[Евгений Тихомиров]

О спасении шестерых американцев так рассказывал в 1957 г. потомственный рыбак и охотник Василий Афанасьевич Куличкин: «Мы с отцом плыли по морю на охоту. Километрах в 15 от дома увидели шесть человек, бродивших по острову. Ёин-товка у одного была. В те времена, бывало, годами не увидишь людей, и мы сразу побоялись к ним подойти. Потом отец осмелился, мы пошли навстречу незнакомцам, а те схватили нас за руки, не отпускали. Видим — помирают люди. Как их принесло сюда, откуда они — непонятно. Разговаривали не по-нашему. По-русски, я помню, говорили только — «хорошо». Седьмой человек лежал мертвый в их лодке. Отец на корму их лодки сел, я — в наш челнок. Так доплыли до дома. Несколько дней кормили их — сначала понемногу, а затем отвезли их на мыс Быковский»...
Спасенной оказалась лишь одна группа из трех. После гибели паровой яхты «Жаннетта», раздавленной льдами севернее открытых экспедицией островов (и поныне носящих имя Де-Лонга), экипаж выходил на материк на трех шлюпках. Одна из них после шторма бесследно сгинула в студеном море. Вторая, во главе с самим Де-Лонгом, затерялась в необъятных и ненаселенных просторах устья Лены. Весной 1882 г. поисковая партия нашла место их последней стоянки. Сохранился дневник Де-Лонга. Все двенадцать человек погибли от голода и перенесенных лишений. Недалеко от этого печального места, на горе Америка-хая, над Ту-матской протокой, был воздвигнут памятный крест. Однако за прошедшие сто лет он, судя по всему, окончательно сгнил. Уцелела лишь перекладина с именами погибших, попавшая в тиксинский музей. Одной из задач нашей экспедиции и было восстановить этот памятник отважным исследователям.
Чтобы попасть к нужному месту Туматской протоки, сначала нужно было подняться по Быковской протоке к району начала дельты.
Утром 25 августа входим в Быковскую протоку. С хорошим ветром идем против течения под всеми парусами. Суда приветствуют нас гудками: встретить в этих местах яхты — дело редкое!
Надо смотреть в оба. Судовой ход узок, идти можно только точно по створам: коварные мели длинными языками тянутся к фарватеру. К вечеру погода портится, то и дело наплывает туман, в котором пропадают огни маяков. «Заря» держится чуть впереди нас, но и она то и дело скрывается из виду.
Неожиданно наша яхта кренится, под килем шуршит песок. Так и есть: чуть отклонились от судового хода и сели на мель. И сели основательно. Глубина — метр с небольшим. Надеваю длинные, чуть не до горла, резиновые штаны и, обвязавшись страховочным поясом, прыгаю в воду. Обхожу яхту со всех сторон и сначала даже не могу понять — как она могла оказаться на таком мелком месте. Только при повторном осмотре выясняется, что мы зашли далеко внутрь косы, умудрившись попасть точно по оси небольшой ложбинки. Теперь течением яхту развернуло поперек этой ложбинки. Начались мучения. Убираем паруса. Надуваем резиновую лодку, заводим через топ мачты якорный конец. Накрененная яхта медленно-медленно, буквально сантиметр за сантиметром, начинает ползти по песку... Кажется — все делали быстро, а проторчали на мели больше 5 часов! Это всем нам хороший урок.
К концу следующего дня без приключений добираемся до полярной станции Столб. Входить в Туматскую протоку ночью нельзя. Здесь Лена разветвляется на такое множество рукавов, что легко заблудиться даже ясным днем.
Следующий день и впрямь — ясный, а мы уже дней пять не видели солнца! Все воспринимается радостно и ярко, все в этот день удается. Быстро поднимаем паруса, красиво подлетаем к Столбу. Ставим яхты на якорь, взбираемся на вершину, любуемся широким пейзажем ленской дельты.
Еще через день мы благополучно пересекли мелководную протоку и остановились примерно там, где сто лет назад достигла берега шлюпка Де-Лонга.
Поднимаемся на гору Америка-хая, где были когда-то захоронены Де-Лонг и его товарищи. Останки их давно вывезены на родину, но место это и поныне почитается местными жителями и всеми, кому доводится здесь бывать. Конечно, бывают тут люди очень редко: об этом можно судить по памятным записям в небольшой книжице, аккуратно завернутой в полиэтиленовый мешочек. Из груды камней торчит обломок некогда казавшегося огромным креста. Время не пощадило памятник. Источенное жестоким северным ветром, иссушенное солнцем и морозами, огромное бревно развалилось на части. Сруб из карбазных досок, сооруженный вокруг креста, кое-где подгнил, но все-таки еще цел. Рядом стоит небольшой бетонный обелиск, установленный здесь комсомольцами Тикси. Но нам хотелось воссоздать картину, которая десятилетиями венчала гору, и мы принялись за работу.
Подобрали из завалов берегового плавника подходящие бревна, на перекладине вырезали слова «Памяти Де-Лонга и его товарищей», а ниже— на основании креста — даты «1881—1981». Собрав крест на берегу, мы вновь его разобрали и потащили вверх. Вскоре над горой, как и сто лет назад, поднялся памятник стойкости и беспредельному мужеству полярных первооткрывателей. Основание креста мы как следует укрепили камнями и вложили туда металлический цилиндр с запиской: «Времени подвластно все, кроме памяти»...
Под вечер, когда вновь сгустились сумерки, а из туманов, то и дело наплывающих на гору, посыпались снежинки, экипажи яхт выстроились у памятника и дали салют из ракетниц и ружей.
В этот же вечер мы снова вышли в путь по стране, имя которой дельта Лены.
Мы побывали на Оленекской протоке, видели выходы ископаемого льда, гостили у охотников, которые готовились к забою диких оленей, стадами в несколько тысяч голов переплывающих реку в одних и тех же, не меняющихся столетиями, местах миграции. А затем вновь вышли в основное русло Лены. Ветер, так и не стихавший все эти дни, понес нас против течения великой реки — к старому селению Тит-Ары. Многие дома здесь стоят без оконных рам, без дверей — жители давно уже перебрались в благоустроенные районные центры.
Места на нижней Лене суровы и величавы. Крутые скалы встают дворцами на ее берегах. Кое-где на вершинах уже в сентябре белеет снег. Мы входили в знаменитую Ленскую трубу — сужение реки, зажатой берегами. Здесь неистовствовала стихия: крепкий северный ветер задирал бегущую с юга волну, все бурлило. Как-то вдруг стало темно, а нам негде было пристать на ночлег — ни заводи, ни протоки. Только ветер свистит, да беснуется между скалами своенравная река. Ничего не оставалось делать, как идти в ночи, до рези в глазах вглядываясь вперед...
Мы решили завершить свою экспедицию в Кюсюре, поселке, сравнительно недавно появившемся на левом берегу Лены. А напротив, чуть наискосок от Кюсюра, стоит одинокая изба — все, что осталось от некогда знаменитого селения Булун. Здесь находится могила одного из хорошо в свое время известных на севере промышленников и купцов Санниковых; кстати сказать, знаменитый путешественник Яков Федорович Санников, именем которого назван мифический остров, был нашим земляком — якутским мещанином... А рядом — могила Трифона Носова, матроса с «Зари», той самой, что была в 1903 г. оставлена в бухте Тикси.
И над всем этим покоем, над остатками домов, над заросшим кустами ивняка заброшенным кладбищем возвышается сравнительно новый обелиск: он водружен в честь красных бойцов отряда особого назначения, принявших неравный бой с белогвардейскими бандами. И здесь, оказывается, шла гражданская война. Так на самом краю земли мы неожиданно для себя соприкоснулись с малоизвестной страницей истории Крайнего Севера нашей страны.
Наше плавание подходило к концу. Вскоре мы погрузили свои яхты на теплоход, идущий в Якутск, и уже пассажирами прибыли домой.