым медведем от того, что кто-то забыл в ней съестное.
И кажется вроде бы, что островитяне должны ходить в море, но нет - вся жизнь на Вайгаче обращена внутрь острова. Здесь живут охотой в тундре (и даже собаки знают, что нельзя разорять гнёзда) и рыбалкой в озёрах, а в море разве что сети ставят у самого берега, проверяя их на вёслах. Но "в океан" (как тут говорят) на вёслах не ходят - там течения, которые унесут в лучшем случае на остров Долгий, а то и вовсе на тот свет.
Основной вайгачский транспорт - старый, латанный-перелатанный "буран"."Ямахи" да "Полар-Кэты" тут не котируются - во-первых, с одной гусеницей и парой лыж по летней тундре не пройдёт, а во-вторых... да, сами не сломаются, но если посадить такой в болото или разбить о камни - его останется там же и бросить, в то время как буран чинится ломом.
Квадроциклов здесь нет, а единственный каракат появился недавно. Главная проблема транспорта на Вайгаче - дефицит бензина, который доставляется сюда ограниченной партией по завозу, а по заказу влетает в 100 тысяч рублей за бочку (500 рублей за литр!). В Варнеке есть Сергей, у которого бензина вдосталь, так как он ездит по делам в Амдерму и покупает его там, а Андрей из Лямчины и вовсе ездит на собаках, и над всеми, кто смеялся над ним, смеётся когда у них кончается топливо.
Вертолёт летает сюда раз в 2 недели, но местны довольны и этим - до 2009 года он летал раз в месяц, и вдобавок не был оснащён современной навигацией, поэтому в дождь или туман просто не находился посёлка, и подразнив островитян жужжанием, улетал обратно, спалив впустую месячную квоту бензина. Сейчас с Вайгача улететь очень просто, а вот на Вайгач куда сложнее - вертолёт везёт полтонны казённых грузов и ещё сколько-то по заказу.
Полноценного причала в Варнеке нет, и порой заходящие в бухту буксиры - лишь случайная оказия. С буксирами другая беда: их экипажи порой везут в трюмах пару центнеров спирта на продажу. Когда при нас пришёл буксир - с моряков тут не спускали глаз. Говорят, если алкоголь сюда всё-таки попадает - начинается ад, и у прекраснейших людей вдруг отрастают рога и копыта. Для ненцев "огненная вода" - злой дух, которого они ненавидят, но устоять перед ним не могут. Есть очень красноречивая легенда о целом посёлке, вымершем от того, что море принесло туда бочку с метиловым спиртом... Но всё плохое об островитянах мы знаем лишь с чужих слов, а по личным впечатлениям вайгачские ненцы - одни из самых достойных людей, что я видел. И жизнь их кажется тяжёлой, как война: каждый расскажет, кто из его друзей утонул, кто замёрз, кто провалился, кто спился, да и в море или тундре гибнут восновном по пьяне. Но у полярных островитян особое отношение к жизни: так, когда Андрея Вылка унесло течение в открытое море, он просто сказал себе "Будь что будет!", и лёг на дно лодки спать...
С 1988 года на Вайгаче работает МАКЭ - Международная арктическая комплексная экспедиция, и крупнейшие современные исследоваткели острова - Пётр Боярский и Илья Барышев, по книгам которых я и готовился к путешествию. У островитян же отношение к ним, мягко говоря, неоднозначное. Несколько лет на острове пытались организовать национальный парк, но островитяне не дали добро, опасаясь, что им же и запретят там охотиться. Сейчас у властей другая концепция - ограничить посещение важнейших памятников природы и истории, как Большой Цинковый или Хосейто, и такой идеей местные в общем довольны. А к туристам они привычны - туристы бывают тут, конечно, всего несколько раз за год, в том числе нарьян-марские яхтсмены на судах "Печора" и "Волга", но каждый турист успевает познакомиться с едва ли не всем населением острова.
О практических нюансах путешествия в столь труднодоступный угол я рассказывал здесь.
В следующей части - про Большой Цинковый, который я назвал бы Малым

сюда прибывали и англичанин Стивен Барроу на корабле "Сёрчсрифт" в 1554 году, и мифич
 

Продолжим открывать для себя казалось бы известный нам всем со школы и абсолютно не известный в действительности наш север, благодаря мужественным людям нашего времени, наших с вами современников, совершающих эти опасные переходы на не большой лодке по сути по севморпути, где и большегрузным теплоходам порой весьма жестоко достается от местных ветров и льда.
https://vol-majya.livejournal.com/4686616.html
Previous Entry Share Next Entry
Бухта Лямчина. Часть 1: Большой Цинковый, или Малый Вайгач
vol_majya
August 21st, 2017
Оригинал взят у varandej в Бухта Лямчина. Часть 1: Большой Цинковый, или Малый Вайгач
Рассказ про Вайгач, прошлую часть о нём "в целом", я начинал с прибытия в набитую островами и острыми скалами бухту Лямчина, и был в этом вовсе не оригинален: сюда прибывали и англичанин Стивен Барроу на корабле "Сёрчсрифт" в 1554 году, и мифический помор Иван Вайгач (с карельского - Молчун) в 14 веке, если конечно существовал на самом деле. Широкая бухта Лямчина между пары мощных мысов расположена так, что двигаясь к Вайгачу Баренцевым морем, сложно начать знакомство с ним в другом месте. И очень кстати в этой бухте встречает остров с советским названием Большой Цинковый, крупнейший из 111 мелких островков вайгачских побережий, представляющий собой ни что иное, как "Вайгач в миниатюре".
Не знаю точно, сколько в бухте Лямчина островов, но с её основного берега за ними не видно открытого моря. Издалека более всего запоминается остров Губитый, вполне оправдывающий своё название:
А Большой Цинковый - действительно большой, километра 3 в поперечнике, так что одним взглядом его можно охватить лишь с такого расстояния, на котором он превратится в плоскую черту у горизонта, или вернее под высоким склоном Большого Вайгача.
А между тем, Большой Цинковый интереснее в деталях. Вот показались над скалами трое в остроконечных шапках - может быть, древние кузнецы и мамонтоводы сихиртя, ещё от ненцев в незапамятные времена ушедшие под землю, но успевшие рассказать самоедам о том, что Вайгач - это остров богов.
У снежников на берегу - обломки ржавого катера, над ним - одинокий кол, а из скал вдруг снова на мгновенье показалось хитрое лицо:
Озарённый солнцем полуночи тригопункт отмечает высшую точку Большого Цинкового - 28 метров над уровнем моря:
Обходим остров с севера, приближаясь к избе Андрея Вылко - об этом старом ненце, очень настоящем ненце, я кратко рассказывал в прошлой части и ещё расскажу в следующей.
Через пролив в полкилометра шириной Большой Цинковый смотрит на Вайгач семиликой скалой:
А в середине следующего дня мы уже стояли у её подножья:
С кажущихся вечными снежников барабанила в серые камни капель, и многие из них за те три недели, что мы проведём на острове, исчезнут:
Семиликая скала сверху:
А над ней ещё один камень с человеческим лицом:
Лодка sevprostor, высадив нас у Андрея Рудольфовича, бросила якорь в середине пролива, надёжно защищённая здесь островами от штормов. Петька перевёз через пролив сначала меня, потом Ольгу, и наконец забрал с лодки Наташу, и оставив у берега неудобные резиновые сапоги, мы отправились вглубь Большого Цинкового.
Ненецкое название этого острова, по словам Андрея, забыто. А Большим Цинковым он стал, как нетрудно догадаться, в ХХ веке, когда священный Вайгач изрыли вдоль и поперёк геологи и заключённые. Надо заметить, именно на северо-востоке Европейской части ещё в 15 веке зарождалась русская индустрия: в 1470-м году первый русский рудник и металлургический завод заработал на Печоре близ Усть-Цильмы, и именно для его защиты с моря был основан в 1499 году Пустозерск - первый русский город за полярным кругом. Немногим раньше, чем в Пустозерске сожгли протопопа Аввакума, оттуда ещё дальше на север ходили экспедиции рудознатцев, добиравшиеся до Новой Земли и погибавшие там, но в 1666 году впервые в русской историии исследовавшие Вайгач. Они искали медь или серебро безуспешно, а в 1920-х годах геологи Нестор Кулик и Евгений Шенкман нашли здесь свинец и цинк. В 1930-34 из Вайгача силами ОГПУ пытались сделать промышленный район, но в итоге бросили проект, или вернее перевели его в Амдерму. Но геологи возвращались сюда в 1940-41, 1946-48 и позже, и на Большом Цинковом, как я понимаю, работала одна из поздних экспедиций.
На ту самую гору с тригопунктом ведёт целый каскад каких-то раскуроченных временем конструкций, заканчивающийся впечатляющей скальной выемкой:
На вершине - ещё какие-то следы работ:
В следующей низинке - руины дощатых построек. И какой же Крайний Север без ржавых бочек тут и там?
По острову мы шли около часа - то сухой травянистой тундрой, то сыпучими берегами с похожими на моржовый навоз кусками вымытой морем почвы. Первыми, далеко впереди - деловитый Петька с шустрым Севой, затем мы с Наташей, увлечённые интересными разговорами, и последней - Оля, считавшая своим долгом минут десять покружиться с фотоаппаратом вокруг каждого цветочка. А мыс впереди недобро вглядывался в море очередным каменным лицом:
В какой-то момент мы увидели, что Петька присел у камней и ждёт нас. Вскоре глаз различил что-то тонкое и высокое, совсем не похожее на камни, и подойдя ближе мы поняли, что повстречали Семиликого идола:
Он совсем не велик - всего 128 сантиметров высотой, а возраст его оценивается от середины 19 до 18 века. Андрей Рудольфович говорил, что Семиликий - это уцелевший идол Болванского Носа, главного святилища Вэсако (мирового Старика) в южной точке Вайгача у нынешнего мыса Дьяконова, которое разрушили ещё в 1840-х годах миссионеры. Другие ненцы говорили, что Большой Цинковый изначально был домом Семиликому. Учёные (то ли Пётр Боярский, то ли Илья Барышев - к путешествию я готовился по их книгам) утверждают, что сама "семиликость" и остроголовые очертания боковых фигур - это влияние сихиртя, не подземных мамонтоводов, а вполне реально жившего здесь до ненцев народа, родственного саамам и в русских летописях известного как печора, но композиция идола навеяна в не столь давние века поморскими крестами.

Тронная скала, в свою очередь, венчает мощный мыс. А на обрыве мыса - скалы в виде л:
 

Тот же Пётр Боярский в 1997 году вывез идола в Петербург - официально на реставрацию. Местные считают, что возвращать божество в его планы и не входило, но у участников экспедиции якобы после этого жизнь пошла по наклонной - кто заболел, у кого в семью пришло несчастье, и в общем в 2002 году Семиликий вернулся в бухту Лямчина. Андрей Рудольфович нашёл в его спине шурупы, быстро проржавевшие и начавшие разрушать старинное дерево, так что позже Вылко вновь реставрировал Семиликого - на этот раз своими руками. Деревянных идолов с полноценными лицами на Вайгаче осталось очень мало, если остались вообще, и Семиликий - самый заметный из них.
Именно этого идола у этой скалы я не раз видел на чужих фотографиях, причём порой его "селили" в какие-то другие, более труднодоступные святилища. Ненцы, кажется, уже привыкли к тому, что тайна Семиликого нарушена и сюда регулярно ходят туристы, и всё же перед походом на Большой Цинковый Андрей Рудольфович не забыл напомнить нам, что женщинам сюда нельзя. Рядом с Семиликим - множество подношений, в том числе металлический олень (а если не у ненцев, то у хантов и манси это давняя традиция - подношение фигурок жертвенных животных) и загадочная коробочка из Израиля.
На примере Семиликого идола прекрасно видно устройство ненецких святилищ. "Число идолов было более трехсот, самой плохой и неискусной работы, какую я когда-либо видел. У многих из них глаза и рты были вымазаны кровью. Они имели грубо сделанный облик мужчин, женщин и детей; то, что было намечено из других частей тела, также было обрызгано кровью. Некоторые из их идолов были не чем иным, как старыми кольями с двумя, тремя нарезами, сделанными ножом... Перед некоторыми идолами были сделаны плахи высотой до рта идола; все они были в крови, и я подумал, что эти плахи служат жертвенниками", - писал в 1556 году гордый британец Стивен Барроу. Но при всей "неискуности", ненецкие идолы потрясающе вписаны в ландшафт, и Семиликий восседает посреди тундры на одинокой скале, как на троне:
Тронная скала, в свою очередь, венчает мощный мыс:
А на обрыве мыса - скалы в виде лиц. И как бы ни было прост сам Семиликий идол, а он по сути дела алтарь грандиозного и величественного храма, построенного здесь тысячи лет назад самими богами - Природой:
Спустившись с камня, мы продолжили путь по цветущей тундре - обычно весна приходит сюда в июне, а в этом году и вовсе в июле, и по словам Андрея, трава позеленела буквально за неделю до нашего приезда.
На краю мыса с идолом - откуда-то сорванный плакат, напоминающий правила поведения в заказнике "Вайгач" (запрещено тут пока что лишь хозяйственное освоение) и одинокий кол, у Боярского обозначенный "поморским воротом", при помощи которого промысловики разгружали суда. Петя и Наташа, впрочем, предположили, что скорее этот ворот соорудили геологи или ОГПУ, но как бы то ни было, по всему Вайгачу таких сохранилось немало:
Бухта за мысом Семиликого идола оказалась той самой бухтой кораблекрушения:
Но что это было за судно, и каким штормом его сюда выкинуло - не вспомнил при нас даже Андрей. Собственно, это небольшой катер, к тому же разорванный волнами или льдами на куски:
И хотя корпус его насквозь проржавел, канаты на палубе да приборы в рубке - как новенькие:
Возможно, он был выброшен сюда в 2010-м, когда по этим берега пролетел катастрофический шторм - люди рассказывали, что ветер тогда уносил у них горизонтально вдоль земли металлические ложки.
Судя по табличке, построен или капитально отремонтирован катер был в 1979-м:
На следующем мысу с другой стороны бухты обнаружился ещё и поморский крест (1905), но мало того что совсем невзрачный, так ещё и опрокинутый и практически сгнивший. Ну а о том, что такие кресты на полярных островах были в первую очередь ориентирами, я писал уже не раз...
Отдохнув на мысу, попив чаю из термоса, любуясь на святилище Семиликого, мы пошли обратно по другой стороне острова. Если север Большого Цинкового был сух и скалист, то на юге сплошь комариные болота с цветущей водой в озерцах. Но - с лебедями:
В море Севу откровенно дразнил гусь - если на берегу пёс без труда бы догнал его и загрыз, здесь птице было достаточно неспеша плавать из стороны в сторону:
На очередной скале - не идол, а Петька на привале:
Сама же скала оказалась отмечена ещё одной геологической выработкой:
К лодке мы вернулись уже в сумерках. То ли над материком, то ли над Варнеком стоял странный, очень уж локальный дождь, издали похожий на смерч:
Неделю спустя, по пути в Варнек, мы увидели Большой Цинковый с другой стороны, под охраной пары скал в виде пугающих зверей:
И чтоб два раза не встать - здесь же покажу и Карпово Становье, прилегающее к бухте Лямчина за ограничивающем её с юга мысом Малый Лямчин нос:
Вернее, никакого становья на этом мысу давно уже нет, осталось лишь название, но как уже говорилось - именно сюда с наибольшей вероятностью выходит судно, направляющееся к Вайгачу с запада. Поэтому когда-то Карпово Становье действительно было становьем, центром поморских промыслов Вайгача, и "первооткрывателя" Стивена Барроу сюда привёл помор по прозвищу Лошак, а в заметках англичан упоминается, как на его глазах русские люди согнали со скалы в море и убили ставшего беззащитным медведя. Ненцы же через поморов уже тогда говорили по-русски, и в общем хотя тут был не населённый пункт, а промысловая база, жизнь на вайгачских берегах к приходу англичан и голландцев была уже вполне налажена.
И острова здесь похоже не на чудищ, а на корабли или подводные лодки:
За Карповым Становьем - пара небольших скалистых Карповых островов, западный из которых примечателен гротами:
А восточный - поломанным, но ещё не упавшим поморским крестом высотой 443 сантиметра. На той стороне острова есть ещё один ворот и скопление костей морского зверя, которого и добывали здесь с незапамятных времён поморы:
Да, звери здесь бывают не только каменными: на галечном пляже мы увидели самое настоящее лежбище. В Лямчину морской путь приводил не только людей, но и моржей, и раньше, по словам Андрея, тысячи их лежали на Большом Лямчином носу у северной стороны бухты. Но потом о моржах узнали люди от охотников до туристов, и с каждым годом моржей становилось там всё меньше и меньше. При нас на Большой Лямчин нос садился вертолёт, забиравший оттуда четырёх учёных, и Андрей Рудольфович возмущался, что даже этого достаточно, чтобы моржи покидали привычное место. На Карпово он и посылал нас посмотреть на моржей, да как-то обмолвился, что самое крупное лежбище, более 2000 зверей, образовалось в совсем другом месте, но где именно, помня судьбу Лямчина носа, он не скажет уже никому.
Моржи издалека похожи на валуны:
А когда они высовывают головы из воды - понимаешь, что они пугающе огромны, потому что голова их похожа на бакен, а бивни каждый с руку мужчины размером. В длину моржи достигают 4,5 метров, весят до 2 тонн, и в этих краях ходят то ли смешные, то ли страшные легенды о моржовых самцах, пытающихся совокупляться с лодками: "хрен моржовый" - это совсем не шутка, так как в нём есть кость, у некоторых северных народов использовавшаяся в качестве дубины. Но хотя самцы и самки у моржей живут отдельно, и вайгачские лежбища сплошь самцовые, легенды остались легендами - мне заснять моржей удавалось лишь ультразумом, что на волнах мягко говоря непросто: голову из воды они кажут на секунду, а от лодки старались держаться подальше. Но морж для городского человека - существено почти мифическое, немногим более реальное, чем единорог или дракон, и вот мы видим их на своём месте...
В следующей части сойдём на берегу бухты Лямчина, в гостеприимную избу Андрея Вылка.

ВАЙГАЧ-2017

Вайгач - остров большой, и при всём обилии красот - очень неоднородный.
 

Край Российского севера, нашей земли, нашей богатой земли, не ухоженной, не обласканной, не избалованной совсем и не согретой не только солнцем, но и заботливым, хозяйским отношением чиновничества. В прошлом веке здесь, скажем откровенно, царило практически варварское отношение, а нынче эти места просто убиты и заброшены чиновниками.
Дай Бог, чтобы мы наконец выбрали для себя таких кадров чиновников, для которых Отечество наше станет не кормушкой одной лишь, как сейчас это есть, для своего личного обогащения, а людей, которые готовы перестать вместо работы рисовать красивые картинки успехов в экономике, перестать убивать нашу экономику и бизнес, перестать душить людей налогами и поборами и перестать пудрить мозги населению, а наоборот, готовы упорно трудиться во благо реального роста экономики, чтобы вытащить страну из трясины безвременья и отсталости во всех сферах экономики, лжи, сегодняшнего мрака произвола, беззакония, деградации и обнищания, положить свои интеллект, знания, опыт, желание сделать нашу Родину процветающей и передовой индустриальной экономической державой, а наш народ богатым и счастливым!
Север это загадочное пространство, манящее к себе железной хваткой исследователей и бродяг, морские просторы, где многие мечтают увидеть и лично открыть землю Санникова.
https://vol-majya.livejournal.com/4698466.html
Previous Entry Share Next Entry
Окрестности Варнека. Мыс Раздельный и мыс Дьяконова.
vol_majya
August 25th, 2017
Оригинал взят у varandej в Окрестности Варнека. Мыс Раздельный и мыс Дьяконова.
Вайгач - остров большой, и при всём обилии красот - очень неоднородный. Исторически у него было три центра притяжения - район губ Долгой и Дыроватой на севере у Карских Ворот, район бухты Лямчина в центре у Баренцева моря, и район бухты Варненка на юге, у берега Югорского Шара в прямой видимости от материка. На север острова, где находятся главные ненецкие святилища у Болванской горы, заброшенная метеостанция с каменным корпусами дореволюционной постройки и действующая метеостанция на самом дальнем мысу, мы так и не смогли попасть, зато имели время облазать бухты Лямчина и Варнека вдоль и поперёк. В прошлой части я показывал собственно Варнек, маленькую "столицу" полярного острова, ну а теперь сходим по её окрестностям - если стоять лицом к морю, справа будет Раздельный мыс с остатками сталинских рудников, а слева поодаль остров Хосейто с мысом Дьяконова, где находится самое чтимое ненецкое святилище Вэсако. Два мыса - два жервтенника разных эпох и идей...
Раздельный мыс вдаётся в море прямо напротив Варнека, как этакий гигантский волнолом, защищающий бухту. Мне говорили, что в посёлке несложно найти дотуда вёсельную лодку, но мы поленились что-то искать и под вечер, когда спала совсем не полярная жара, отправились туда пешком - в обход залива это 5 километров. Сначала шли по хорошо заметным колеям от траков вездехода, но вскоре с них пришлось уйти - впадины здесь неизбежно заболачиваются, и две колеи первратились в два тонких и длинных болота.
В самом конце бухты - целый пляж из слежавшихся высохших водорослей, по которым можно ходить, как по твёрдой земле:
Пройдя ещё с пару километров по лугам, разгребая вокруг себя плотную завесу комаров, мы увидели первые следы горных выработок:
Историю о том, как Вайгач чуть было не стал промышленным районом, я рассказывал уже не раз. Первые рудознатцы ходили сюда ещё в 17 веке - не вполне очевидно, что первый в истории России рудник и завод действовали с 15 века в Усть-Цильме, поэтому немудрено, что именно Югорский полуостров, Вайгач и Новая Земля были тогда районом горных изысканий. Но время поморских путей прошло, центр тяжести России неуклонно смещалась на юг, и вновь о рудах Вайгача вспомнили лишь при Советах, когда молодая социалистическая страна отчаянно нуждалась в своих, а не закупаемых у капиталиста, ресурсах золота и серебра. Экспедиции Нестора Кулика (1921) и Евгений Шенкмана (1927) подтвердили наличие на Раздельном мысу полиметаллических руд, при том что искали их геологи "под фонарём" - бухта Варнека просто была оптимальным местом, чтобы бросить там якорь. Уже в 1930 году была создана Вайгачская экспедиция №45 ОГПУ, которую возглавил Фёдор Эйхманс - "латышский стрелок", до того пару месяцев побывший первым руководителем новоучреждённого ГУЛага. На Вайгач возлагались большие надежды...
Первыми на острова в июле 1930 года пришли суда "Сибиряков" и "Малыгин", в дальнейшем Экспедицию обслуживал в основном "Глеб Бокий", на остров возивший заключённых и оборудование, а на материк - руду, и с каждым рейсом население острова росло в геометрической прогрессии - если первопоселенцами было 125 человек, то к концу навигации в Варнеке было уже более 1100 жителей, а на пике активности достигало 1500-2000 - сравните со сотней человек в Варнеке (да и на всём острове) сейчас! Удивительно, но в начале 1930-х годов Варнек был в числе крупнейших поселений советского Крайнего Севера, и было это именно поселение, а не тюрьма - его основание выпало как раз на те времена, когда в руководстве ГУЛага популярна была идея лагерей-колоний в труднодоступных районах, где заключённые и их надзиратели ходили в один магазин. По меркам ГУЛага тут было в общем даже неплохо - и год зачитывался за два, и кормили хорошо, не забывая даже про клюквенный экстракт против цинги, и вербовали сюда из других лагерей людей адекватных и трудолюбивых. В показанной в прошлой части братской могиле на краю посёлка покоится 36 человек, но и тяготы жизни на Вайгаче были общими для всех от последнего уголовника до самого Эйхманса, чуть не погибшего вместе с беременной женой во время перелёта в Архангельск.
Но то лишь по меркм ГУЛага "неплохо" - все работы на руднике шли вручную, по технологиям времён Кутной Горы или Потоси. Бывшие заключённые вспоминали, что в шахтах было очень красиво из-за мерцавших криссталлов - но это были кристаллы свинца, пыль которого довольно быстро разрушала здоровье. Именно свинец и цинк, содержание которых в руде достигало 20-30%, и оказались главными богатства Вайгача, в то время как надежды на серебро и платину не оправдались. Стратегическая ценность 45-й экспедиции изрядно поубавилась, и Эйхманса сменил другой, не столь именитый латышский стрелок Александр Дицкалнс. Непосредственно геологическими работами же руководил бессменно геолог-заключённый Павел Виттенбург, и если с тем, что Клондайком Коммунизма острову не бывать, начальство уже смирилось, то попытки превратить его в просто крупный горнодобывающий район, как будущие Норильск или Кольский полуостров, советская власть надежд не оставляла. Изыскания продолжились и за пределами Раздельного мыса - на озере Пайхато по пути в бухту Лямчина и даже в Дыроватой и Долгой губах на севере острова, куда зимой 1933 года экспедиция совершила уникальный по тем временам 100-километровый бросок на тракторах через снежную тундру.
...Но всё это не оправдало себя, и как бы ни были богаты здешние руды, свинец и цинк СССР добывал в местах куда более доступных. Тот же Павел Виттенбург нашёл в соседней Амдерме залежи флюорита, и в 1934-35 годах Вайгачкая экспедиция была выведена туда. Она давала позже пару рецидивов: в 1940-41 работала Вторая Вайгачская экспедиция, в 1946-48 Виттенбург возвращался на Вайгач с геологической партией уже свободным человеком (Эйхманс же к тому времени лежал в земле с пулей в зытылке, в 1938 году объявленный шпионом), да и в позднем СССР геологи были на Вайгаче нередким гостем. О Вайгачской экспедиции ОГПУ подробно можно прочесть у Севпросторов или например вот здесь, ну а я покажу то, что от неё осталось - на Раздельном не единственный район заброшенных рудников, но крупнейший. Здесь вся земля исполосована разведочными траншеями:
Посреди которых, как спящие молохи с шипастыми гребнями на спинах - отвалы рудников:
И сложно поверить, что они в таком состоянии без пятнадцати сотню лет:
Кое-где остались рельсы:
Вороты с металлическими частями:
И даже входы шахт. Местные советовали нам ходить здесь осторожно - крепи прогнили, где-то, вполне может быть, можно и провалиться под землю, в холодный ГУЛаговский ад:
В Дыроватой такие шахты заполнил лёд, в условиях вечной мерзлоты почти не тающий, и одинокие ненцы Андрей и Васятка используют их в качестве морозилок - этот эффект я когда-то показывал в Новом Порту на Ямале. Здесь же даже углубиться в шахту оказалось невозможно - она залита водой и заполнена грязью:
Не знаю, какова у этих шахт общая протяжённость (при том что они детально закартографированы), а в глубину они достигали 50 метров. Оснащение тут в первый год немногим отличалось от рудников Средневековья - рабочих спускали в шурфы на верёвках, а дорогу себе они подсвпечивали самодельным "коптилками" - просто по халатности ответвтсвенных за снабжение в Архангельском порту забыли погрузить на судно фонари, доехавшие на Вайгач лишь со следующей навигацией.
Рудничные дали Раздельного мыса:
Мы нашли на мысу три шахты - две из них я показывал выше вперемешку, потому что устроены они были совершенно одинаково. Третья - куда интереснее, так как расположена прямо у берега моря:
Спускаясь к нему каскадом деревянных фундаментов:
Остатки каких-то построек у самой воды:
Брошенная техника и рельсы:
Всё это упирается каменистый берег Раздельного мыса:
За десятилетия забвения он сильно изменился - вот крепи и рельсы свешиваются над морем:

22.

Левее Хосейто - ещё пара мысов, ближайший из которых мыс Створный увенчан 3-метровым
 

Всего здесь только в 1931 году успели добыть 2700 с лишним тонн руды, причём 300 тонн так и не удалось вывезти - как ни дёшева была сила зэка, а через море на своих плечах добытой руды им было не перетаскать:
Помимо шахт, на Раздельном сохранилось и несколько фундаментов зданий, как горная контора, обогатительная фабрика или подсобки. Лишь бараков тут, сколь я понимаю, не было - рабочие жили в Варнеке, летом добираясь на работу лодками и рейсовым катером, а зимой - пешком по льду вдоль натянутой верёвки, без которой в пургу вполне можно было заплутать прямо в посёлке и замёрзнуть насмерть посреди улицы. Пурга могла и рудники от посёлка отрезать надолго, поэтому даже в нежилых зданиях тут были чрезвычайно капитальные печи.
Вещи в этих руинах попадаются самые разные - посуда (как на кадре выше), или вот осколки стекла явно не из наших времён - левое слишком тонкое, правое слишком толстое:
Раньше тут и техники было много, почти как на Брошенных паровозах Селькупии, в том числе десятки вагонеток и пара мощных тракторов. Один из них до сих пор стоит в посёлке импровизированным памятником, и судя по модели (выпускались такие с 1937 года), техника здесь осталась со Второй Вайгачской экспедиции, свёрнутой по случаю войны куда более экстренно, чем Первая. Но с Раздельного технику вывезли несколько лет назад, то ли в музей, то ли в металлолом:
Рядом с вагонеткой - такие вот странные камни: цемент застыл в мешках, а мешки за десятилетия истлели.
Руды и камни вайгачской земли. Например, пирит и медный колчедан, которые я сфотографировал в нарьян-марском музее, а вот неопознанный белый камушек на ладони - непосредственно с рудников:
В том же музее и некоторые вещи с рудников, включая серый кусок свинцовой руды - галенита:
Но куда больше таких вещей у островитян в домах. В посте про бухту Лямчина я показывал целую коллекцию ржавого инвентаря на избе у Андрея, а вот такая вот кирка висела в Варнеке на поселковой бане:
Вернувшись с Раздельного, на следующий же день мы планировали отправиться на Хосейто - расположенный с другой стороны от Варнека то ли остров, то ли полуостров, вдающийся в море мысом Дьяконова, русским прежде известным как Болванский мыс, а иностранцам - как мыс Идолов. Местные, и в первую очередь оленевод Станислав, у которого мы жили, с нашей идеи туда сходить были совсем не в востороге: "Я, понимаете ли, несколько суеверный, - слово "язычество" здесь не говорят, - и от таких мест стараюсь держаться подальше. Зачем вам туда? Из любопытства что ли? Из любопытства в такие места не ходят, это вам же может обернуться неприятностями", но на мои слова "Раз в жизни-то наверное можно" всё-таки спорить не стал. Вместо этого он предложил нам сходить с ним на Карское море, и этот поход занял пять дней. Так что на Хосейто мы ходили в последний день на Вайгаче, да из-за традиционно долгих сборов - под вечер, но мог ли я пропустить такое место? За те дни кончилась жара и поднялся ветер, разогнавший комариные тучи. Под ярким солнцем мы перевалили через гряды "домашних" мысов, на снежниках которых жители Варнека набирают воду, а в галечных бухтах стоят на привязи их вёсельные лодки.
В первой же бухточке за посёлком обнаружилась ржавая баржа, и я принял её за бывший бункеровщик, заправлявший горючим проходившие через Югорский Шар буксиры при Советах:
Но как я узнал позже, её принесло сюда недавно, может быть закинуло каким-нибудь штормом, и староста Варнека вёл переписку с вышестоящими чинами о том, что ему теперь с этой баржей делать.
В этот раз цель была примерно вдвое дальше, чем в прошлый - от Варнека 5 километров до начала Хосейто, а до мыса Дьяконова и все 8. Это по прямой, но и дорога туда вдоль берега практически прямая.
Вон он, Хосейто, и в его скалистом силуэте есть что-то от военного корабля. На самом деле здесь мы видим его узкую "поперечную" сторону, заканичвающуся мощным Приметным мысом:
На берегу же по пути к его началу растёт каменная трава:
Даже после трёх недель путешествия Вайгач не переставал удивлять:
На подходах к Хосейто наш путь преградила река, у устья достаточно глубокая, чтобы с берега не было видна дна. Впрочем, парой сотен метров выше мы нашли брод через галечные островки, на котором не пришлось даже разуваться. И в траве за бродом, и прямо на гальке, уходя в речку, были следы "буранов" - кто-то из жителей посёлка ездит здесь, и совсем не редко. В низинке за Хосейто не было ветра, а из болот выше по речке вдруг налетели комары.
Ближе к морю - жёлтые маки:
Хосейто считается островом, но с той поры, когда его так обозначили на картах, волна намыла два перешейка, похожих на мосты, и перехлёстывает их лишь в самые жестокие шторма.
И вот мы забрались на длинную спину острова, и ветер тут же разогнал комаров. С виду Хосейто был совершенно прозаичен, ни каменных лиц, ни звероподобных скал, как на Большом Цинковом или в долине Юнояхи. Мой взгляд привлекли лишь деревянные столбики, торчащие из травы тут и там:
Но и они оказались лишь остатками ЛЭП, тянувшейся от дизельной станции в посёлке к маяку (вернее, "огневому знаку"), работающему теперь на солнечной батарее. Оля же по дороге набрала дикого лука, от чего стала не просто Птицей, а Птицей с хвостом:
Слева - второй перешеек, а на нём пара балков, в которых когда-то жила экспедиция... совсем другая, Международная комплексная арктическая экспедиция, под началом Петра Боярского и Ильи Барышева изучавшая в том числе древности священного острова.
Левее Хосейто - ещё пара мысов, ближайший из которых мыс Створный увенчан 3-метровым поморским крестом. Пару таких я уже показывал в посте про Большой Цинковый, ещё один видел в устье Печоры - испокон веков это были не только святыни, но и ориентиры для моряков, а Вайгач был важным пунктом Поморского хода - этого известного с 14 века предшественника Северного Морского пути. Станислав говорил нам, что у креста на Створном есть ещё и эта типично северная треугольная "крыша", но судя по всему, её совсем недавно сорвало штормом или пургой. Вдали же - чья-то промысловая изба, к которой скорее всего и ведёт снегоходка.

43.

Болванская гора, высшая точка Вайгача на севере острова, или вернее Нюбя-Хэхе (Мать-Б
 

Створный - ближайшая к материку точка Вайгача, ширина ЮШара здесь менее 3 километров - не как у морского пролива, а как у огромной реки. Мыс Дьяконова от берега чуть дальше (3,5 километра), но зато это южная точка Вайгача. В проливе мы увидели буксир с жёлтыми надстройками - это оказался знакомый нам по Печоре "Академик Чебышев", видимо весь этот месяц так и ходивший между Нарьян-Маром и Амдермой. На берегу над ним - Хабарово, до советских времён бывшее центром Вайгача, хотя и за его пределами, и его руины мрачно нависают над Варнеком, напоминая о возможном будущем.
Хабарово стояло здесь с 16 века, получив своё название от реки Хаберьяха ("Главная река"), и в 19 веке стало базой миссионеров, объявивших войну идолам самоедов. В 1891 году в Хабарове открылся даже скит Веркольского монастыря на Пинеге, по случаю чего село стало Никольским, но просуществовал он недолго - монахи умерли от цинги. Более подготовленными к северным реалиями оказались староверы, поселившиеся здесь в начале ХХ века. Но к тому моменту Никольское-Хабарово уже было крупным по меркам дореволюционной Русской Арктики портом, начавшимся с перевалочных складов купца-исследователя Александра Сибирякова, первым со времён поморов пытавшегося развивать СевМорПуть. Позже к делу подключились и другие купцы, и даже Норвегия, и возили тут в основном лес, сплавлявшийся в Карское море по Енисею, или английские рельсы и машины для строительства Транссиба: в Пустозерске я когда-то показывал могилу промысловика Ивана Кожевина, в 1894 году спасшего команду английских моряков с норвежского парохода "Стернен", где-то в тех краях севшего на мель. Здесь бывали впервые прошедший Севморпутём швед Нильс Норденшельд, сгинувшие во льдах Эдуард Толль и амбициозный Георгий Седов из далёкого Новоазовска, Фритьоф Нансен на пароходе "Фрам" - словом, цвет исследователей Арктики, этих протокосмонавтов своей эпохи. У советской власти на Хабарово, переставшее быть Никольским в 1917 году, были свои большие планы вплоть до того, чтобы устроить здесь крупный порт с железной дорогой до Воркуты. Если бы они сбылись - наверное, сейчас здесь стоял бы мрачноватый полупокинутый город наподобие Певека или Тикси, но планы так и остались планами. Говорят, финалом того проект был отчаянный бунт заключённых, который возглавил прошедший Великую Отечественную войну полковник, разработавший детальный план захвата ледокола, периодически заходившего в бухту... но среди заключённых нашёлся предать, и ледокол встретил восставших пулемётным огнём. В этой истории нет имён, а стало быть скорее всего это легенда. Во всяком случае, крупным посёлком Хабарово так и не стало, в советское время даже соседней Амдерме уступая в разы, а опустело уже в 1990-е годы. Подробнее о нём можно прочесть у Севпросторов.
На старой фотографии из нарьян-марского музея, в окружении чумов - та самая Никольская церковь (1891), в честь которой было переименовано село.
Между тем, ближе к концу мыса на его гребне пошла высокая трава, а из травы кое-где выглядывали скалы. Вайгач для ненецкой религии часто сравнивают с Меккой, но фактически это был скорее Олимп, дом богов, в который людям позволялось лишь потоптаться на пороге. Этим порогом и был остров Хосейто, и помолиться северным богам самоеды приходили сюда не менее тысячи лет. Боярский и Барышев нашли здесь не менее пяти существовавших в разное время святилищ, и старейшим их вещам - личинам в "зверином стиле" Оби да ложкам из лебединых костей - порядка 1500 лет. В более поздних горизонтах - вещи из древнерусского Новгорода, у туземцев бывшие большой ценностью и потому порой отправлявшиеся в дар богам. Первыми здесь молились ещё сихиртя, жившие в этой тундре до ненцев, ну а когда в 12 веке их вытеснили и поглотили самоедские племена, святыни их и для новых хозяев оказались чтимы.
За бугром с кадра выше, который и сам был святилищем в Средние века - наша цель. Вот она - главная святыня ненецкого народа, и с того берега паломники переправлялись зачастую даже не на лодках, а на нартах, к которым для остойчивости прилаживали широкие "крылья" из досок - северный олень прекрасно плавает и вполне в состоянии одолеть этот пролив.
...В 1556 году здесь был Стивен Барроу, на Западе прослывший первооткрывателем Вайгача, а в 1590 Югорским Шаром прошли Ричард Джексон и Артур Пит, назвавшие его проливом Нассау. Англичане же оставили и самые первые описания этого мыса: "Число идолов было более трехсот, самой плохой и неискусной работы, какую я когда-либо видел. У многих из них глаза и рты были вымазаны кровью. Они имели грубо сделанный облик мужчин, женщин и детей; то, что было намечено из других частей тела, также было обрызгано кровью. Некоторые из их идолов были не чем иным, как старыми кольями с двумя, тремя нарезами, сделанными ножом... Перед некоторыми идолами были сделаны плахи высотой до рта идола; все они были в крови, и я подумал, что эти плахи служат жертвенниками" - и в общем примерно то же писали о Болванском Носе и другие путешественники независимо от того, из какой стороны пришли. Жаль, что того святилища уже не увидеть - судя по всему, это был жутковатый лес деревянных идолов от "почти скульптуры" до просто острого кола, поставленных в большинстве своём не вертикально, а под разными углами, и каждый со следами подношений да запёкшейся кровью на губах. Можно предположить, что каждый ненецкий род, каждая семья промысловиков или оленеводов из всей необъятной тундры от Мезени до Таймыра, приходя на Вайгач, стремилась оставить здесь своего божка, чтобы он доносил до обитателей Полярного Олимпа их нужды. Миссионер отец Венеамин в 1820-х годах упоминал так же гору рогатых оленьих черепов высотой полтора метра, но главного идола Вэсако он называл не иначе как "сатаной" - именно его экспедиция в 1827 году впервые разрушила это святилище. Далее повторялась история, хорошо знакомая по литовской Горе Крестов, только вместо крестов были сядеи (ненецкое название идола) - ненцы ставили их, а власти и попЫ периодически разрушали. С появлением в 1891 году миссионерского поста в Хабарове, основной задачей которого был транзит священников в поселения Новой Земли, контролировать борьбу с сядеями стало проще, ну а там и советская власть подошла, у которой не забалуешь!
Не знаю точно, когда возродилось святилище Вэсако, но теперь это чисто символическое место, потрясающее в своей невзрачности:
За характерный "вал" вокруг "кургана" я не разрешил заходить Ольге - женщина у ненцев считалась нечистой, и большинство святых мест, кроме довольно редких женских святилищ, были для женщин запретны.
Судя по обилию оленьих костей - это святилище не забыто:
Рядом с ним - дыра в земле, в которую можно и не догадаться заглянуть, стоя в двадцати метрах. Мы заглянули и были потрясены:
Более того, пляжик под этой аркой - единственное место на Хосейто, к которому можно причалить посреди отвесных скал. Не служила ли эта арка воротами, отделявшими мир людей от обители богов?
Вэсако - значит, Старик. Есть ещё Хэдако, то есть Старуха, и её святилище располагалась на другом Болванском Носе, в отличие от нынешнего мыса Дьяконова сохранившим своё название - это северная точка Вайгача. Там не было леса сядеев, а был лишь высокий камень, похожий на фигуру старухи... но его разрушили не миссионеры, а море. От Старика и Старухи происходили властитель Верхнего мира Нум и властитель Нижнего мира Нга, у которых были жёны Я'Мюня и Я'Миня. Их дом - не Болванский мыс, а Болванская гора, высшая точка Вайгача на севере острова, или вернее Нюбя-Хэхе (Мать-Бог) - две скалы у её подножья, разделённые "Божьей рекой" рекой Хэхэяха. Другие же боги разошлись с Вайгача по четырём сторонам света, основав другие святилища ненецкой веры - на западе Козьминов перелесок у самой Мезени, на юге гора Миннисей (или Константиновский Камень) на Полярном Урале, на севере - Семь Чумов то ли на Ямале, то ли на Белом острове: тамошние оленеводы гораздо набожнее здешних, и точного местоположения чужакам так и не раскрыли до сих пор.
Обратно по спине острова Хосейто шли уже на закате - настоящем закате, так как солнце в эти дни в конце июля таки стало ненадолго прятаться за горизонт.
Ненцев-паломников с материка этот мыс встречал, а мы, наоборот, здесь со Священным островом прощались, и я точно знал, что даже если дорога заведёт меня на Вайгач вновь - я больше никогда не буду искать его святилищ.
Но прежде, чем покинуть Вайгач, в следующей части я ещё расскажу о том, как мы ходили пешком на Карское море.

Вайгачский Урал - ведь этот остров, как и Новая Земля, ни что иное, как продолжеие "х
 

Открытие острова Вайгач продолжается.
https://varandej.livejournal.com/885832.html
Юнояха. Вайгачский Урал, или В поисках горы Идолов
От показанной в прошлой части одинокой избы Андрея Вылко, куда полярная природа и сама непрочь была заглянуть, мы совершили три похода - на остров Большой Цинковый с его деревянным Семиликим идолом и на местный гранд-каньон реки Талата, каждый примерно по полдня. Третий же поход был трёхдневным, и отправились мы вглубь Вайгача через болота, каньоны, птичьи базары и настоящие горы, которые я называл не иначе как Вайгачский Урал - ведь этот остров, как и Новая Земля, ни что иное, как продолжеие "хребта России". Поднимались мы вдоль реки Юнояха, чтобы найти в её верховьях священную гору Идолов.
И был это наш первый на Вайгаче поход вдвоём - Петя и Наташа sevprostor, убедившись, что медведей тут нет и защита нам не нужна, решили не уходить на три дня от лодки только за тем, чтобы посмотреть на горы. Андрей зато.заботился о нас прямо-таки по отечески, дал множество советов один другого ценнее, показал нам на карте Зелёный балок, чтобы мы могли найти его и там переночевать, а узнав, что большую Ольгину палатку мы брать не хотим - дал куда как более компактную свою. Вернувшись с охоты, он рассказал нам по свежим следам о бродах и возможности их перехода, и только наши вопросы о горе Идолов натыкались словно на невидимую преграду - Андрей не отговаривал нас туда идти, даже кое-какие советы давал, но очень аккуратно, в духе "увидите большую сопку", "да вообще её не так-то просто узнать", и в этом всё сквозило не говорившееся прямо, но какое-то очень чёткое "вам туда не надо". Весь день мы собирались, а поздно ночью пошли, и в комплект к Ольгином альпенштоку Андрей и мне дал посох - резиновую трубу, что когда-то принесло ему море. Первую пару километров мы шли по серому берегу, истоптанному собачьими следами, мимо места, где стояла изба того самого загадочного Лямчина, отмеченная ещё в трудах Петра Боярского, но окончательно разрушенная тем же штормом 2010 года, после которого Андрей и свою избу чинил несколько лет. Затем мы перешли небольшую речку, над которой с протяжными криками висел зимянк, и пошли прямой наводкой на одинокий гурий, видневшийся за тундрой ещё от Андреевой избы.
Мы шли почти по прямой через не очень топкое (даже ноги не промочили) просторное болото, которое я называл не иначе как Комариная топь - казалось, что если пойдёт дождь, его капли не пробью комариную тучу. Комаров вокруг себя мы натурально не разгоняли, а разгребали, а кабы ни накомарники - наверное были бы сыты одной только комарятиной на весь остававшийся день.
На берегу Юнояхи же насекомых словно ветром сдуло - достаточно было лишь пересечь снежник. Юнояха, в переводе с ненецкого Омутная река, была конечно меньше Талаты - но тоже весьма внушительной:
На карте она образует неправильный "?" с Большим Цинковым островом в роли нижней точки, и Андрей на этой карте нам показал три брода через неё. Но самый удобный средний брод, через который до Горы Идолов всего 12 километров от избы, по его словам, сейчас непроходим - быстрой воды на нём по колено. Верхний брод в тихом месте - просто слишком далеко, а Нижнего брода он как раз в эти дни и не видел. Не вариант был и обойти Юнояхино устье на лодке - перед морем вдоль неё большое топкое болото, а за болотом длинный мыс. На пачке сигарет Андрей нарисовал нам схему, но видимо рассчитана она была на самый худший вариант - забравшись на скалу с гурием, я понял, что реку можно пересечь так же по диагонали в другую сторону, Оля налегке отправилась в разведку, и убедилась, что вода нигде не доходила нам даже до колен. Вспоминая, как я переходил вброд горную реку Ягноб в знойном Таджикистане, я готовился к тому, что буду в студёной воде выть от боли... но полярная Юнояха оказалась не просто не холодной, а откровенно тёплой - так бывает, когда "светило солнышко и ночью, и днём...".
Точно напротив устья Юнояхи лежал Большой Цинковый, и в самой середине кадра на камне-троне можно различить едва заметную чёрточку Семиликого идола (не путать с тригопунктом справа на мысу!). В "общем" посте про Вайгач я уже рассказывал о том, что когда-то главные ненецкие святилища располагались на двух крайних мысах - в южной точке острова молились мировому старику Вэсако, в северной - мировой старухе Хэдако, а где-то в глубине располагался запретный для людей Дом Бога - их сына Нума (в других местах - Нюбя-Хэхэ, то есть Мать-Дух). Но оба прибрежных святилища были разрушены, первое - русскими миссионерами, второе - Карским морем, и с 18 или 19 века "ненецкая Мекка" начала смещаться внутрь Вайгача, где чужаки не знали дорог. Так и образовалась река-храм Юнояха, в устье которой находится Большой Цинковый, а в верховьях лежали на одном берегу гора Идолов, а на другом - целая россыпь небольших святынь - Лисий камень, Заяцкий камень, Каменный идол и Медвежья Голова. Гору Идолов как самую крупную и Заяцкий камень как самый доступный и решили найти.
После брода с его острыми камнями было очень приятно пройти сотню метров по мягкой тундре, зная, что в траве не будет битого стекла или ржавой железяки. Но быстро нашлась другая неприятность - гусиный помёт, которого с каждым шагом становилось всё больше. Фотографировал я, впрочем, вместо него такие вот тундровые грибы, уж не знаю, съедобные или нет:
Мы шли вдоль излучин Юнояхи, поражаясь красоте и дикости её пейзажа:
А вокруг нарастал галдёж. Куда-то брели парами неуклюжие казарки, громко ругаясь во все стороны, а на грядах сидели, нахально глядя на них, жирные белые чайки.
Порой заходившие на казарок как "Мессершмидты" и "Хенкели":
Суета и гвалт сбивали в толку, и я шутил, что это какие-то Комменты Кассада или на худой конец Фейсбук, где все наперебой галдят и гадят:
И лишь совсем не сразу мы различили птенцов, и поняли, что перед нами - зона военных действий:
Гуси с подросшими птенцами неуклюже шли к воде - тяжёлая незыблемая гусыня, пушистые гусята под ней и проворный гусак, метавшийся вокруг. А чайки... сравнение с фашистской авиацией было вовсе не случайным - у чаек было пиршество, то и дело я видел, как они взлетали с бьющимся в клюве гусёнком и одним движением заглатывали его целиком, ещё не успев даже набрать высоту, и я не думал, что у чаек настолько широкие глотки. С ними и дрались гусаки, и дрались отчаянно - так, один гусак при мне пролетел с полсотни метров, повиснув клювом на чаячьем хвосте. Кое-где вместо гусят, бредущих к речным спускам, мы видели устланные пухом гнёзда, и вот тут, например, старший птенец в отсутствии родителей грел своим телом младшего.
Как ни печально, мы подыгрывали чайкам - увидев нас совсем близко, гусак и гусыня бросали детей, зная, что сохранив свою жизнь, в следующем году сделают новых, и чайки, более быстрые и наглые, после нас приходили первыми. Андрей рассказывал, что он в таких случаях даже стрелял по чайкам, не жалея дроби: гусь - конечно, его добыча, но гнёзда и птенцы неприкосновенны!
У воронов на том берегу позиция другая - "Make love, not war!". Милейший флирт в романтическом месте:
Через всю эту Птичню (слово Ольгино, даром что она сама Птица) мы шли еле-еле, со скоростью километра в час - за спиной у каждого было килограмм по 15, но дело было не в весе, а в бесконечных остановках на птичьи сюжеты. Вот мы достигли сердца Птични - как в среднеазиатских городах, это базар. Птичий базар:
Так кричат казарки (ссылка), так - чайки-бургомистры. И на несколько километров вдоль Юнояхи это был непрерывный фон, как шум проспекта за моим окном в Москве.
Как я понимаю, у гусей тут родильня, к которой они летят летом аж из самых Европ транзитом через Кологрив Костромской области, а чаячий базар - выросшая в сытном месте пиратская гавань. Но что меня потрясло - в самом его сердце обнаружилось гнездо казарок. То ли чайки тоже знают, что гнёзда разорять нельзя, то ли это предатели, сдавшие чайкам явки и пароли всех соплеменников.
Но у базара сквозь птичий гвалт пробивался шум воды, и забравшись на скалу по ту его сторону, мы увидели источник шума - это был не водопад, а фантастическая теснина, узкая щель между скал. На горизонте - Баренцево море:

19.

Буйная растительность на скалах. Как же рьяно здесь всё тянется к жизни в короткое, но не прерывающееся ночами, лето!
Очередной гурий. На самом деле надо было идти не по излучинам, а в паре километров от реки - так путь вышел бы раза в полтора-два короче. Но над каньоном же интереснее?
Под утром начало теплеть, и в тихом овраге, откуда ветер, однако, выдувал комаров, мы сделали привал и решили позавтракать. А позавтракав, прилегли на мягкую наклонную землю и уснули на добрый час-полтора - так выяснилось главное коварство полряного дня, когда главной проблемой переходов становится не усталость ног или плеч, не гнус и не сырость, а потребность спать. Поэтому дальше идти было тяжело, я постоянно норовил уснуть на ходу, а прошли мы непозволительно мало! О Зелёном балке теперь уже и речи не было - дойти бы хоть до точки, с которой удобно будет отправиться завтра к святилищам.... Каньон Юнояхи становился всё ниже и мягче, а в воде появлялись огромные (как нам тогда казалось) гусиные флотилии - эти птенцов подняли, теперь линяют перед возвращением на Юг, и лишившись возможности летать, стараются держаться вместе.
На очередной излучине мы долго ломали голову, как река смогла так извернуться, и лишь потом осознали, что это не излучина, а озеро:
Водопадик на одном из притоков, и с этих скал к лугам на переднем плане мы спустились:
Речка с водопадиком через несколько сотен метров становится вот такой, и приглядитесь внимательно - под водой у неё совершенно отвесные берега и плоское дно! Вот так наверное и рождаются легенды об Арктиде - кому, как не древней цивилизации, с точки зрения далёкого от геоморфологии человека, строить такие каналы?
Скалы, между тем, остались позади, и мы шли по мягким и сухим лугам с редкими пятнами сырых болот. Под ногами то и дело с писком убегал куда-то лемминг, а вот выскочила птичка и стала скакать на одной ноге, оттопырив крыло - изображала подранка, надеясь, что мы погонимся, а она улетит, уведя нас от гнезда. И это было ни с чем из пережитого ранее не сравнимое ощущение - осознавать, что ты пришёл туда, где подобные птички - хозяева.
Так мы спустились на бережок Юнояхи, и Ольга под тяжестью рюкзака смешно завалилась на спину, протяжно сказав "надо сняяаааааааать!". Но всё-таки палатку ставить ей пришлось в одиночестве - меня сон валил гораздо сильнее, чем её, и выпутав её из лямок да вытащив из своего рюкзака всё необходимое, я просто заснул на траве, а она не решилась меня будить. Ей же, впрочем, достались и бутерброды, которые я, заползя в палатку, проспал.
Потом мы просыпались, ели консервы, снова спали - стартовать в ночь, даром что она в полярный день, явно было не лучшей идеей. Палатку было решено не убирать, а оставить в качестве базы, забрав с собой лишь пахучие продукты, до которых могли бы дотянуться звери. И вот, точно так же в ночь второго дня, мы пошли искать гору Идолов, располагавшуюся, судя по карте, в долине безымянного притока Юнояхи, на местности чуть-чуть петлявшей речки ,по карте казавшейся прямой, как стрела:
И верится ли вам, что в этих горах всего-то 90-100 метров над уровнем моря? Как же странно осознавать, что эти скалы - часть того же хребта, что и, например, вот эти!
Объясняя путь к Горе, Андрей говорил нам, что за ней есть озеро со снежником. Здесь оказались десятки озёр, и снежник - на каждом втором:
Мы хотели спуститься к воде, Оля уже готовилась искупаться там голышом в обнимку с плавучими льдинами... но увидев гусей и вспомнив войны Птични, мы решили их не беспокоить.
От озера мы стали спускаться по расщелине, и вдруг я увидел в ней оленьи рога и кости. И сразу вспомнил описание горы Идолов, центральную часть которой образует именно крутая расщелина, усеянная следами жертвоприношений. Это заставило меня снова подняться и облазить пол-горы в поисках каких-нибудь признаков святилища, так что оставшаяся внизу Ольга вскоре поднялась следом и принялась меня искать - а я шёл за ней, кричал, что я тут, но с подветренной стороны она меня не слышала и минут пять всё не догадывалась никак оглянуться. Ничего не найдя, кроме камня, похожего на обеденный стол, да консервной банки под ним, я предположил, что может быть это и есть гора Идолов, просто опустевшая? Ведь чисто географически это место как раз соотвествовало точке из схемы Боярского, №10 вот в этой карте по ссылке.
"Точка Боряского", впрочем, не совпадала с точкой, которую на Ольгином навигаторе поставил Андрей, и мы решили, что оленьи кости в этой расщелине - случайность, а нам надо идти туда. Через Безымянную речку внизу нашёлся брод, который мы, как и на Юнояхе, прошли разувшись. А по тундре, как и через Птичню, шли по паре километров в час - но не от усталости. В тёплой долине, на прохладном ветру, сдувавшем комаров, в непостижимо чисто воздухе, в осознании полного отсутствии опасности и в понимании того, что к оставленной без присмотра палатке не подойдёт ни один человек, просто потому, что не водится здесь людей, нам было неописуемо ХОРОШО. И у каждого камня хотелось сесть и просто сидеть бесцельно, глядя как на фоне чистого неба с криками пролетают гуси. Не знаю, как бы я говорил, если бы нас заливало дождём или валило с ног ветром, но эта долина запомнилась мне чем-то, наиболее приближенным к раю...
От самой избы Андрея практически каждая следующая точка этого похода становилась "самой северной в моей жизни" - сама изба Андрея располагалась несколько севернее и Амдермы, и Лиинахамари (моих предыдущих крайних точек), и даже полуострова Рыбачий - самой северной точки Мурмана. А от избы мы шли практически строго на север, и повернули на юг вот у этой чудо-скалы, которую Андрей по характерному озеру-закорючке рядом и отметил нам как гору Идолов. Птичья голова с клювом, да рядом ещё один стол, похожий на жертвенник:

Одинокая скала посреди болота, на вершине которой - каменный идол-лицо, и выглядит ка
 

Но и здесь мы не нашли ни малейших признаков бывших святилищ, даже трухи от разрушенных временем идолов или какой-нибудь оленьей косточки под камнем. На этом можно было смириться, что гору Идолов мы не найдём, и лишь на триангуляционный пункт, единственный вокруг и нависавший над тем местом, что я принял за Идолову гору в самом начале, я косился всё с большей досадой - на горе Идолов, как я знал из трудов Илья Барышева, есть гурий, и не этот тригопункт ли имелся в виду? Но мы ушли уже на пару километров, отдохнули ещё под парой скал, напились воды ещё из пары озёр, в одном из которых Ольга таки искупалась... Передо мной стояли дилемма - то ли идти вперёд к Заяцкому камню (а в том, что его мы без труда найдём, я почему-то не сомневался), то ли поворачивать к тригопункту, чтобы только проверить гипотезу, не он ли отмечает гору Идолов? И рассудив, что лучше кулик в руке, чем лебедь в небе, мы направились к Заяцкому камню. Урал сменяет Западно-Сибирская равнина: горы здесь закончились, и за последними камнями раскрывалась бескрайняя тундра. Она ещё километров на 20 до самого Карского моря:
Мерзлота, намерзая и протаивая, чертила в тундре странные фигуры, строила валы, которые так же легко было бы принять за остатки святынь наподобие "соловецких вавилонов". В благодатной стороне нам попался даже вал в виде сердечка!
А кое-где нам приходилось обходить болота, утыканные следами оленьих копыт:
Так мы снова вышли к Юнояхе, здесь превратившейся в тихую равнинную речку. Впрочем, весьма глубокую - побродив вдоль берега, мы с трудом нашли место с водой по пояс. Тут снимать пришлось уже не только обувь:
Но мы уже видели цель, на фоне которой носилась пара птиц с хвостами чудной формы и очень смешным голосом - это поморники, близкий родич чаек и тоже злостный разоритель гнёзд.
Андрей говорил, что мы увидим очень много оленей... но мы видели лишь следы, неописуемо много следов. Может олени и были в этой долине, но ушли при первых признаках нас. А болота за Юнояхой стали куда более топкими, и я ещё не знал, что у Вайгача с его скалистыми берегами обоих морей вся середина такая - этот остров нельзя пересечь, не вымочив ног:
Но в общем было за Юнояхой всё как-то иначе, и земля здесь казалось ещё более глубоко забывшей человека:
Хотя одинокий человек стоит тут уже очень много лет - мы вышли к Заяцкому Камню:
Одинокая скала посреди болота, на вершине которой - каменный идол-лицо, и выглядит как человек в широкой малице. Этакий Вечный оленевод, Вечный пастырь - образ простой, совершенный и понятный всем религиям Земли:
Под каменной полой изваяния притаился гусь, и когда я подошёл поближе - выскочил, роняя перья, и с дикими криками побежал к озеру с позапрошлого кадра.
Я хотел посмотреть, естественная ли у идола голова, и оказалось, что она явно растёсана, но вставлена в естественный паз скалы, как в воротник.
Вокруг - ни костей, ни монет, ни даров, лишь только ржавый и заклинивший капкан. Учёные в своё время нашли здесь топорик 18 века - чей-то дар. Судя по этим дарам да по названию, в святилищах за Юнояхой молились охотники и промысловики.
На мягком мхе чуть в стороне от Заяцкого Камня, чтобы не осквернять его женским (то есть Ольгиным) присутствием, на большинстве ненецких святилищ запретным, мы потом долго лежали, глядя в небо, и мне казалось, что живущий здесь дух был нам рад - он выглядел посреди своих болот покинутым и одиноким. Каменные идолы же - в принципе особенность этой долины, и в нескольких километрах севернее располагаются ещё Святилище с каменным идолом и Лисий камень, где идолами служат простые гурии... вот только не заметные издалека. Ещё дальше в болотах есть святилище Медвежья Голова - оно обходится без идолов, но среди его жертвоприношений не было оленьих рогов и костей, а были только черепа белых медведей. Ну а возраст находок говорил учёным, что молиться своим богам именно в долине Юнояхи ненцы начали не позже 18 века.
И всё же я отчаянно хотел найти гору Идолов, на вершине которой якобы действительно стоят 9 деревянных идолов, переживших советскую власть и в Перестройку собранных "нашим" Андреем Вылко и бригадиром оленеводов Александром Валейским. Заяцкий камень, палатка и тригопункт, о котором я всё думал, образовывали треугольник, но я решил, что лучше пройти несколько лишних километров, чем потом много лет жалеть, что не заглянул в ту щель. Так мы и пошли, а тундра впечатляла всё новыми и новыми скульптурами Природы:
И лебедями - на земле, на воде и в полёте. Лебедь - не гусь, и ударить в темя может так, что с ним даже собаки боятся связываться. Вдали от моря лебедь - третье по величине существо Вайгача после человека и оленя.
В долинке у сказочно красивой речки, сбегавшей по лесенке камней, вдруг попались бочки и куча мусора - во времена Международной арктической комплексной экспедиции (то есть в 1980-90-х) долина Юнояхи служила базой оленеводов.
Как только мы пересекли Юнояху в обратную сторону - погода вдруг начала портиться. Безымянную реку мы пересекали назад под последними лучами солнца. Ну а стоило нам взойти на гору с тригопунктом, как пошёл дождь. На той стороне речки пробежал одинокий олень:
Дождь же полил как-то очень странно - вроде и не слишком сильный, но уже через полчаса, несмотря на непромокаемую куртку, я был мокрым до нитки:
Однако на другой стороне сопки я увидел скальную гряду, и предположил - ОНО! И камни по дороге - в Великой Степи они точно были бы погребальными стелами каких-нибудь древних орд, бросавших к ногам Китай и Европу, а здесь... здесь они просто камни.
По дороге нашлось озеро, рябь на котором складывалась в чёткие геометрические полосы:
А выйдя на скалу, я был уверен, что нашёл искомое. Совпадение с описанием было полным - ложбина, ведущая в гору на северо-восток, постепенно сужаясь с 15 до 5 метров. Добавило уверенности то, что здесь у меня умер новенький фотоаппарат, купленный ещё весной перед путешествием на Мангышлак. Он просто перестал включаться, и это сейчас я знаю, что спустя пару недель мне удалось его оживить, но тогда я был деморализован чуть ли не до слёз. О том, что на Вайгаче у многих ломается техника, я слышал и раньше, но спасало то, что у нас было 3 фотоапарата, в том числе мой старый Canon PowerShot SX40, с которого была отснята большая часть этого блога - "списав", я подарил его Ольге. Им-то я и снимал начиная с этого момента:
А то, что в чудо-ложбине не было ни идолов, ни костей, меня не смущало - ведь Андрей говорил нам, что у паломников из дальних тундр вайгачские святилища забыты, а идолы, которых он когда-то собирал по округе, с годами рассыпались в прах.
И дождь-то кончился, стоило было нам покинуть эти скалы, и уверенность, что я нашёл то, что искал, перевесила ненадолго даже огорчения от поломки фотоаппарата:
Рядом - ещё одна скала. Пару недель спустя её упоминал оленевода Станислав из Варнека, у которого мы квартировали там. "Скалу в виде лягушки видели? Каждый раз на неё смотрю!".
Над снежниками после дождя клубился пар...
Примерно за час мы спустились к палатке, разложили и развесили сушиться мокрую одежду, да и фотоаппарат ещё надеялись просушить - конечно же, тщетно. Утром долго собирались, и порыв ветра чуть не унёс мои штаны, совершившие впечатляющий прыжок по лужайке через палатку. До избы Андрея дошли часа за три (против 8 часов "туда"), не поддаваясь на излучину Юнояхи и сцены Птични. И лишь по возвращении узнали от Андрея настоящее расположение горы Идолов - как оказалось, по пути от Заяцкого камня к тригопункту мы прошли прямо у её подножья, и ориентир даже есть на моих фотографиях - но только конкретнее я не скажу, потому что это место, чужаков явно не ждущее. Но все эти скалы в виде зверей и фигур, всё это неодолимое блаженство, ласково укладывавшее меня на траву, да слова Станислава о скале-лягушке... Может быть, святилище - вся эта райская долина в излучине верховий Юнояхи?
Названия "Дом Бога" или "Мать-Дух" подходят этим местам вполне, хотя исторически относились к Болванской горе на севере острова. Там я не был, но картину начала ХХ века вполне могу сравнить с не столь давними фотографиями - скалы и ложбина (не наклонная, как на горе Идолов, а вертикальная) те же, а куста идолов и рогов наверху больше нет.
Утром же вновь распогодилось, и sevprostor отвезли нас в Варнек, чтобы самим рвануть по последним дням штиля к Новой Земле. О Варнеке - в следующей части, и после безлюдных долин да одинокой избы и деревня в 100 жителей - мегаполис!

ни одно путешествие не обходится без долгих-долгих ожиданий - транспорта, погоды или
 

И вновь в Нарьян-Мар на Печоре. И здесь в северном крае нефтедобытчиков, оленеводов и рыбаков проблемы одни и те же: бюрократизма, высокие цены , далекие от потребности зарплаты, и понимание того, что у нынешних чиновников нет внутренней потребности стараться сделать и из этой региональной столицы процветающим от добычи нефти и газа Российским Дубаем, а людей зажиточными и счастливыми!:(
К сожалению, ощущение, что чиновники, как представители колониальной администрации и последние холуи, выполняют некий заказ от американцев держать нашу экономику в вечном стрессе, упадке, технологической отсталости, стагнации и деградации,а людей держать в нищете и покорности.....
Такое ощущение, что кадры управленческие подбираются из числа садистов, то есть им лучше чувствуется тогда лишь только, когда люди подвергаются моральному унижению, а населению живется хуже, а потому чиновники теперешние и стараются изо всех сил все сделать так, чтобы населению везде было жить как можно труднее и тяжелее........
https://varandej.livejournal.com/883202.html
Дорога на Вайгач/дорога с Вайгача. Часть 2: Нарьян-Мар и его посёлки
Главное качество, которым нужно обладать на Крайнем Севере - терпение. Здесь ни одно путешествие не обходится без долгих-долгих ожиданий - транспорта, погоды или бюрократии. Из 10 дней пути от Москвы до Вайгача ходовыми было всего 3 дня; из 8 дней пути обратно примерно половину времени заняло бездействие. Вайгач находится в самом дальнем углу Ненецкого автономного округа, и в окружной столице Нарьян-Маре, перелёту в который на стареньком Ан-24 была посвящена прошлая часть, мы суммарно провели почти неделю - по пути "туда" в приготовлениях лодки, по пути обратно - коротая время от вертолёта до парома. Так что этот пост - общий для обеих подсерий.
Про Нарьян-Мар я подробно рассказывал прошлой зимой, заодно попав там на снегоходные гонки. В этот раз будет не путеводитель, а довольно бесситемная россыпь зарисовок, и более подробный, чем о городе, рассказ о прилегающих посёлках. И не жалуйтесь, что пост слишком большой - таким уж долгим было ожидание...
Зимой северные нефтеграды как правило выглядят привлекательнее, чем летом - снег скрывает неухоженность тротуаров и газонов и вездесущий мелкий песок, выпущенный людьми из под болот и лесов. Но значительная часть Нарьян-Мара даже летом не теряет своей уютной игрушечности:
Деревянный Богоявленский собор (1995-200к) высотой 38 метров исправно виден со всего города, но напротив него - огромная стройплощадка. В этот раз я приметил на ней вот такой стенд - идея хороша (Нарьян-Марской и Мезенской епархии, тем более, принадлежат самые северные в мире храмы военных баз на полярных островах), но архитектуру всё же можно было бы и пооригинальнее придумать, поарктичнее:
Вообще же превращение Нарьян-Мара из деревянной глухомани в нефтегазовый оплот идёт буквально на глазах, это особенно заметно в силу его минитюрности - с прошлого приезда два деревянных здания я обнаружил сгоревшими, и не могу поручиться, что от каких-то ещё бараков в центре Красного Города с тех пор не осталось и следа:
Коллекцию так запомнившихся мне в прошлый приезд деревянных сталинок в этот раз пополнило пожарное депо. Сооружение на заднем плане - детский садик типового проекта, прежде мне такие встречались в Ханты-Мансийске.
Опять же деревянные постройки морского порта. Не знаю, что из этой "коллекции" переживёт трансформацию города - ведь в Нарьян-Маре даже окружная администрация пока что сидит в деревянном здании.
Хотя массивы барачника здесь и по сей день немаленькие:
А кто-то не дожидаясь реконструкции сделал из своего барака особняк Красная Роза!
Но городом бараков Нарьян-Мару быть теперь уж совсем не к лицу. Хотя местные постоянно сетуют на бедность, мол, работаем мы тут за еду и света белого не видим, на практике москвичи или питерцы в Нарьян-Маре ощущают себя нищебродами. Здесь дорогая еда - но не только из-за северных наценок, но и потому, что сами продукты в основном очень приличных марок. Когда мы хотели купить лимонов (а в экспедицию удобнее брать много мелких, чем пару крупных) - столкнулись с неожиданной проблемой: ни в одном овобщефруктовом ларьке мелких лимонов не нашлось! Расписания и места отправления автопаромов на Землю из встреченных нами нарьян-марцев не знал реально никто, даже таксист - но многие наизусть знали расписание самолётов, и искренне не понимали, почему это мы не хотим лететь в Москву за 30 тысяч рублей на двоих (на пароме мы покинули Красный город за 1000 рублей). И даже на иную ценность денег это не спишешь - на те товары, что нам приходилось покупать (продукты, бензин, зажигалки, тару для воды, флешку для фотоаппарата) цены, конечно, выше, чем на Земле, но не сказать, чтобы критически.
"А где ты тут местных видел?!" - впрочем, резонно заметили дальнобойщики на обратном пароме. В Нарьян-Маре очень мало гостей с юга, да и те в основном торгуют овощами: на заработки сюда ездят из остальной России. Самая крепкая связь у Нарьян-Мара с Кировом - туда, в Киров, ехала с парома большая часть дальнобоев; "Доставка грузов из Кировской области" - отдельное семейство объявлений помимо просто "Доставки грузов". Кировская область для местных - что для России Средняя Азия: там тепло и "даже яблоки растут!", а вот с работой и зарплатой - туговато.
Проиллюстрировать тему кировско-ненецких отношений мне нечем. А вот бородатый старовер (по крайней мере думаю, что это старовер) - типаж в Нарьян-Маре в общем-то совсем не характерный, но напоминающий своим видом о близости Пустозерска:
В Нарьян-Маре в общем неплохие продуктовые магазины (главная сеть - "Хороший", отличается невыносимой громкой музыкой в тесноватых залах, но ассортимент оправдывает название), несколько сложнее с хозяйственными (их в принципе много и они довольно крупные, но ничего сложнее зажигалок или батареек мы не находили с первой попытки) и практически отсутсвует общепит - пара дорогущих ресторанов для кормления делегаций да пара буфетов. Буфет ДК "Арктика" с прошлой зимы закрылся, но абсолютно тот же ассортимент нашёлся в буфете ЦУМа. И ходили мы сюда за пирожками с палтусом (очень вкусные, причём холодными вкуснее, чем горячими) и шаньгами с брусникой да морошкой.
Обратите внимание на внешность мальчика. Что принципиально отличает печорских ненцев от ямальских - так это то, что они очень заметны в городе. На Ямале ненец-тундровик - рослый, трезвый и в роскошной синей малице, у него есть казённый спутниковый телефон и несколько тысяч оленЕй, а если всего этого и нет, и живёт он в посёлке - то на лето предпочтёт поставить чум в красивом месте. В Ненецком округе ненец маленький и щуплый, и малица у него ветхая, и олени колхозные, и водка словно злой дух - ненавистна, но непобедима; на Вайгаче я не раз слышал от местных ненцев, что культура их умирает, молодёжь забывает традиции и стремится в города, и скоро оленей пасти будет некому. Я обычно говорил им, что всё это живо на Ямале, где по слухам даже шаманы ещё остались, и ненцы кивали, как небогатый человек, когда-то слышавший, что у него есть брат-миллионер в Австралии. Но даже в Салехарде встретить ненца - редкость, а в нефтеграды типа Надыма они и вовсе неведываются разве что на День Оленевода, в Нарьян-Маре же ненцев постоянно видишь тут и там. И это не тундровики, а совершенно городские люди, и молодые черноволосые неночки в чёрной одежде и почти всегда почему-то в огромных очках бывают очень привлекательны и стильны. Я не раз пытался их сфотографировать, но ненецкие духи, видимо, надёжно защищают даже тех, кто о них позабыл - ни один кадр не удался.
У ямальских ненцев и фамилии-то сплошь - Салиндер, Лаптандер, Худи, Харючи, Яр, Окотэтто, а у печорских - Выучейские, Хатанзейские да Ледковы: они дольше прожили под Россией, сильнее ассимилировались, раньше узнали быт городов и сёл, и в общем стали кем-то вроде "шала-казахов" в Казахстане. Ненецкую речь в Нарьян-Маре я не слышал ни разу, а надписи по-ненецки - лишь вывески официоза, как например вот эта на ДК "Арктика" (вторая строчка - на языке коми):
Ещё немного вывесок. Вот такое вот странное учреждение мне попалось близ дорогой и пафосной гостиницы "Печора", а в интернете я без труда нашёл его сайт. В Европе есть такое понятие, как Баренц-регион, или Евроарктика, включающий наши Мурманскую область и Ненецкий округ да северные провинции Норвегии, Швеции и Финляндии. Тут можно вспомнить, что и основан Нарьян-Мар был по сути норвежскими лесопромышленниками, и что постоянное население на Вайгаче и Новой Земле появилось во многом как ответ на попытки норвежской колонизации этих островов, и нефть на здешнем шельфе добывают с учётом норвежского опыта. Иностранцев в Нарьян-Маре мы не встречали, но если бы встретили - думаю, это были бы именно норги.
Вывеска на входе в магазин - вполне насущная для всего Севера. Хотя откровенно пьяных людей на улицах Нарьян-Мара я не припомню, и вообще он выглядит очень спокойным городом, где маленьких детей отпускают гулять без присмотра.
А вот ещё деталь местных реалий - тюнинг для лодки:
Самое редкое преступление в Нарьян-Маре - это автоугон, потому что угонять машину отсюда попросту НЕКУДА. Не знаю, промышляют ли здесь угоном лодок, но дворы Нарьян-Мара лодками буквально завалены (см. зимний пост), а продают их тут едва ли не на вес:

К отсутствию дорог и кратковременности открытой воды в замерзающих на зиму реках на с
 

Это, как я понимаю, и вовсе аэросани, которые могут двигаться как по воде, так и по снегу - во дворах домов и магазинов я видел их пару раз, а вот в тундре или на реке такие машинки наблюдать не доводилось.
К отсутствию дорог и кратковременности открытой воды в замерзающих на зиму реках на северах вообще приспосабливаются кто как может. Вот так выглядят дворы различных служб типа МЧС или МВД:
В советское время основным индивидуальным транспортом окрестных тундр были самодельные аэросани, фрагменты которых, по словам Петьки sevprostor ещё догнивают где-то на дальних балкАх. Потом их сменили каракаты и бураны (в отличие от классических снегоходов с одной гусеницей и двумя лыжами, двухгусеничный однолыжный "Буран" по мягкой сырой тундре ездит прекрасно), а сейчас и их активно теснят квадроциклы:
А вот кто-то решил проехаться по Нарьян-Мару на коне! Надо заметить, лошадь в городе и окрестностях гораздо привычнее, чем северный олень - может быть, со времён Пустозерска.
Нарьян-Мар невозможно представить без шума винтов, и Ан-24, вертолёт или "кукурузник" здесь начинаешь отличать на слух очень быстро:
В Нарьян-Мар летает несколько авиакомпаний типа "Ютэйр" или "Нордавиа", но главный тут - Нарьян-Марский авиаотряд, по сути дела то же АТП с 4 "кукурузниками" в роли маршруток и 21 вертолётом Ми-8 вместо ПАЗиков, развозящих народ по окрестным (километров до 300) деревням. Они не бронируют билеты, по предварительной продаже отпускают их малую часть, а в основном сажают народ на летательные аппараты в порядке живой очереди, зачастую ещё с индивидуальным подходом - кому нужнее, и потому в Нарьян-Мар из глубинки улететь гораздо проще, чем в глубинку из Нарьян-Мара. Цены на этот "пригород" пугают: с Вайгача мы летели по 10 070 рублей с человека, и даже до Харьяги билет стоит порядка 5900 рублей... особым издевательствам смотрелась контекстная реклама, подсунувшая мне предложение за те же деньги слетать из Москвы в Нью-Йорк. Но и эти страшные цены - намного ниже себестоимости, ведь час работы вертолёта оценивается в сотни тысяч рублей, то есть вайгачский рейс для авиаотряда сам по себе дороже миллиона.
Вот над Тельвиской поднялся вертолёт, и толком не набрав высоту словно прыгнул над городом в аэропорт - скорее всего, это санрейс, летающая "скорая помощь":
Катера у пристани обслуживают, скорее всего, дачные участки на островах Печоры: в теплицах, с горем пополам, северяне даже умудряются что-то выращивать. Один из дачных посёлков расположился прямо напротив центра, у руин кирпичного завода:
Новой для меня стала в этот раз западная часть Города - так, Городом с большой буквы, в Нарьян-Маре называют центральный район между Качгортинской и Городецкой курьями (заливами Печоры), отделяющими его от Посёлков. Центр Города прилегает к Качгортинской курье, и его я в основном показывал в зимнем посте. В изгиб же Городецкой курьи вклинивает район, по духу и облику больше похожий на посёлки. В 1980-х годах, рискну предположить, было наоборот - в противоположность застроенному сталинским барачником центру здесь стоят пятиэтажки:
Фасад внушительных размеров школы в глубине этого района совсем не случайно украшают олени - это интернат для детей из тундры, с 1920-х годов неотъемлемая часть национальных районов Крайнего Севера. Летом здесь пусто, но детей из этой школы мы вполне могли увидеть в Варнеке:
Другим новым для меня местом стал Ненецкий краеведческий музей, в который я попал лишь в последний день пребывания в Нарьян-Маре - он закрыт по понедельникам и воскресениям, а я что из Москвы, что с Вайгача прилетал сюда вечером субботы. Но музей откровенно разочаровал - экспозиция уровня средненького райцентра в блестающих новизной пустых просторных залах. Зато на первом этаже вместо кассира - автомат, печатающий билеты. Куда больше заслуживает посещения музей Пустозерска, который я уже показывал зимой.
Но больше, чем в Городе, я в этот раз находился в Посёлках. Их цепочка тянентся на несколько километров вниз по Печоре, и если в собственно Нарьян-Маре живёт половина населения НАО, то в Нарьян-Маре с посёлками - и вовсе 3/4. По посёлкам с 1955 года даже ходит автобус (конечные - Морпорт и улицы Ленина в городе, аэропорт и Искателей в посёлках), проезд в котором ныне стоит 35 рублей, а остановки с неизменным пультом вызова экстренных служб капитальны, как вокзалы пригородной линии:
За изогнутым мостом через Качгортинскую курью встречает Качгорт - не самый крупный, но самый важный из этих посёлков:
Здесь есть крупнейший в Нарьян-Маре торговый центр, новенькая электростанция (2003-2009, 36 МВт)...
...а в стороне от главной улицы 60-летия Октября - и аэропорт, то есть Качгорт Нарьян-Мару ещё и ворота:
И - "путёвка в жизнь". Район аэропорта называется Хорейверская Экспедиция, и на полдороги к улице 60-летия Октября можно увидеть вот такой памятник - в 1958 году на этом месте была пробурена первая геологоразведочная скважина в Ненецком автоном округе (аналогичные памятники я уже показывал в Новом Уренгое и Берёзове):
-Прилетел я, значит, первый раз в Нарьян-Мар ещё в девятом классе, - рассказывал мне один житель Вайгача, - идём с друзьями на автобус. Я втиснулся, поехал, вижу - а друзья остались. Решил вернуться, три остановки проехал - вышел. Ну, мимо мужик идёт, подхожу и спрашиваю: где я? А тот смотрит на меня так спокойно, и отвечает - в Сахалине! Ну, подумал я, чушь какая-то, шутит наверное. К женщине подошёл, то же самое спросил, и она мне отвечает - в Сахалине! Я думаю - вот дела в этом городе. Три остановки проехал - и уже на Сахалин попал... А ещё я тогда первый раз в жизни деревья увидел.
Сахалином называется следующий посёлок, формально часть Качгорта, но довольно обособленная:
Даже автобусная остановка здесь другая - деревянный чум. Рядом с ней - источник артезианской воды, к которому народная тропа не зарастает:

30.

был собственный флот из 8 пароходов (7 из них были винтовыми), в посёлке имелись школ
 

За Сахалином в берег вклинивается ещё один залив Печоры - Лесозаводская курья, отделяющая следующий конгломерат посёлков, группирующихся вокруг Лесозавода. Два кадра Лесозаводской курьи сняты с разницей в месяц - 1 июля и 1 августа, и оцените, как сильно поменялся пейзаж:
Остановка Лесозавод. Рядом баня, которую мы прозвали не иначе как "с раздевалкой через дорогу" - в первый день на её крыльце курили два пузатых мужика в полотенцах и женщина с голой грудью.
Лесозавод вообще суров, и Крайнего Севера в нём куда больше, чем в Городе, Качгорте или Искателеях:
Непосредственно на Лесозаводе мы и жили по дороге "туда" - у Петьки и Наташи sevprostor тут, во дворе автосервиса, зимовала лодка. Они с Олей прибыли на день раньше меня, и Оля обнаружила, что здесь негде поставить палатку - перед автосервисом балаган пугал бы клиентов, а в глубине промзоны одинокой женщине ночевать было как-то тревожно. К моменту моего приезда Ольга успела договориться с автосервисом, чтобы нас пускали на ночь в его отапливаемое помещение, и это чуть не стоило нам конфликта в команде: я сам уже обжигался на этой особой полярной этике, когда люди помогают нуждающимся практически безотказно, но всё это лежит на совести просящего. Проще говоря: мы спрашиваем у ребят из автосервиса, "где тут можно переночевать?", и ребята оставляют нам на ночь открытую дверь, включённые обогреватель и даже вай-фай, разрешают сдвинуть лавки в диван, да приглашают вернуться следующей ночью, а про себя думают "ну что за люди? не подготовились, а нам теперь с ними нянчиться!". Так на Севере заведено: если человек нуждается в помощи - ему стараются помочь, даже если видят, что он сам схалявил - потому что в тундре или холодном море ценой твоего отказа может оказаться чья-то жизнь. За помощь здесь не просят обычно награды и не говорят о доставленных неудобствах, а потому гостю Крайнего Севера очень легко самому того не заметив сесть местным жителям на шею. Здесь надо крайне осторожно даже не просить, а просто выражать намерения и нужды; самому понимать, что за помощь честнее благодарить не словом, а делом или подарком; и слышать чужие выражения нужд и намерений, на самом деле являющихся просьбами уже к тебе. Петька и Наташа это понимали на уровне рефлексов и потому сами превратились в северян, я это понимал на уровне теории, а Ольга - обожглась, как и многие прибывшие на Север впервые.
Как такового лесозавода уже давно не существует, въезд на его огромную площадку свободный, и занята она всякой всячиной - автосервисами, складами, магазинами, общежитиями... Кое-где ещё стоят трелёвочники, таскавшие по заводу брёвна:
У причала - штабеля досок и бруса, но я так и не понял, пилят их здесь или просто выгружают:
Фактически Лесозавод - это ещё один порт, и даже один из трёх нарьян-марских автопаромов швартуется именно здесь:
На здешнем пляже вместо песка - опилки:
А над пляжем - сотня метров деревянной мостовой:
И самое удивительное на Лесовозаводе то, что именно с него начинался город. В промышленных масштабах рубить лес в бассейне Печоры да вывозить его по Баренцеву морю начали в 1860 году капитан Павел Крузенштерн (сын "Человека и Парохода") и купцы Василий Латкин и Михаил Сидоров, в 1862 году учредившие для этих целей Печорскую компанию. К концу века к делу подключился магнат-исследователь Александр Сибиряков, а там и иностранцы подтянулись - в 1901 году на месте нынешнего Морпорта возник лесозавод "Норд-Русской компании" шведа Альфреда Лидбека, а в 1903 году норвежец Мартин Ульсен основал лесозавод "Стелла-Поларе", пару лет спустя выкупив производство у соседа-конкурента. Появление лесозаводов сразу привлекло купцов из уральской Чердыни, не первый век работавших в Пустозерске, и на месте нынешнего Города возникла деревенька с донельзя северным названием Белощелье.
Туда, впрочем, жизнь сместилась несколько позже: "Стелла-Поларе" был настоящим индустриальным гигантом, самым северным в Российской империи - к 1910-м годам здесь трудилось более 1000 человек, работало 10 пилорам, у завода был собственный флот из 8 пароходов (7 из них были винтовыми), в посёлке имелись школа, больница, телефон и почта, театральный кружок и даже синематограф. Будущий Нарьян-Мар стал достаточно пролетарским местом и для рабочего движения, которое возглавлял ненец Григорий Хатанзейский. Однако история Печорского лесозавода не была непрерывной - в 1918 году "Стелла-Поларе" почти полностью уничтожил пожар, и "за главного" осталось Белощелье. Восстановить производство удалось лишь в 1927-29 годах. Зато в войну Печорский лесозавод имени Хантанзейского успел поработать верфью, выпуская кавасаки - небоьшие деревянные парусно-моторные суда, тип которых, судя по названию, зародился в Японии (судостроительная компания "Кавасаки" там известна с 1878 года), и первые 8 судов (из 53 построенных в 1942-48 годах) не ловили рыбу, а высаживали десанты на мурманских берегах. Прекратил своё существование Печорский лесозавод в 2010 году, а название "Стелла-Поларе" в нынешнем Нарьян-Маре известно в совсем другом качестве - как местная марка пива.
И тем не менее от норвежского лесозавода осталось две или три краснокирпичные постройки начала ХХ века - кочегарка, гараж (он же силовая станция) и ремонтно-механическая мастерская (она же лесопильный амбар). Старейшие здания города, и наверное самые северные в России памятники дореволюционной промышленной архитектуры:
А в общем жизнь идёт. Вот старая школа для рабочих "Стелла-Поларе" (1905):
А вот новый детский сад в посёлке Лесозавода:
Другие посёлки этого конгломерата - Бандарка, Мирный, Новый, Захребетный, ну а дальше дорога приводит в третью группу посёлков, или вернее один большой посёлок Искателей (7 тыс. жителей), в 2005 году административно обособившийся от города. Он вырос из основанной в 1968 году базы геологов, но в краю, где есть Варандей, Хановей, Валей и Тайбарей так и напрашивается произносить его название как ИскателЕй. Увидев на въезде нечто на гусеницах, я машинально подумал, что это вездеход... но нет, тут, как на Земле, встречает танк, поставленный в 2015 году к 70-летию Победы.
От танка вдоль промзоны ведёт улица Монтажников, и на другом её конце у поворота к центру - деревянная часовня:
За поворотом на бульваре - памятник Петру и Февронии, эти веяния дошли даже сюда. А вот яблони в цвету - искусственные, по сути дела просто фонари:
Улица Монтажников огибает промзону:
Центр Искателей - между этой промзоной и рекой, вдоль короткой и прямой улицы Губкина:
В центре Искателей - небольшая площадь с парком, несколькими магазинами, автобусной останавкой и выцветшим рекламным щитом, года три назад призывавшем собирать гуманитарку для Донбасса.
Обратите внимание на вывеску: в Нарьян-Маре целых две сети магазинов, торгующих олениной - "Ерв" специализируется на полуфабрикатах, а "Олешек" - на колбасах (лучшая по сочетанию цены и качества - "Чесночная") да консервах (самые интересные - оленина в брусничном соусе). Сам же мясокомбинат находится в Бандарке за лесозаводом, и в общем оленина да морошка - кулинарные бренды Нарьян-Мара. Говорят, всё это активно закупают финны, а потому и закупочная (то есть минимальная приемлемая для местных жителей) цена на морошку скорее финнская - 600 рублей за килограмм.
На заднем плане внушительное здание - администрация Заполярного района, центром которого и является Искателей. Интересное же здесь то, что район во всём Ненецком округе ровно 1, то есть из Искателей управляется та же территория, что и из Нарьян-Мара. Однако обязанности у них разные, и как я понял из общения с местными, доходами занимается округ, а расходами - район, что в общем удобно всем, кроме обитателей ветхого жилья в дальних посёлках и прочих маленьких людей из захолустья.
А слегка на отшибе пристроился район Тиманской Экспедиции, и ставший нашим пристанищем на обратном пути - вертолёт с Вайгача привёз нас в город в субботу вечером, паром ушёл в субботу утром, и следующего парома предстояло ждать до среды. Здесь находится хостел "Агат" (на самом деле мини-гостиница с двухместными номерами по 1100 рублей с человека) и практически напротив него сдающее койки туристам (по 600 рублей) общежитие "Вахта-80" с 4-местными комнатами. У "Агата" был вай-фай, и потому я предпочёл "Агат". Я знал о нём и по пути "туда", но со свежими силами настроен был на палатку или случившуюся койку в автосервисе; а на обратном пути так устал, что за чистую постель, быстрый вай-фай и душ я почти без колебаний был бы готов отдать и вдвое больше. В "Агате" мы были единственными постояльцами, и большую часть времени я пролежал в кровати с ноутбуком на коленках, на первый день бесцельно листая интернет, а в последующие два - прорабатывая маршрут для следующего путешествия. На самом деле в плане ночлега Нарьян-Мар - город трудный: слишком богатый для дешёвых гостиниц и слишком маленький для развитой культуры вписок (есть тут какая-то одна каучсёрферша, но я каучем так и не научился пользоваться). Петька дал нам полезный совет: в небольшом городе что бы то ни было - ночлег, услуги или оказию - очень просто находить через городскую группу объявлений вконтакте.
В следующей части вернёмся на Лесозавод, к пробуждавшейся от зимней спячки лодке "Амдерма-24". Пора уже рассказать об экспедиции в целом!

потому что деньги могут вызвать самого злого из северных духов - огненную воду.
 

И еще одна удивительная зарисовка суровейшего дикого северного края побережья бухты Лямчина
https://varandej.livejournal.com/885700.html
Бухта Лямчина. Часть 2: одинокая изба и Талата-река
На узком проливе за показанным в прошлой части Большим Цинковым островом мы провели неделю - там старый ненец Андрей Рудольфович Вылко живёт в покосившейся избе за сорок километров от ближайшего посёлка, и мы ненадолго стали его гостями. Здесь же - про поход на скалистую реку Талата вдоль побережья бухты Лямчина.
Вот уже третий пост подряд я начинаю с нашего прихода в бухту Лямчина в лучах полуночного солнца - она образует своеобразный фасад Вайгача к внешнему миру, и два Лямчиных носа с разных её сторон - как пилоны ворот. Мы обогнули Большой Цинковый, из скал которого на нас смотрело множество каменных лиц, и вот за очередным утёсом показалась изба, которую я сперва принял за большой валун. Приглядевшись через ультразум фотоаппарата (который использую вместо бинокля), я предположил, что изба заброшена, так как стояла она накренившись, словно судно на волне, а крыша её казалсь дырявой. Но вот у избы мы различили маленькую тёмную фигруку человека, и почему-то мне сделалось в тот момент страшно - мы неделю не видели других людей, а как замечал герой какого-то старого фильма-робинзонады, "человек - не только самое доброе, но самое опасное существо на свете". В Нарьян-Маре, тем более, про одного из отшельников вайгачских изб нам рассказывали, будто он болен туберкулёзом и когда-то кого-то убил в пьяной драке, и вот не тот ли человек вышел на жужжание нашего мотора? А услышал он нас явно за километры - в здешней особой первозданной тишине, наполненной плеском волн, свистом ветра, лаем собак, криками птиц любой механический звук слышен очень отчётливо.
Из наклонной печной трубы пошёл тонкий дымок, а помимо человека, мы различили у избушки и собак, и я всё не мог понять, сколько же их. Наташа sevprostor бросила якорь, Петька отвязал байдарку, и через несколько минут вдвоём с ним мы ступили на галечный берег. Человек оказался невысоким и щуплым стариком с маленькой седой бородой, одетым в камуфляж, шапку и резиновые сапоги. Мы поздоровались, представились - Илья, Пётр, а он еле слышно ответил - Андрей. Он вообще говорил очень тихо и не слишком внятно, потому что какой смысл здесь говорить громко? Петька от всего экипажа подарил Андрею пакет махорки (позже пожурив нас с Ольгой, что сами не купили табак - здесь это первоклассная валюта), мы немного рассказали о себе и спросили, можно ли поставить палатку. Андрей указал нам место под скалой, и на месте этом трава была примята - немногочисленные, но яркие гости Вайгача почти неизбежно попадают к Андрею.
Андрей спросил, нет ли у нас парацетомола, так как у него уже не первый день болит голова, и узнав, что нет, больше для очистки совести поинтересовался:
-А выпить есть?
-Не, нету! - ответил Петька, улыбнувшись.
-Чтоб туристы - да без выпивки? - понимающе усмехнулся Андрей, и более не возвращался к этой теме.
Что же до собак, которых я пытался посчитать с лодки, то их оказалось не две, не три и не пять, а 13 во главе с белым, похожим на волка вожаком по кличке Чех. Клички у Андреевых собак в основном географические - Ямал, Магадан, Лаврентий, и будущего Ямала нашли щенком в гусином гнезде (то есть - в яме), а будущий Лаврентий, только оказавшись у Андрея, умудрился стащить и съесть пакет лаврушки. Собаки для Андрея - и друзья, и охрана, и охотники, и рабочие, но какими бы грозными они ни казались, мы быстро поняли, что нам не стоит их бояться. Андреевы собаки закручивали до изнеможения и хватали за пятки белых медведей, насмерть рвали друг друга, и визит Андрея в посёлок неизменно сопровождается потерями среди тамошних собак и кошек, но к человеку у этой своры уважение абсолютное, и лай они поднимали не агрессивно, а скорее в качестве сигнализации: "кто-то идёт!". И Андрей на их лай выходил из избушки всегда, потому что эти собаки не лают впустую.
Поэтому, конечно же, когда они подняли шум ночью - мы тут же встали выяснять его причину, и среди поджарых остромордых псов вдруг обнаружился лохматый, как игрушечный, Стёпа. Большинство собак Андрея - кобели, но есть у него и пара сучек - большая и самодовольная Барселона (её Андрей назвал в честь любимой футбольной команды), спокойная в уверенности, что к ней сами придут, и очаровательная ласковая Найда, ещё не изжившая девичьей привычки сводить кобелей с ума. Вот к ним-то и наведался с лодки городской щёголь, сумевший по такому делу переплыть полукилометровый пролив. Но ещё сильнее он явно рисковал на берегу, и Андрей с Ольгой изловили его, не дожидаясь драки, да посадили на цепь - гости к Андрею часто приходят со своими собаками, так что рядом с нашей палаткой нашлась и специальная привязь. Стёпа всю ночь скулил на разные голоса и даже пару раз гавкнул (так-то он уникальная собака, которая не умеет лаять), а утром Найда откровенно дразнила его, подходя сантиметров на пять дальше, чем Стёпу отпускала цепь...
Проснувшись с утра, мы увидели вдалеке миражи:
А Андрей, выйдя на лай, сразу позвал нас завтракать. Но чай выпился быстро, а разговоры говорились долго - живя в тундре, Андрей успел обрасти огромным количеством удивительных для городского человека историй. Например, о белых медведях, не раз осаждавших его избу. Чаще всего от "мишек" его защищали собаки, но как-то ему удалось обратить зверя в бегство, хватив его по носу лопатой - нос у медведя мягкий и болезненный, и вдобавок медведь просто не привык к отпору, поэтому от удара просто развернулся на месте и с той же скоростью побежал в противоположную сторону. Но обиды не забыл и попытался отомстить: на следующий день Андрей, подходя к уборной, уже открыл дверь, но вдруг от чего-то и передумал и вернулся в избу, а через пару минут услышал треск и выглянув, обнаружил безразменую медвежью задницу, торчащую из проломленной будки. О том, что есть "арктические медведи", с человеком не знакомые и на него не нападающие, и есть "помойные медведи", привыкши видеть в человеческом жилище лёгкую еду, мы узнавали тоже от Андрея.