посетил Толгский монастырь и получил исцеление; в 1609 году монастырь разграблен лит
Читайте. коллеги, друзья, читайте. Свою историю мы должны знать и понимать.............
В 1553 году царь Иоанн Васильевич, возвращаясь из Кирилло-Белозерского монастыря и будучи одержим болезнью в ногах, посетил Толгский монастырь и получил исцеление; в 1609 году монастырь разграблен литовцами и русскими изменниками и 46 иноков и послушников перебито. В 1681 году патриарх Никон, возвращаясь из заточения, настигнутый предсмертным изнеможением, пристал у монастыря и причащался; тут произошла трогательная встреча его, умирающего, и сосланного сюда же архимандрита Ярославского Спасского монастыря Сергия, когда-то судившего патриарха и более других досаждавшего ему. "Брате Сергие! -- сказал ему умирающий Никон. -- Восстани, сотворши прощение", -- и старцы помирились. В 1683 году посетил монастырь царь Феодор Алексеевич; в 1763 -- императрица Екатерина II; в 1863 покойный цесаревич Николай Александрович. Соборный храм Введения, о пяти зеленых главах на розовых шейках и при нем отдельная колокольня, построен в самом конце XVII века; кроме него в монастыре есть еще три церкви. Главная святыня -- икона Божией матери, просиявшая над Волгой; она писана древним греческим письмом на доске и убрана жемчужною и алмазною ризой. Икона эта совершает ежегодно четыре крестные хода. Иконостас изобилует золочеными витыми столбами с виноградными гроздьями; все стены покрыты фресками, голубой фон которых бросается в глаза; в куполе громадный Деисус. В орнаментику наружных стен входят, как сказано было, местами цветные изразцы. Здания монастырские очень велики. Ограда 550 сажен длины, имеет 9 аршин вышины и 3 толщины и снабжена девятью башнями. Она опоясывает монастырь как бы широкою белою тесьмой, из-за которой резко выделяется темная зелень старинных сибирских кедров, расстилающих горизонтально свои длинные, оттененные мягкими иглами ветви. Когда построена стена, когда посажены кедры -- неизвестно. Монастырь имеет игуменов и архимандритов с 1392 года -- 68; сколько было их до того времени, тоже неизвестно. С 1834 по 1844 год заведовал им жительствовавший на покое преосвященный Авраам, управлявший до того ярославскою кафедрою с 1824 года и отличавшийся особенным рвением в ломке и перестройке древних церквей. Много сокрушено было за его время бесценных памятников одной из старейших епархий русских; для новых построек создавал Авраам свои планы, и здания эти известны под именем "авраамовских построек". С каким-то особенным рвением преследовал он колокольни; так поступлено с колокольнями ярославского кафедрального собора и толгскою монастырскою; рисунок последней, 1806 года, сохранился: она была красива и типична, нынешняя авраамовская -- бесхарактерна. Толгский монастырь пестрит архитектурной длительностью Авраама; случайно уцелел и красив в своей простоте придел Святого Федора, Давида и Константина. Великий Князь, сойдя на берег, подошел к воротам, в которых ожидал его с монашеством по сторонам архимандрит Павел. Прослушав в храме многолетие и поклонившись иконам, Его Высочество обошел знаменитую кедровую рощу, на одном из кедров которой явилась икона, о чем свидетельствуют надпись и лампада, и возвратился на пароход, сопутствуемый и тут народом, входившим даже в воду, чтобы быть поближе к Великому Князю. От Толгского монастыря до Ярославля очень близко. Когда подъезжаешь к "волжскому красавцу", Ярославлю, с этой стороны и начинаешь отличать одну за другой его многие церкви, включительно до самой отдаленной, до собора, с его золотыми маковками, пароход движется вдоль старой сосновой рощи правого берега; это не лишенная исторического значения для русского театра Полушкина роща -- единственное место прогулок ярославцев. Полушкин, от которого идет имя рощи, имеет прямое отношение к русскому театру, возникшему, как известно, в Ярославле. Мать Федора Григорьевича Волкова, родоначальника нашего театра, овдовев, вышла замуж за Полушкина, и он, как отчим, оказал на Волкова очень благодетельное влияние. Когда, по возвращении из Петербурга в Ярославль, Волков, в день именин отчима, поставил на сцену драму "Эсфирь", старик был в восторге: ему особенно понравились поднимавшиеся и опускавшиеся облака. Видевший представление это ярославский воевода Мусин-Пушкин уговорил дворян и купцов построить в Ярославле театр, с которого и пошло театральное дело в России. До его построения Волков давал свои представления в одном из сараев Полушкина двора. Скоро вслед за тем Екатерина II вызвала Волкова в Петербург. Облака, которые понравились старику Полушкину, давно исчезли, а те, которые ходили над Ярославлем к вечеру 3 июня в день приезда Великого Князя, были расцвечены всеми чудесными красками летнего вечера, тихо переходившего в светлую теплую ночь. Ярославль Красота и радующие встречи. Историческое. Успенский собор. Архиерейский дом и его воспоминания. Первые дни воцарения Дома Романовых. Если что было великолепно, так это приезд Его Высочества к Ярославлю, к 8 часам вечера. От пароходной пристани довольно пологий подъем идет под мост, перекинутый здесь над спуском и соединяющий обе части бульвара, тянущегося параллельно Волге и устроенного в 20-х годах. По всем краям спусков, вдоль всех длинных линий их откосов, начиная от самой поверхности Волги, сплотились необозримые толпы людские. Это была тоже своего рода Волга, широкая, бесконечная, будто налившие берега настоящей Волги для приветствия государева брата, Великого Князя. Несчетные церкви ярославские, от первой по пути Петра и Павла, Благовещенье, Никола Найденный, Косьма и Дамиан, и вплоть до собора гудели во все колокола. При оглушительных кликах толпы Великий Князь, сошед на берег, сел в коляску и направился в собор, где был встречен архиепископом Ионафаном и всем городским духовенством. Отслушав многолетие, приложившись к святым иконам и обойдя собор, Его Высочество направился к губернаторскому дому, в котором должен был иметь ночлег. Из всех домов начальников губерний едва ли не лучший именно этот дом, из окон которого и с балкона открывается бесконечный вид на все Заволжье и на самую Волгу, и вверх, и вниз по ее течению. Приняв почетный караул, состоявший из роты со знаменем, от Нежинского пехотного Ее Высочества великой княгини Марии Павловны полка, Великий Князь вслед за тем, уже в зале губернаторского дома, ознакомился с представителями местных властей и горожан. История Ярославля начинается в повествовании Карамзина довольно оригинально. "Думаю, -- пишет наш знаменитый историк, -- что город построен великим князем Ярославом; двое из жителей его, кудесники и обманщики, ходили по Волге и объявляли, что бабы причиной всего зла и скрывают в самих себе хлеб, мед и рыбу; к обманщикам приводили женщин, и они, надрезывая им плечи и высыпая из своего рукава жито, кричали: "Видите, что лежало у них за кожей!" В конце концов, кудесников повесили. Карамзин не говорит о том, когда это происходило, но летопись указывает на 1073 год, то есть время великого голода, посетившего Ростовскую и Ярославскую области. Разоряли окрестности города новгородцы, разоряли татары, хозяйничали и пожары, и язвы, и тем не менее одною из волжских красот был и будет Ярославль. Очень вероятно, что он существовал уже тогда, когда далеко кругом этих мест еще жили весь и меря; но центром края был не он, а Ростов, за которым утвердилось даже название Великого и в который уже Рюрик посадил "своего мужа". Много пользы было Ярославлю от открытия торговли с Англией через Белое море при Иоанне IV; он, как и Вологда, был складочным местом и имел иностранные конторы, закрывшиеся с основанием Петербурга. Лихолетие со всеми его ужасами тоже не прошло даром для края; здесь в 1506 году жила под надзором жена Лжедимитрия, красавица Марина: она пробыла здесь до 1608 года, когда Ярославль сдался полякам и примкнул было к самозванцу, но не замедлил отрезвиться, в 1612 году сюда к князю Пожарскому стягивались рати, шедшие на освобождение Москвы, и отсюда шли с нею переговоры. Выборные, назначенные призвать на царство Михаила Феодоровича, собрались тоже в Ярославль, и здесь же с 21 марта по 16 апреля 1613 года молодой царь Михаил Феодорович провел первые дни своего воцарения, так что в истории благополучно Царствующего Дома на первых страницах, так сказать в первых строках, красуется Ярославль. |
Много есть на свете неоконченных сочинений, недописанных книг, но те несколько точек,
И конечно о жемчужине России. красавце Ярославле не упомянуть не возможно...............
Много есть на свете неоконченных сочинений, недописанных книг, но те несколько точек, которыми завершается история Карамзина, возбуждают всегда глубочайшее сожаление. История его точно оборвана. Яркие страницы ужасов 1611 года, выступающий у нашего историка так наглядно, как хорошо завершились бы они описанием стоянки князя Пожарского и его рати, этой надежды России, в Ярославле; как сердечно звучали бы его вдохновенные строки, преисполненные любви к России, повествуя о первых днях воцарения Михаила Феодоровича, проведенных им в Ярославле, о наступлении времени умиротворения. Эти дни мира и тишины не могут не рисоваться в памяти каждого посещающего город, и красота Ярославля, глядящегося с высоты нагорного берега во всю матушку-Волгу, становится и понятнее, и внушительнее. Думал ли о чем подобном Бирон, когда в 1742 году был он сослан сюда и жил с семьею до 1761 года! Чем была, чем могла быть для бывшего правителя России ярославская святыня! И действительно, если на Москве храмов много, то в Ярославле их, сравнительно, еще больше, и они поражают глаз, как блестящее осенение города. Общий вид на Ярославль бесподобен. Два князя, святой Василий и Константин, почивают в соборе, и три иконы их перенесены сюда из домов их. Успенский кафедральный собор основан в 1215 году, но сгорел в 1501 году: его заменил второй храм, нынешний. Третий счетом, построен в 1646 году, но и он не раз страдал от пожаров, и в 1744 году обгорели даже мощи благоверных князей, и останки их были собраны в два ковчега и положены в новую раку, которую заменили ныне существующею в 1862 году. Иконостас пятиярусный, богат иконами; в восточной алтарной части четыре абсиды; окна в два света, небольшие наружные стены расчленены простыми пилястрами и главный корпус собора -- почти правильный куб; над крышею высятся на довольно высоких барабанах пять золоченых куполов, снабженных массивными восьмиконечными крестами. Одно из богатств собора -- это обилие стенописи, произведенной в 1674 году, о чем свидетельствует надпись, начертанная крупною вязью и опоясывающая три стены собора. Живопись покрывает сплошь все стены, своды, алтарные части и даже дверные и оконные откосы. Это целый мир изображений, едва ли не из самых обильных, имеющихся на русской земле. На южной и северной стенах олицетворение семи вселенских соборов, на западной -- Страшный суд, на столбах -- мученики, в алтаре -- учреждение таинств причащения и отцы православной церкви; храм оживлен, одухотворен ими. К несчастью, стенопись эта дошла до нас не такою, как она была писана при митрополите Ионе Сысоевиче, потому что в 1825 году отчасти подновлена при архиепископе Аврааме, о странной деятельности которого мы упоминали, говоря о Толгском монастыре. Общая планировка собора, его размеры, темень времени, положенная в купола с их оконцами, -- все это очень близко напоминает московский Успенский. Отсюда, от собора, двинулась рать Пожарского на освобождение Москвы. Собор стоит в центре "рубленого" города, древнего города: по выражению Нестеровой летописи, у нас не строили, а "рубили города". В Ярославле сохранился очень оригинальный, невидимый след этого рубленого города, о котором нет более и помину: это крестные ходы с иконой Владимирской Божией Матери, которые совершаются будто бы как раз по тому пути, где стояли некогда давно позабытые древние стены тогда еще небольшого Ярославля. В те дни, во дни Ярославовы, люди обходили фактически город; теперь обходит они несуществующий, но невидимо присущий призрак его. Может быть, остатки оврага, называемого "Медведицей", напоминают о том времени, когда Ярослав, убив на охоте медведицу секирой, велел срубить на этом полюбившемся ему месте город. Медведь и секира в гербе ярославском напоминают об этом полумифическом событии. Нельзя не заметить, если судить по колоссальному деревянному гробу или, правильнее, колоде, в которой обретены мощи князя Феодора Черного, хранящейся в Спасо-Преображенском монастыре, что люди минувших дней были не в пример крупнее наших и смело могли ходить на медведицу один на один. Главная святыня Ярославля вслед за собором, бесспорно, архиерейский дом, бывший Спасо-Преображенский монастырь. Это тоже своего рода Кремль, обнесенный могучими стенами; в них, как в каменном кольце, заключены пять каменных церквей; до упразднения монастыря, до обращения его в архиерейский дом, в 1788 году их было семь. До этого года владыки ярославские жили в Ростове, а монастырь был сам по себе, был богат, люден и имел, главное, долгое прошедшее, которое, конечно, при нем и осталось. Основан он в 1216 году великим князем Константином Всеволодовичем; в 1463 году, при Иоанне III, открыты нетленные мощи князей Федора, Давида и Константина, неизвестно почему остававшиеся в склепе под церковью более столетия непогребенными: когда решено было предать их земле, началось отпевание, от княжеских тел пошли чудеса, ясно стало нетление и благоухание их и они признаны святыми, и покоятся в храме, носящем их имя, соприкасающемся Спасо-Преображенскому. Этот же храм служит родовою усыпальницей князей Ярославских и других знаменитых родов, но даже след этих могил исчез, присутствуют одни безымянные воспоминания. Замечательно у нас это исчезновение могил: как неизвестны начала множества городов, церквей и монастырей, так свеяны и воспоминания могильные; странным может показаться, например, что неизвестно, где лежит последний удельный ярославский князь Александр, скончавшийся уже совсем в историческое время, в 1471 году, и похороненный в Спасском монастыре. В этих неясностях всяких начал и исчезновение следов есть какое-то необъяснимое, но чувствуемое присутствие вечности: точно сам Господь создавал их, сам и убирал. Как особенность Спасо-Преображенского храма следует упомянуть о том, что алтарный иконостас его и амвон выше солеи на одну ступень, а солея двумя ступенями выше пола церковного. |
в 1612 году митрополит Кирилл, призванный из Москвы для умиротворения несогласий в др
Из более выдающихся событий за время существования монастыря надо упомянуть о неудачной осаде его в 1609 году поляками, о том, что в 1612 году митрополит Кирилл, призванный из Москвы для умиротворения несогласий в дружинах Минина и Пожарского, стоявших в Ярославле, и достигши своей цели, жил в Спасском монастыре; о том, что 1 марта 1613 года прибыл сюда и встречен крестным ходом, хлебом-солью и богатыми дарами юный царь Михаил Феодорович, что он прожил 26 суток в архиерейских кельях со своею матерью и временным советом и встретил Святую Пасху и что отсюда же послана им в Москву в земскую думу первая от царя грамота о согласии его на принятие царского венца. Почти все государи, государыни и великие князья наши посещали Спасский монастырь. Ныне царствующий Государь и Его Высочество великий князь Владимир Александрович были здесь в августе 1866 года. В этих палатах, полных самых дорогих воспоминаний для Царствующего Дома Романовых, откушал Его Высочество чашку чая, посетив высокопреосвященного владыку.
Следует упомянуть, что в 1747 году открыта была в монастыре славяно-латинская семинария и что в библиотеке последнего из настоятелей монастыря 1 июля найдена знаменитая рукопись "Слова о полку Игореве". Заметим, кстати, что в 1786-1787 годах в городе Ярославле издавался журнал под характерным названием "Уединенный Пошехонец", это был чуть ли не первенец в числе провинциальных. 4 июня с 8 часов утра начались официальные посещения Его Высочества. Первый выезд был направлен к войскам. Сводная бригада из Моршанского и Нежинского полков стояла в линии развернутых колонн почти параллельно Ярославско-Вологодской дороге, отделявшей ее от лагеря. Обойдя ряды, Великий Князь пропустил бригаду церемониальном маршем поротно и побатарейно, после чего вызвал в каждом полку от одного из батальонов по роте для уставного учения, от других для гимнастики и фехтования и, наконец, приказал составить от одного из батальонов сводную роту исключительно из одних новобранцев. При том была проведена одиночная подготовка нижних чинов, не исключая прикладки и знаний строевого устава. Посетив затем лагерь, Его Высочество повсюду испробовал пищу, заходил в офицерские и солдатские палатки и в офицерские общие столовые. Лагерь был расцвечен флагами и зеленью с надписями подвигов обоих полков в бытность их в составе рущукского отряда, как известно, состоявшего под высшим командованием ныне благополучно царствующего Государя Императора {Имеется в виду Александр III.}. Среди войск Великий Князь провел 3 часа времени и, расставаясь с ними, высказал начальству и офицерам свои впечатления осмотра, заключив их, как и в Рыбинске, выражением благодарности за труды, которую он высказывает с тем большим удовольствием, что может это сделать от имени Державного Вождя, так как осмотр произведен им по Высочайшему Повелению. Простившись с войсками и, следуя вдоль столпившегося народа, Его Высочество отправился в тюремный замок, после чего посетил: местный лазарет, казармы и произвел смотр роты 83-го резервного батальона. По пути к вокзалу Ростовской железной дороги. Великий Князь произвел инспекцию в управлении ярославского уездного воинского начальника, проверив порядок хранения призывных и отчетных листов, книг, порядок формирования и отправки команд новобранцев, обращая особенное внимание на правильность составления маршрутов и медицинское освидетельствование при мобилизации призывных. Недалеко от вокзала Его Высочество остановился для посещения Ярославской военной прогимназии; войдя в церковь и выслушав многолетие, Великий Князь направился к училищному двору, где собраны были все чины училища, имеющего 500 человек воспитанников. Пройдя шеренги, Его Высочество обошел все здание и лазарет. Около трех часов пополудни мы были уже в вагоне, направляясь к Ростову, и простились с Ярославлем, с волжским красавцем. В описании Ярославля, составленном А. Титовым, приведены стихи на Ярославль местного поэта XVIII века, сравнивающего египетский Нил с великорусскою Волгою. Если бы, говорит поэт, древний Египет взглянул на наш Ярославль, то ******************************...он бы обелиски, Которы к облачным пределам сделал близки, Давно бы возносить хвалами перестал, Когда б еще тот план хоть темно начертал, Который в новый вид наш град преображает И славу тем его повсюду расширяет... Ростов Великий Реставрации. Историческое. Центр деятельности Святых Стефана Пермского и Дмитрия Ростовского. Их характеристики. Как и кто реставрировал кремль? Белая палата. Пещерная церковь. Музей. Яковлевский монастырь. Ростовские колокола. К Ростову прибыли мы около половины пятого пополудни. Приняв на станции почетный караул от 28-го резервного батальона, хлеб-соль от города и местные власти, Великий Князь направился в собор. Ростов расположен на берегу одноименного с ним озера, называемого, впрочем, также Неро. Берега озера плоски; тем рельефнее выдаются многочисленные церкви города, составляющего древнейший центр края, более старый по своему значению, чем Ярославль. Посещение Ростова составляет экскурсию в сторону от нашего прямого пути, и оно предпринято Великим Князем исключительно во внимание к древностям ростовским и к той замечательной реставрации древнего кремля, которая завершилась очень недавно, в октябре предпрошлого года. Шевырев посетил Ростов в 1847 году, видел все это в печальных развалинах и глубоко грустил. Если б он посмотрел теперь! Реставрация действительно стоит самого полного одобрения: кремль опять существует, воскрес. За год до освящения реставрированной святыни кремля, говорят очевидцы, глазам представлялись развалины без крыш, без столбов, с потеками от дождей, птичьими гнездами и даже целыми рябинами, приносившими плоды и выраставшими на крышах; одну из этих рябин сохранили в назидание потомства, чтобы показать, до чего мы небрежны и как много может сделать частная предприимчивость, энергия и пожертвования. В храме Григория Богослова помещались курень и бойня. А между тем в Белой палате угощал трапезой Великого Петра Святитель Димитрий Ростовский. Значение Ростова в истории нашего северо-востока очень велико, как центра Суздальской земли, в которой развилось и окрепло великорусское племя, которая предшествовала Москве в понимании объединения и собирания разрозненных сил наших в одно великое целое. Кроме этого, тут был духовный центр, из которого пошла проповедь христианства в языческую Пермскую землю, во главе которой стоял знаменитый Святой Стефан Пермский. Почти одновременно с ним жил и трудился в Ростове другой видный деятель церковный, известный жизнеописатель Святых нашей церкви, Епифаний Премудрый. И тот и другой воспитывались и учились в той братской духовной академии, которая существовала здесь 500 лет назад под именем "Затвора", храм которой воскрешен теперь завершившеюся недавно реставрацией. Стефан Пермский -- одна из крупнейших подвижнических личностей нашей церкви, как Кирилл Белозерский, Нил Сорский и многие другие. Сын псаломщика, пришел он в Ростов пешком из Великого Устюга, прослышав о том, что в тамошнем "Затворе" "книгы многы быша ту"; это то же самое, что "книжицы" Преподобного Кирилла: прочная основа дальнейшего пути для готового подвизаться человека. "Затвор" не был мертвою схоластическою школой; в нем имели место ученые и богословские препирательства и диспуты между учениками. Десять лет пробыл Стефан в "Затворе" и решился просветить соседнюю Пермскую землю. Он составил зырянскую азбуку, перевел на зырянский язык нужные книги и, посвященный в иеромонаха, с охранными грамотами великого князя пошел на подвиг. Охранные грамоты защищали его, однако, немного; на него не раз нападали, думали убить, свергли с моста. Бесстрашно ходил он по кумирницам, и ночью и днем, говорит исследователь К. В. Барсов, и по лесу, и по полю, и без народа, и пред народом, "обухом в лоб бияше идолов и сокрушаше им носы"; он снимал с главных кумиров священные пелены и "их без труда износил отрок его Матвейка". Пермь была уже присоединена в то время к Москве, но это не пособляло Преподобному. До нас дошли любопытные сведения о борьбе его с главным волхвом Памом, говорившим своим людям, что непригодно им слушать Стефана, потому что "Москва угнетает нас податями; разве от Москвы может вам быть какое-нибудь добро? Не оттуда ли тиуны и приставники, дани и насильства"? Но Преподобного все-таки слушали. Пам думал взять обманом и предложил ему пройти сквозь огонь и воду. Зажжена была хижина, огонь уже пылал и трещал; Стефан двинулся к огню и сказал волхву: "Идем!" Волхв не пошел; однако не решился он нырнуть и в прорубь, чтобы вынырнуть из другой, на что был готов Стефан; народ хотел предать обманного волхва смерти, и только по настоянию Стефана ограничился изгнанием его в Сибирь. |
История и современное состояние традиционного судоходства и судостроения Кижской воло
А теперь перенесемся в историю судоходства Ладожского и Онежского озер:
http://kizhi.karelia.ru/library/vestnik-11/1045.html История и современное состояние традиционного судоходства и судостроения Кижской волости VkontakteFacebook 1. Лодочная мастерская Вересова И.Ф. в дер.Еглово (арх. Скворцов А.П.)2. Архитектурный эскиз судоверфи «Промколхоза» на Волкострове. 1950-е годы (арх. Скворцов А.П.)3. Строительство мотобота на стапеле Волкостровской судоверфи (Фотография из архива Музея архитектуры им.Щусева)4. Главный причал о.Кижи (Фотография из архива музея «Кижи»)5. Лодки у причалов в Великой Губе (Фотография из архива музея «Кижи»)6. Архитектурный эскиз берега усадьбы дома Ошевнева (арх. Скворцов А.П.)7. Архитектурный эскиз берега усадьбы дома Елизарова (арх. Скворцов А.П.)8. Архитектурный эскиз сектора традиционного судостроения и «музейной гавани» на восточном берегу о.Кижи (арх. Скворцов А.П.) С древнейших времён малые деревянные суда помогали осваивать бескрайние пространства Севера, покрытые водой и непроходимыми лесами. На протяжении столетий в Обонежье формировалась традиционная культура судостроения и судоходства, которая восходит своими корнями к славянской колонизации края и впитала в себя традиции местного прибалтийско–финского населения[1] . Территория Обонежья осваивалась выходцами из Великого Новгорода. Из Онежского озера через волоки, и далее, по системам рек новгородцы двигались на север к морям Белому, Баренцеву и Карскому и на восток до Урала. По территории Заонежья, Поморья и Пудожья, где сейчас компактно проживают русские, проходили исторические транспортные пути, по которым осуществлялась миграция новгородцев не только в пределах Карелии, но и в Заволочье, т.е. в район Северной Двины, Пинеги, Мезени. Традиционная культура судостроения и судоходства русских Поморья и Заонежья имеет общие новгородские исторические корни. Подтверждением тому служит терминология, сохранившаяся до нашего времени в центрах русского традиционного судостроения и судоходства. Путешествовавший в XVIII веке по озёрам Ладожскому и Онежскому, Н.Я.Озерецковский писал: «Плавающие по Ладожскому озеру (и по Онежскому – Ю.Н.) … россияне обыкли называть главные ветры русскими наименованиями, кои почти те же самые … у наших поморцев, около Белого моря и по берегам Северного окиана живущих … фактически названия румбов изначально сложилась у ладожан, выходцев из Новгорода»[2] . То же можно сказать о судостроительных терминах в Заонежье и на Белом море, которые одинаковы и сейчас. Со времени Петра I деревянное судостроение и судоходство в России при государственной поддержке стало развиваться с учетом европейского опыта. Появились государственные верфи и учебные заведения. Но многовековые традиции судостроения продолжали существовать в деревнях. Остатки народной судостроительной культуры мы ещё можем встретить и в наше время в бывших центрах судостроения на Белом море, на Онежском и Ладожском озерах, а также ряде средних и небольших озер северо–запада России. К числу таких центров относится и бывшая Кижская волость Петрозаводского уезда Олонецкой губернии. Развитию судоходства и судостроения в Кижской волости способствовали природно–географические факторы и исторические обстоятельства. Особенностью о.Кижи и прилегающей к нему территории является большое количество островов, на которых и располагаются деревни волости. Кижские шхеры находятся на самом юге Заонежского полуострова, почти в центре Онежского озера. Из района Кижских шхер пути новгородцев вели к Белому морю. Здесь необходимо было ремонтировать и строить новые суда, менять озёрные суда на волоковые лодки. Благоприятные для развития земледелия, труднодоступные и потому более безопасные от грабительских набегов, кижские шхеры, возможно, раньше других территорий могли были освоены и обжиты новгородцами.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] Многовековой опыт навигации жителей Кижей способствовал обустройству проходов между островами и обозначению фарватеров, как для местных жителей, так и для «гостей», приходящих в Кижскую волость. Древние фарватеры проходили по маршрутам самым коротким, безопасным и удобным для плавания на судах разных типов – «кижанках», «соймах», галиотах и других судах Балтийско–Онежского бассейна. До настоящего времени приметными ориентирами для местного судоходства являются еловые рощи и отдельные крупные деревья, а также часовни, которые ставились с учётом организации пространства для лучшей ориентации при движении по воде. Интересно, что у большинства из сохранившихся до настоящего времени часовен на главных судоходных путях стоят створные знаки современных фарватеров. Это свидетельствует о глубоком знании местными жителями особенностей судоходства в кижских шхерах. Главным маяком в кижских шхерах являлась Преображенская церковь на острове Кижи, которая в условиях лишенного леса ландшафта визуально воспринималась в пределах 15–20 километров. Ансамбль Кижского погоста, расположенный на разделении фарватеров, даёт судоводителям возможность сориентироваться почти в пределах всех кижских шхер. В настоящее время рядом с архитектурным ансамблем стоят створы, что подтверждает роль церквей в навигации с древних времён. Опыт навигации кижан распространялся не только на акваторию кижских шхер, но и по всему Онежскому озеру и далее с выходом по реке Свирь в Ладожское озеро. Это подтверждают сведения собранные у местных жителей – носителей традиций судостроения и судоходства. Записанные во второй половине ХХ века исторические сведения свидетельствуют о древних районах промыслов населения кижских шхер и существовавших способах передвижения по ещё неосвоенным пространствам. Приведём несколько сообщений, подтверждающих исторический опыт, сохранившийся в памяти кижан.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] В топонимике Севера сохранилось много сведений о волоках – сухопутных участках пути, соединяющих реки разных бассейнов, помогающих преодолевать течения и пороги или просто сокращающих водные пути. Существовали волоки и в Заонежье, где они устраивались на малых соединённых протоками озёрах. Здесь до недавнего времени во многих деревнях строились (сейчас только в д.Фоймогуба – мастер Шадров В.Д.) лодки–долблёнки («ушкой» или «ошкуй»), которые, по словам местных жителей, могли перетаскивать через мелкую воду или болото. Интересен рассказ жителя деревни Рогачёво, расположенной на острове соседнем с Кижским, М.П.Рогачёва, о своём прадеде: «Старший брат рассказывал, прадед сядет на суше в лодку, «четвертную» водки поставит, и мужики через остров по суше лодку тянут. Волоком прямо по земле, что бы выпить заработать»[3] . Тянули около 200 метров, через низину в самом узком месте. Так в мужской шуточной игре сохранилась память о древнем способе передвижения на судах. Описание рыболовецкого хозяйства крестьянской семьи потомственных кижан, в котором были свои «вековечные» места лова дал последний житель деревни Еглово на острове Еглов И.Ф.Вересов: «На берегу губки был рыбный амбар, от него к бане вела канава, в которую ставили две большие восьмиметровые лодки, стены канавы были выложены камнями. В амбаре хранили мережи – их было 18, и невода, в глуби залива в 50 м. от амбара на воде стоял рубленый садок для красной рыбы. Ловили у Пяльмы (около 40 км.) – там наши тони были, с собой возили все колья для ставников, а осенью убирали всё, чтобы сетки не рвать – тогда у всех во всём порядок был. Когда мало рыбы поймают, то в садок пускают, а когда много – сразу в Петрозаводск везут». Известно, что крестьяне Кижской волости ловили рыбу не только на Онеге, но и на ладожских и поморских промыслах. Об этом упоминается в биографии известного кижского сказителя Т.Г.Рябинина, крестьянина и отца большой семьи. О традиции промыслового лова рыба на Ладоге своей семьи сообщает М.П.Рогачёв: «Ездили мой отец со своим отцом, Яковом Егоровичем, на Ладогу ряпушку ловить. До революции ещё. Специально лодки делали девятиметровые, на двух парусах, и на своей лодке ходили за ряпушкой около октября. Не одна лодка едет, много лодок было из Кижей. Там ловят, там и продают. Брали бочки соли туда, сами солили, продавали, и себе, сколько надо везут. Рассказывал, что такие штормы иной раз поднимались, осень же. Мачты парусные ломало. Я маленький ещё был, больше не помню. Так, а про прадеда – Егора Васильевича не слышал ничего уже больше, куда он путешествовал, слышал вот так, что ездил по суше волоком». Интересен факт выхода на путину в Ладогу лодок многих семей кижан. Существование такой традиции предполагает историческую связь кижских крестьян с районами рыбной ловли на Ладожском озере, поскольку рыбацкие тони передавались по наследству, и новому человеку заниматься промыслом не позволили бы местные жители |
В ХIХ веке на Онежском озере началось использование пароходов для пассажирских и груз
В ХIХ веке на Онежском озере началось использование пароходов для пассажирских и грузовых перевозок. Первые регулярные рейсы связали Петрозаводск с Санкт–Петербургом. С началом судоходства на Онежском озере и появлением регулярных рейсов из Петрозаводска в Заонежье, сложный участок Кижских шхер потребовал проведения гидрографических работ с целью прокладки безопасных для судоходства фарватеров. Обслуживанием судоходства и навигационной обстановкой, занимался Кижский техучасток.
В Кижских шхерах, как и во всех районах с развитым традиционным судоходством, бакенщиками и смотрителями маяков были местные жители из ближних к обслуживаемому участку деревень. Границы техучастка были от Гарницкого маяка до Великой Губы и от Клименецкого маяка до маяка на Лейнаволоке. Фарватеры на север и на юг от Кижских шхер обслуживали другие техучастки Онежского озера. Работу всех навигационных знаков обеспечивали смотрители трех маяков и 10–12 бакенщиков. Так, известный мастер–лодочник М.П.Рогачёв не только шил лодки для кижского техучастка, но после отца какое‑то время работал бакенщиком. Он рассказывал: «Деды обычно сельским хозяйством занимались и рыболовством, ну, изредка, там шили лодки, когда заказы поступали…, а папаша тоже этим занимался, и ещё освещал фарватер». Традиционное народное судостроение Северо–Запада, как народное зодчество и плотницкое ремесло, существовало «испокон веков», поскольку освоение региона было возможно только с помощью постоянно строящегося речного и морского флота. П.Богословский, один из первых исследователей народного судостроения, в середине XIX века писал, что заказчик «дает мастеру главные размерения: длину, ширину и глубину, и назначает то количество груза, какое судно поднять должно. Мастер, поразведя умом, закладывает судно и – создает его», руководствуясь «не наукой, а одним практическим навыком, одною опытностью или, говоря по–русски – одним смеканьем дела»[4] , что подтверждает самобытный многовековой опыт и высокое мастерство народных российских судостроителей. Приведённая цитата перекликается с высказыванием И. Грабаря о народных зодчих России: «чутьё пропорций, понимание силуэта, декоративный инстинкт, изобретательность форм – одним словом все архитектурные добродетели встречаются… постоянно и повсеместно… Самобытность… не вызывает сомнений»[5] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] В 1980–2005 г. автором проводились полевые этнографические исследования народного судостроения в Кижских шхерах и Заонежье, а также на Белом море и на озёрах Водлозеро, Сямозеро, Куйто и Сумозеро, где лодка является самым распространенным, а иногда и единственным видом транспорта. Главными информантами являлись судостроители, владельцы традиционных лодок, рыбаки и местные старожилы. Информация собиралась по разделам: типы и размеры традиционных лодок; технология строительства и материалы; оснастка и ходовые качества; особенности и терминология традиционного судостроения и судоходства; сведения о мастерах и деревнях, где строились лодки. Задача исследований – собрать информацию о традиционном судостроении каждого района и, на ее основе попытаться сделать вывод о формировании и развитии местных школ традиционного судостроения. Собранные сведения позволяют утверждать, что на указанных водоёмах сформировались особенные типы лодок, и существовали свои самостоятельные традиционные школы судостроения. Об этом свидетельствуют целый ряд признаков: 1.Наличие работающих мастеров, обучавшихся ремеслу у местных стариков. 2.Существование исторической памяти о мастерах и деревнях, где шили лодки и о распространении опыта в другие места. 3.Наличие конструктивных и технологических особенностей местных лодок, а также местной терминологии. Представление об отличии местных лодок от лодок, бытовавших в других районах. Один из главных центров судостроения на Онежском озере сложился в Кижской волости. Здесь в течение веков сформировался своеобразный тип лодки, получивший название «кижанка», сохранившееся в языке всех народов населяющих побережье Онежского озера (вепсов, карел, русских). Широкая известность этого типа лодки подтверждает, что первоначально судостроение на Онеге развивалось именно в кижских шхерах. С учётом расположения и размеров Кижской волости в отдельные исторические периоды (до Шуи–Кондопоги–Повенца–П дожского берега), можно объяснить распространение по всем берегам Онежского озера этого типа лодки и бытования названия «кижанка». Оригинальные теория корпуса и технология, терминология конструктивных элементов лодки– «кижанки», свидетельствуют о развитой местной традиции судостроения, её уникальности и многовековой истории.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] |
Для различных районов плавания строились кижанки разных размеров. Для внутреннего, между деревнями, «каботажного» плавания строились лодки–кижанки длиной до 6 метров, с выходом в открытое озеро – до 8 метров. Для дальних плаваний по Онежскому озеру с выходом в Ладогу, а также для рыболовного промысла и перевозки грузов, строились «кижанки» длиной 9 метров с двумя мачтами. Кроме лодок–кижанок, в кижских шхерах ещё в первой половине ХХ века, строили онежские «соймы» (карел. «сайма» – большая лодка) – 2-х мачтовые лодки длиной больше 9 метров. Соймы применялись, как правило, для перевозки грузов, поэтому, для их укладки, борта обшивались внутри «подтоварником» (тонкой доской), делались ящики для груза или рыбы, а вместо палубы, для укрытия груза от воды, устраивались настилы с тентами.
Кижанки и соймы (онежская и ладожская) были хорошо приспособлены для судоходства по большим озёрам на вёслах и под парусом. По внешнему виду и конструктивным особенностям они очень близки. Сохранились чертежи и фотографии сойм и кижанок, на которых можно видеть их общие линии силуэтов со схожими штевнями и парусным вооружением. Эти народные лодки, имеющие неповторимые обводы, не встречаются в других российских губерниях. ногие путешественники и исследователи Русского Севера отмечали хорошие мореходные качества и особенность конструкции сойм (сходными с «кижанкой» – Ю.Н.) и предполагали, что они принадлежат к отдалённой древности. Можно добавить, что хорошие мореходные качества, ещё одно свидетельство многовековых традиций и опыта, навыка и мастерства народных судостроителей. Известно, что в Кижской волости, более распространенным было индивидуальное строительство лодок. Потребности местного населения в лодках могли обеспечить мастера–индивидуалы, работающие по заказам, что приносило неплохой доход в крестьянское хозяйство. По свидетельству жителя д.Еглово, плотника и мастера–лодочника И.Ф.Вересова, «раньше в деревне лодка стоила столько, сколько и корова». Строительство «кижанки» обычно велось на сарае дома, где жил мастер–лодочник (рис.1). По свидетельству местных жителей, во многих деревнях были плотники, которые также умели строить лодки, хотя все предпочитали делать заказ известным в округе мастерам–лодочникам. Хороший мастер, из заранее заготовленного материала, мог построить лодку за одну – две недели, а с опытным помощником – всего за два–три дня. Информанты свидетельствуют, что мастерами–судостроителям строившими соймы были П.Е.Рогачев из дер.Рогачево, крестьяне Егоровы из дер.Зубово, Киселевы в Подъельниках, Степановы, Июдины, Бурковы и другие на Волкострове. У В. Пулькина есть упоминания о строителях «сойм» из д.Кургеницы: «В конце прошлого века среди корабельных дел мастер здесь выделялся Якимов», а «Николай Михайлович Филин мог строителем, мог и шкипером»[6] .[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] Исследования показали, что в ХХ столетии центр судостроения Кижской волости и Заонежья в целом находился в районе Волкострова и соседних островов Еглов и Рогачёв, на которых располагалось восемь деревень. К волкостровским лодочникам ещё в 1970-е годы приезжали заказчики не только из ближней округи, но и из весьма удаленных мест – с Пудожского берега и из Шелтозерья. Известно, что у каждого волкостровского мастера в доме имелась своя мастерская, а заказчики к лучшим из них выстраивались в очередь, имя мастера было гарантией для каждой построенной им лодки. Еще в 60–70-е гг. ХХ в. говорили: «Все волкостровцы и поныне шьют лодки». Сейчас на о.Волк шьют лодки два старых мастера – братья Н.В. и И.В. Судьины. В 1930-е гг. судостроительный потенциал Кижской волости использовался в русле кооперации кустарного производства. Благодаря заказам Гослова, сплавной конторы и некоторых других государственных организаций возникали артели, которые брали подряды на строительство больших партий промысловых лодок, причём не только традиционных для Заонежья «кижанок». Так, например, в 1931 г. артель из 11-ти человек под руководством крестьянина из д. Пустой Берег П.Г.Никитина подрядилась для Вознесенского пароходства за полгода сшить 60 лодок– «свирянок пашского типа» (р.Паша – судоходный приток Свири) [7] . Это говорит о большом потенциале судостроения этой артели и всего района. Тогда же была построена малая судостроительная мастерская на острове Еглов. Но работы очевидно так и не начались. Деревни трёх островов – Волк, Еглов и Рогачёв в начале 1930-х годов объединились в «Промколхоз», который просуществовал до образования совхозов в 60-е гг. В 1932 г. начала работать судостроительная верфь на о.Волк, где строили не только лодки – кижанки, но и мотоботы для рыбаков по заказу Петрозаводского промыслово–рыболовного союза. Были построены большая мастерская для шитья лодок, площадью более 200 кв. м и высотой около 6 м (в мастерской можно было строить одновременно 4 кижанки длинной до 8 м), а так же стапель для постройки судов длиной до 20 м со слипом, оборудованным лебедкой для спуска судов на воду (рис. 2, 3). Судоверфь «Промколхоза» на Волкострове обеспечивала работой более полусотни крестьян из близлежащих деревень, и способствовала обучению молодежи судостроительному ремеслу. Таким образом, в советское время до упразднения Заонежского района и ликвидации колхозов в 1960-х годах, в Кижских шхерах существовал вполне дееспособный центр традиционного судостроения, обеспеченный постоянными государственными и частными заказами, надежным рынком сбыта, достаточной сырьевой базой и производственными мощностями. Этот центр состоял из артели квалифицированных мастеров, продолжающих местные судостроительные традиции и, в процессе работы на личным примере обучающих учеников. |
Руководить артелью судостроителей начал старый мастер М.И.Июдин (д.Щепино), а помогал ему Ф.М.Судьин (д.Насоновщина), который и был главным судостроителем до ликвидации промколхоза.
Мастер–судостроитель Ф.М.Судьин (1908 г.р.) по общему мнению был лучший из лучших, работал сам, учил других, руководил строительством и читал чертежи. Плотницкому и судостроительному ремёслам обучался с детства в семье («все делал и лодки шил»). В 24 года начал руководить работами на судостроительной верфи. После войны на Волкострове работал опытный судостроитель–профессион л из известной на Белом море семьи Ворониных, который научил Судьина теории и практике судостроения. Благодаря нему Ф.М.Судьин стал квалифицированным мастером, способным разбираться в чертежах, выполнять их в натуральную величину на плазе и руководить сборкой корпусов больших судов.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] Сразу после войны или после армии на практике прошли школу обучения молодые судостроители – более 10 человек, работая под руководством старых мастеров, получили профессию и сохранили древнюю лодку – кижанку до наших дней. В настоящее время строительством лодок занимаются братья Судьины. И.В.Судьин (1930 г.р.) в 1999 г. сшил лодку – кижанку для выставки в музее–заповеднике «Кижи», а также лодку по заказу в дер.Кургеницы. Его младший брат Н.В.Судьин (1932 г.р.) шил лодки в учениках до 1952 г., а после выхода на пенсию в 1992 г. каждый год шьёт по одной – две лодки. Известный на всю округу мастер–реставратор и лодочник И.Ф.Вересов сшил за свою жизнь более 200 лодок. Никто не отозвался плохо о его работе, к нему стояла очередь, люди годами ждали, когда он им сможет сшить лодку или построить дом. Сейчас еще продолжает шить лодки его ученик Ф.Е.Лисицын (д.Посад, о.Волк). В г.Петрозаводске до 2006 г. жил Б.Ф.Никитин, который также научился шить лодки у И.Ф.Вересова, а также у своего отца – П.Г.Никитина. Он работал в своём доме в д. Заозерье. Летом 2006 года, по договоренности с музеем–заповедником «Кижи», он должен был начать работать в главной экспозиции музея у дома Елизарова, знакомить посетителей с традиционными технологиями деревянного судостроения. К сожалению, безвременная смерть расстроила общие планы. Начиная с 1999 года, традиционная судостроительная культура постепенно находит отражение в музее–заповеднике «Кижи». В существующей экспозиции на сарае дома Ошевнева представлена классическая лодка – «кижанка», построенная в 1960-х годах В.Н.Бурковым, жителем дер.Шуйно на Волкострове, учившемся в 1945–50-х годах у мастеров верфи промколхоза. В доме Елизарова на сарае представлена выставка «Строительство лодки – «кижанки», на которой можно увидеть лодку в процессе строительства (мастер – И.В.Судьин), а также инструмент и приспособления одного из последних мастеров–лодочников волкостровской школы И.Ф.Вересова. В музее разработаны предложения по развитию главной экспозиции музея по теме «традиционное судостроение и судоходство», в том числе создания сектора традиционного судостроения и «музейной гавани» (см. Приложение). Подобные центры действуют во многих музеях стран Северной Европы. В России ни один музей не имеет подобного сектора.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru] С целью сохранения и популяризации народной судостроительной культуры, музей–заповедник «Кижи» организовал в 1999 г. первую народную гонку традиционных лодок, которая получила название «Кижская регата». Эта работа музея направлена на привлечение внимания общества к проблемам сохранения традиционного судостроения и судоходства. Развитие этого народного праздника создаёт дополнительные условия для взаимодействия музея и местных жителей в деле сохранения традиций кижского судостроения. Сейчас очевидно, что сохранить народную судостроительную культуру можно только музейными методами, с привлечением усилий специалистов и учёных, местных сообществ, предпринимателей и туристических фирм, обучающих и производственных организаций, в том числе в специально создаваемых Центрах народного судостроения. Такой подход позволит создать в музее–заповеднике «Кижи» и в деревнях исторической территории Кижской волости условия для привлечения к этой работе молодежи. Только общими усилиями, при поддержке государства можно сохранить традиции многовековой, но бесследно исчезающей, судостроительной культуры. |
В этом повествовании речь пойдет о пароходстве - судоходной компании, которая без пре
А теперь конкретно об историипароходства по Онего:
В этом повествовании речь пойдет о пароходстве - судоходной компании, которая без преувеличения развилась в транспортную структуру, которой в свое время гордился каждый житель Карелии. Паровые суда появились на Онежском озере в середине 19 века. Вот что писала газета Московский Комсомолец. Карелия 21 октября 2015 года о первых паровых судах, заходивших в Петрозаводск в то время: 155 лет назад петрозаводчане впервые встретили паровое судно, прибывшее прямым рейсом из Санкт-Петербурга В наш губернский город новое изобретение - пароходы, - заглядывали крайне редко, по случаю. Так было, когда в 1858 году государь Александр II, сев на реке Свирь в урочище Черные Пески на судно «Ильмень», посетил Петрозаводск. И только в 1860 году пароходные компании Санкт-Петербурга, заинтересованные в надежном сообщении со столицей Олонецкой губернии, отправили пароход через Ладогу, Свирь и Онего, чтобы рассчитать детали маршрута. А через год был дан старт регулярным рейсам между Петрозаводском и столицей империи. Несмотря на периодичность, прибытие каждого парового судна наши горожане еще долгое время считали незаурядным событием. Едва в вечерней тишине начинало слышаться уханье паровой машины какого-нибудь «Царя» и «Царицы» и шлепанье колесных плиц по воде, весь честной люд валил на пристань посудачить о том, что и кого на этот раз привезет из столицы пароход. Во второй половине XIX века судоходство на Онежском озере и сопутствующих водных системах стало стремительно развиваться. Причем суда возили не только грузы - их практически стали использовать, как теперь бы сказали, в качестве круизных лайнеров. И петрозаводчане очень полюбили кататься на пароходах, совершая не только увеселительные прогулки, но и паломничества в монастыри, расположенные на островах или в глухих углах побережья. Уже в 1862 году пароход «Геркулес» отвез богомольцев на Палеостровский, а «Петрозаводск» дважды сходил с паломниками на Клименеций монастырь. С этого времени поездки богомольцев в монастыри на пароходах стали традиционными для жителей. Еще бы! Если раньше на святое место можно было добраться на перекладных, а затем на лодках, потратив неделю, то коптящее стальное чудище позволяло обернуться до Клименцов за один день. Разве что только дымом из трубы прокоптишься. Такие богомольные поездки проводились каждую навигацию, обычно по престольным праздникам, и собирали до 100-200 человек на один рейс. А уж катание на пароходах стало поистине народным увлечением. В то время на озере уже появились такие гиганты, как судно «Кивач» - гордость отечественного судостроения. Построенный в Кронштадте в 1872 году, пароход имел длину 60 метров, ширину 11, и удобную для мелководья осадку - всего 1,9 метра в грузу. Паровая машина мощностью 400 лошадиных сил могла перемещать со скоростью 10 узлов (18 км/час) 150 тонн груза и 500 пассажиров, 20 из которых путешестовали в каютах первого класса «с хорошей отделкой», 40 – вторым классом, а остальные просто размещались на палубе. «Кивач» часто использовался для, скажем так, увеселительно-благотворительных прогулок. Вот как в 1894 году описывает корреспондент «Олонецких губернских ведомостей» такую поездку пятисот горожан, сбор от которой пошел Российскому обществу спасания на водах. «…«Кивач» под опытным управлением своего командира М.И.Текстера вошел в Ивановские острова... Оркестр гремел. Стемнело. Начались танцы. После робких начинаний в 4-6 пар, воодушевивших остальную публику, танцы уже на всех трех рубках (палубах – авт.) происходили самым оживленным образом. «Кивач», с четырех часов дня разукрашенный флагами, теперь опоясался линией разноцветных фонарей. Нашлась на пароходе и ракета, которая эффектно взвилась в воздух, рассыпаясь в вышине разноцветными шарами. Пароход шел медленно, чтобы пассажиры могли увидеть панораму вечернего города и ярко освещенной пристани. Бенгальские огни и магний, пожертвованные владельцем аптеки Г.Г.Форштедтом, освещали пароход разными цветами. Прогулка началась в 6 часов вечера и длилась четыре с половиной часа. Прибыль на благотворительность составила более 135 рублей». В Соломенное плавали чаще всего 15 августа (по старому стилю) в день Успения Пресвятой Богородицы, во имя которого был освящен один из приделов соломенского Сретенского храма. А в Ялгубу впервые пароход пришел 25 июня 1895 года, совершая благотворительный рейс в помощь петрозаводским приютам. В этой поездке пассажиров, писала газета, «сопровождал военный оркестр под руководством капельмейстера С.М.Карпеля и любительский хор местных служащих. Накануне рейса шкипер Пелтонен отправился в Ялгубу, поставил вехи по фарватеру и при помощи местных жителей построил небольшую деревянную пристань. Благодаря этому, пароход смог пристать к берегу, а пассажиры сойти на него для отдыха. На берегу были устроены танцы - танцевали в основном местные жители, пришедшие посмотреть на впервые приставший к их берегу большой петербургский пароход». Быть может, именно в те времена в Заонежье и родилась поговорка-скороговорка: «Пока чай фурундули, пароход-то за губу усвистал!» Попробуйте ее повторить, учитывая, что в заонежском говоре позапрошлого столетия ударение в каждом слове падало на первый слог… Но не все празднично было в XIX веке на Онего. Озеро сразу показало стальным махинам свой крутой нрав. Первая пароходная авария, как тогда говорили – крушение, - произошла уже в 1871 году, а спасательная операция закончилась лишь к следующей навигации, о чем поведали «Санкт-Петербургские ведомости». А дело было так. «Молодой человек г. Антонов», как описывает его газета, имея в своем распоряжении четыре парохода торгового дома «Братья И. и В. Милютины», вознамерился перегнать их не обычным путем через канал, а через Онежское озеро, чтобы сократить маршрут до реки Шексна. Но во время перехода «…Антонов был застигнут с пароходами в озере страшною бурею и очутился через несколько часов на берегу Онежского озера, на расстоянии от двух до пяти верст от Вытегры». Благо, что берег там песчаный, и суда не получили значительных повреждений. Однако местные мужики втолковали парню, что все опасности еще впереди: оставишь пароходы зимовать - весною «закидает пароходы массою озерного льда на неизбежную гибель». И Антонов решился на отчаянный шаг. Он заказал у вытегорских умельцев сани-волокуши, нанял крестьян, и те не только загрузили пароходы, весом по 5000 пудов каждый (по нашему – 80 тонн!), но и доволокли их до Вытегры, где весной благополучно спусти на воду. Чем вам не «Осударева дорога», по которой Петр тащил фрегаты с Беломорья до Онего? Жаль только, что хроникер не описал технологию этой уникальной и незаслуженно забытой операции. А ровно через год произошло первое крушение онежского парохода. Газета «Олонецкие губернские ведомости» описала его во всех подробностях, но мы приведем рассказ с некоторыми сокращениями. «10-го сего июля, в 10 часов утра, пароход «Петрозаводск» отправился в г. Повенец. На пароходе следовал г-н начальник губернии (Григорий Григорьев, инициатор создания в Петрозаводске памятников Петру I и Александру II – авт.) и человек около 20 пассажиров. Несмотря на довольно сильный, противный восточный ветер, плавание сначала было благополучно». Судно, повествует репортер, зашло в Спасскую губу, затем на Кижский погост и, высадив пассажиров, направилось к деревне, как тогда писали, Устьяндом, где должен был нагрузиться топливом - дровами. Но пароход «…лишь только вступил в губу, не доходя до этого селения 4 верст наткнулся на каменный риф. Послышалось несколько сильных ударов о камни, пароход покачнуло на бок. Затем, быстро стремившаяся в трюм сквозь пробоины вода, подняла сложенные у печей в машинном отделении дрова и начала заливать огонь. Между пассажирами, в первую минуту, началось волнение и суматоха, раздались вопли». Губернатор Григорьев первым пришел в себя и приказал подать сигнал SOS: несколько свистков для извещения жителей окрестных селений. Команда обследована судно. К общему счастью, пароход просто сел на ровную каменистую «банку» - отмель, принял в трюм воду, погрузившись на 6 футов (примерно 1,8 метра). Судя по всему, губернатор, отстранив капитана, принял командование судном на себя. Он «…тотчас же распорядился спустить на воду пароходную лодку с первоначальной целью вывести людей на берег, но она оказалась мала, а ветер продолжался довольно сильный. Успокоив пассажиров и обещав им немедленно прислать лодки с гребцами, губернатор поехал в деревню Устьяндом, но нашел там одних старух и малолетних детей: все взрослое рабочее население находилось на сенокосах на островах и в наволоках заливов». Но и тут Григорий Григорьевич не растерялся: «В деревне была часовня; посланные на колокольню дети зазвонили, и устьяндомские крестьяне и крестьянки начали возвращаться домой. Немедленно отправились они на восьми лодках и сойме к пароходу и через несколько часов благополучно и спокойно перевезли всех пассажиров». Выполнив свой долг гражданина и человека, «г-н начальник губернии отправился из Устьяндомы отчасти озером и отчасти горами чрез селения Великую Губу, Вегоруксу и Горку на Повенецкий почтовый тракт и прибыл в Петрозаводск на следующий день вечером». |
Из давней истории судоходства на Онего.
Г.А.Титаренко, "Голубые дороги Карелии", стр.16: К началу 20 века флот Онего качественно изменился, хотя по количеству оставался на уровне 1880 года. Значительно расширился диапазон мощностей буксиров. Но особенно большие перемены произошли в пассажирском флоте. Из старых оставался только один "Петрозаводск". Теперь он курсировал на линии Вознесенье - Повенец. По этому же маршруту ходил и 240-сильный "Геркулес". На линии Петербург - Петрозаводск появились новые более мощные колесные пароходы. Это "Свирь", "Олонец", "Кивач", "Петербург". в 1901 году в Петербург через Вознесенье было отправлено 15913365 пудов различных грузов. Это "...рыжики, бочки, железо, чугун, керосин, кожи, тряпки, лен, рыба, ивовая кора, хлеб, жерди, кряжи, пробсы, плошки, бревна, доски, и дрова на общую сумму 382067 рублей. Пришло в Вознесенье от С-Петербурга разных грузов на 269915 рублей. Последний раз редактировалось Vitalis Merta 02 май 2017, 13:24, всего редактировалось 4 раз(а). Re: БЕЛОМОРСКО- ОНЕЖСКОЕ ПАРОХОДСТВО. 12 мар 2017, 23:50 МИХАИЛ ПРИШВИН О ПЛАВАНИИ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В ОЛОНЕЦКУЮ ГУБЕРНИЮ. 1907 ГОД. О пароходах времен Олонецкой губернии достаточно подробно рассказано в книге Г.А.ТИТАРЕНКО " Голубые дороги Карелии", изданной в Петрозаводске в начале 1970-х. В зависимости от объема данного сборника, позднее определюсь, стоит ли подробно излагать уже опубликованный материал. Для представления о пассажирском водном сообщении между столицей Российской империи и губернским городом Петрозаводском полезнее будет привести отрывки из книги очерков известного писателя Михаила ПРИШВИНА ( 1873 -1954 ) " В краю непуганых птиц". (1907). Всегда любил читать книги этого талантливого писателя и путешественника, человека, некогда полюбившего наш Север и много бывавшего и в Олонии, и в Беломорье, ходившего на поморских рыболовных судах за Канин Нос и жившего в становище на Мурмане. Было дело, ставили в вину писателю его роман -сказку о строительстве печально известного Беломорканала "Осударева дорога".Мол, слишком красиво... Но, по другому рассказать о стройке в 1933 году было невозможно. Либо красивое и таинственное повествование, либо восторженно-пропагандистское лицемерное клише. "Осудареву дорогу" надобно уметь читать... Что касается путешествия Михаила Пришвина из Петербурга в Петрозаводск и далее- в Повенец,Выгорецию и Поморье то находим в описании много интересного: "Но вот вы выехали за город. Сначала скрылись дома и остался только лес фабричных труб. Потом исчезли и трубы, и дома, и дачи; позади остается только серое пятно. И тут-то начинаются разговоры о делах Петра Великого. Указывают полузасохшее дерево на берегу Невы и говорят, что это «красные сосны». Петр Великий будто бы взбирался на одно из бывших здесь деревьев и смотрел на бой… А вот и Ладожское озеро и начало канала вокруг него. Кто-то сейчас же говорит: Петр Великий наказал этой канавой непокорное озеро… Тут же виднеется на островку белая крепость Шлиссельбург… Вот где, кажется, и вспомнить о делах Петра и вообще подумать над судьбой родины: крепость, построенная новгородцами и названная ими Орешек, перешла потом к шведам и стала называться Нотебург. В 1702 году, после знаменитого сражения, крепость достается снова русским и называется Шлиссельбург – ключ, которым, по словам Петра, были открыты двери в Европу. Но все почему-то молчат, когда смотрят на белую крепость: и батюшка, и гимназисты, и барышня, и господин с фотографическим аппаратом. Солнце погрузилось в Ладожское озеро, но от этого нисколько не стало темнее. Просто не верится, что оно закатилось, скорее подходит сказать: солнце «село». Словно там, за водной гладью горизонта, оно притаилось, прячется, как страусы прячут от охотника голову в песок. Светло по-прежнему, но мало-помалу все становится призрачным. Призрачным становится этот оранжевый, освещенный притаившимся солнцем дым… Это не дым, это длинная широкая дорога уходит вдаль, в небо. Призрачным кажется след на воде от парохода, почему-то не исчезающий, но все расширяющийся и расширяющийся туда, дальше, к исчезнувшему берегу. Призрачны все эти молчаливые люди, глядящие на водную и небесную дорогу… Это не полковник, батюшка, барышня и гимназист, а таинственные глубокие существа. Легкая зыбь – «колышень» – рябит воду. Пароходом она не ощущается, но маленькое озерное судно «сойма» слегка покачивается. Немножко колышется и «лайда» – финское судно с картинно натянутыми парусами. Вдали показывается белое пятно. Маяк это, церковь с того берега, который уходит в Ладогу, или парус какого-то большого судна? Пятно куда-то исчезает, но скоро показывается маяк, а на красном небе вырисовывается полногрудый силуэт большого озерного старинного судна: «галиота». Я не помню, кто это из путешественников сказал: будьте осторожны, когда садитесь на русский пароход, осмотрите каюты, не каплет ли в них, не случалось ли чего с этим пароходом, например, не отваливалось ли дно и т. д. Все эти меры предосторожности я принял. Мы ехали на новом пароходе «Павел»; он совершал свой первый рейс от Петербурга в Петрозаводск – Повенец и был построен в Англии. Даже самое общество пароходовладельцев основалось на английский манер. – Помилуйте, – говорил нам один из нескольких членов общества, маленький, кругленький петрозаводский купчик, – помилуйте, в Англии даже одно общество лакеев имеет свой собственный пароход, а мы, русские купцы, для своих товаров не можем завести собственных пароходов. Я не знаю, бывали ли в России когда-нибудь такие общества. В нем объединялись мелкие и средние торговцы. Достаточно было внести пай, кажется, в двести рублей, чтобы сделаться членом этого общества, но с обязательством возить свои грузы лишь на собственных пароходах. Тут было немножко политики. Время было юное, бодрое, с розовыми надеждами… Раздавались неслыханные раньше голоса в Государственной думе. – Вы знаете, – торопились новые борцы, – разве теперь время, чтобы сидеть сложа руки… А у нас по берегам Онего такие угодники сидят, что знать никого не хотят. Что ни место, то свой святой… А самолюбие! Такие самолюбивые, скажу вам, что газету из-за самолюбия читать не станут! Все эти купчики, оживленные новыми перспективами, широкими горизонтами новых времен, сопровождая пароход при первом рейсе, разыгрывали из себя настоящих моряков. Один юркнет в машину и вернется с черным пятном на лбу и платком вытирает масляное пятно на одежде, другой мешает капитану. Но больше всего их собралось на корме у аппарата, отсчитывающего узлы. – Да не может быть! Шестьдесят узлов! Тридцать верст в час! Узлы, секунды, курс… так и сыплются морские термины у моряков с брюшками. У одного даже очутился в руках компас… |
Теперь, когда я пишу, оба парохода этого общества, «Петр» и «Павел», грустно стоят на
Все дело в том, чтобы догнать пароход «Свирь», принадлежащий старому обществу. Пароход «Павел» делал на столько-то узлов больше в час, чем «Свирь», и должен был перегнать его на Ладожском озере. Об этом говорили даже публике, когда выдавали билеты. Вот почему и считали узлы, и смотрели вдаль: не покажется ли дым.
И дым показался! Больше. Показалась труба. Узлы, секунды, курс – все было забыто. Еще полчаса, и на Ладожском озере европейцы-купцы готовы были торжествовать победу. Вдруг в машине что-то заскрипело, затрещало, оттуда на палубу повалил дым. И все засуетились: и публика, и настоящие матросы, и матросы с брюшками. Кто-то направлял наконечник пожарной трубы в машину. Через час все благополучно кончилось. Пароход снова пошел. Но с мыслью догнать «Свирь» пришлось расстаться навсегда. – Ничего, ничего, – грустно утешались хозяева, – машина новая, оботрется… Теперь, когда я пишу, оба парохода этого общества, «Петр» и «Павел», грустно стоят на Неве без котлов, без колес. Оба потерпели аварии: один на Свирских порогах, другой на озере Онего. За все лето они совершили лишь по одному или по два рейса. – И где им, – торжествовали «самолюбивые» купцы. – Собралась у них всякая мелкота. Да разве можно такие большие пароходы по нашим рекам и озерам пускать. Да и лоцмана были дрянные. Не знаю, повысило ли теперь старое общество пассажирскую плату. Новое общество сбило было ее почти наполовину. Река Свирь – прежде всего место для перевозки леса, муки. Она есть одно из тех устьев Мариинской водной системы, которая соединяет Петербург с Поволжьем. Я это говорю не для того, чтобы сделать очерк о промышленности, но только хочу отметить, что торговая жизнь здесь уж очень кладет свой отпечаток на все. Редко бывает совершенно спокойно бурное Онежское озеро. Но случилось так, что, когда мы ехали, не было ни малейшей зыби. Оно было необыкновенно красиво. Большие пышные облака гляделись в спокойную чистую воду или ложились фиолетовыми тенями на волнистые темно-зеленые берега. Острова словно поднимались над водой и висели в воздухе, как это кажется здесь в очень тихую теплую погоду. Онежское озеро называется местными жителями просто и красиво «Онего», точно так же, как и Ладожское в старину называлось «Нево». Жаль, что эти прекрасные народные названия стираются казенными. Один молодой историк, здешний уроженец, большой патриот, с которым мне удалось познакомиться в Петрозаводске, очень возмущался этим. Он мне говорил, что администрация таким образом уничтожила массу прекрасных народных названий. И это не пустяки. В особенности это ясно, если познакомиться с местной народной поэзией, с причитаниями, песнями, верованиями. Там, в народной поэзии, постоянно поминается это «страшное Онего страховатое» и иногда даже «Онегушко»… Кто немного ознакомился с народной поэзией, все еще сохраняющейся на берегах этого «славного великого Онего», тому назвать его Онежским озером, ну… назвать, например, пушкинскую Татьяну, как это нехорошо делал Писарев, по отчеству… Онего в народном сознании является уже не озером, а морем. Так его иногда и называют. Онего огромно, как море, страшно в своих скалистых берегах. Скалы его берегов то голые с причудливыми формами, то украшенные зубчатой каймой хвойных лесов. На этих берегах до сих пор живут еще певцы былин, вопленицы, там шумят грандиозные водопады: Кивач, Порпор, Гирвас. Вообще Онего полно поэзии, и только случайно оно не было воспето каким-нибудь поэтом. «Жаль, что Пушкин не побывал на нем», – сказал мне один патриот. Недостаток художественного описания Онего я почувствовал особенно отчетливо потом, когда ознакомился с «Губернскими ведомостями», «Олонецким сборником» и «Памятной книжкой Олонецкой губернии». Сколько там рассеяно описаний различных местных литераторов, любящих Онего, но как-то с чересчур переполненной душой. Помню, один при описании Кивача, помянув, как водится, державинское «алмазна сыплется гора», восклицает вдохновенно: «И не знаешь, чему дивиться, – божественной ли красоте водопада или не менее божественным словам бывшего олонецкого губернатора, из которых каждое есть алмаз». Таково Онего. Совсем другое Онежское озеро. Это просто северный «водоем», раскинувшийся на карте в виде громадного речного рака, с большой правой клешней и с маленькой левой. Водоем этот значительно меньше Ладожского озера (Ладожское – 16 922 квадратных версты, Онежское – 8569) и переливается в него рекой Свирью. На севере между клешнями рака заключен громадный, весь изрезанный заливами полуостров Заонежье. На левом его берегу, если смотреть на рака от хвоста к голове, расположился губернский город Олонецкой губернии Петрозаводск, недалеко от правого – Пудож, Вытегра, в самом северном уголку правой клешни – Повенец, где и «всему миру конец» и куда лежал мой путь. В Обонежском краю по пути мне удалось ознакомиться с двумя городами – Петрозаводском и Повенцом. Как их характеризовать? Отметить памятники старины, торговлю, промышленность? Все это есть в них понемножку, но не характерно. Помню, когда я гулял в Петрозаводске в ожидании парохода, мне почему-то казалось, что чистенький городок не живет, а тихо дремлет. Я не хочу этим словом обидеть городок; он дремлет не так, как наши провинциальные города центра, а как-то по-своему. В нем всегда тихо, и было бы нехорошо, если бы на берегу такого красивого озера, между холмами, что-нибудь сгущенное, человеческое шумело и коптело. Городок дремлет в тишине, и только время от времени что-то тяжело звякнет, стукнет или загудит снизу из котловинки в средине города. Про Повенец говорят обыкновенно: он всему миру конец. Но, как я уже говорил, для меня с Повенца только и начинался самый любопытный мир. И опять я задаю себе тот же вопрос: как характеризовать маленький городок в северном углу Онежского озера – Повенец? Я помню постоянный звук колокольчиков: это бродили коровы по улицам городка. Звук этих колокольчиков мне объясняет все. Повенчан, так же как и петрозаводцев, я не хочу этим обидеть; не их вина в том, что старинное, существовавшее еще в XVI веке, селение Повенцы потом было названо городом Повенцом. Если же считать его селением, то в присутствии коров на улицах нет ничего удивительного. И в самом деле, коренные жители этого «города» занимаются до сих пор земледелием; тут же за деревянными домиками и начинаются их поля. Другая, «лучшая» часть населения, в лучших домах – чиновники. Вот и все, что я могу сказать о Повенце." |
Текущее время: 16:06. Часовой пояс GMT +3. |
Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
МОО НАМС