[Евгений Тихомиров]

Поднимаемся на берег — уж больно хороши здесь, в одном из старейших поселений чарующего Синегорья, как называют эту часть прионежского края, рубленые избы. Сам такие вижу впервые, и сыну показать хочется. Много памятников деревянного зодчества повидал я в Сибири и на Урале, но там в строениях не тот размах, не то искусство. Долго ходим вокруг огромного дома-корабля из прошлого века. Это целый комплекс построек под одной крышей. Фасад собственно избы из мощных бревен украшен одной лишь деталью — подвешенным к коньку крыши резным солнцем. В литературе это замечательное строение, оказывается, так и фигурирует как «дом с многолучевым солнцем». Каждое бревнышко внутри жилья тесано любовно, похоже — стругано рубанком. Во всяком случае «токарной работы» здесь не увидишь! С глубоким уважением к мастерству безымянных умельцев осматриваем «дом с крыльцом», чудесный амбар с галерейкой на точеных столбиках, небольшую церковку2 в низине на краю леса...
Течение дальше пошло настолько быстрое, что на одной паре весел не выгрести. Жалеем, что именно на этой лодке не четыре весла! До сумерек я гребу, а Саша помогает бечевой, осваивая новое для себя деле. Вообще-то бурлачить ему приходилось на Лене, но то была монотонная, спокойная работа. Здесь же нужны и внимание, и немалая техника проводки — приходится постоянно менять длину конца и усилие. Смотреть нужно и на лодку, и под ноги — уж очень не удобен берег! Словом, зевать некогда. Конец то и дело путается, а бывает, что и сам «бурлак» попадает в неведомо откуда появившуюся петлю. Не один день прошел, прежде чем появилась четкость действий, полное понимание.
За Ярнемой снова к реке подступают высокие лесистые берега — Онега пересекает холмистую гряду и еще раз меняет облик, приобретая вид суровой таежной реки.
Почти на всем протяжении Онеги много деревень и поселков, и только здесь, в среднем течении, она пустынна. От излучины к излучине, через каменистые луды и кипящие пороги ведет нас река дальше — в «неизвестность», к Великим порогам. Это, пожалуй, самое глухое и красивое место Поонежья.
Приятная неожиданность — перестали плыть навстречу бревна. Встреченные рыбаки объяснили, что на участке до поселка Оксовский сплав закончен и прошла зачистка. К чести сплавщиков будь сказано, чисты берега! Много приходилось видеть мне рек после молевого сплава, но такой добросовестной работы никогда не встречал...
Шумят, пенятся воды Онеги среди вымытых из морены валунов, гряды которых так и следуют одна за другой поперек потока. Давно уже перестала служить река дорогой к морю. Только лес плывет по ней, да снуют юркие водометные катера сплавщиков. И сейчас от здешних «мореходов» требуется немалое искусство, а раньше... В середине XVIII века основным источником дохода для местных жителей была опасная работа лоцмана. Плывущие по Онеге никогда не рисковали проходить Великие пороги без опытного провожатого. С расширением лесоразработок появилась надобность еще и в ремесле плотогона. В те легендарные времена плотогонов на Онеге звали лободырами. Это были смелые, бесшабашные люди, хотя слово лободыр Даль объясняет как «глупый, тупоумный». По договору с хозяевами, пригнав плоты к деревне Пустынька — ниже первого порога, лободыры требовали щедрое угощение. Неслучайно и поныне носит этот первый порог странное название Дикая пьяница. Дальше предстояло провести ярус из восьми плотов через самые опасные пороги — Биргочевские. Если все проходило благополучно, плоты приставали у одноименной деревеньки. Здесь был Винный плес, где также полагалось угощение. И уж скупиться хозяевам никак не следовало, поскольку впереди ревели и бурлили Гусевы пороги...
Давно уже не водят по Онеге плоты, но хранит память людская легенды о смельчаках, проходивших Великие пороги на одном бревне.
Медленно, упорно ползет наша «Пелла-фиорд» навстречу потоку. Силы даже самого мощного гребца-чемпиона все равно не хватило бы на то, чтобы идти против течения на веслах. Грести-то гребем, но одновременно и тащим лодку на конце. Где течение побольше, за веслами Саша — гребет и правит на слив между камнями. Не всегда удается подняться и в две тяги. Тогда облачаюсь в водонепроницаемый костюм, влезаю в воду и с большой аккуратностью протаскиваю лодку в единственно возможном месте, а сын страхует, идя берегом с капроновым концом в руках.
Позади остаются Гусевы пороги. Медвежьи зубы, камень Сундук, о который немало побилось плотов в старое время, порог Косуха, Малая голова. Наконец, в сумерках поднимаемся к самому мощному онежскому порогу, упоминаемому еще в писцовых книгах XVII века. Называется он просто и значительно — Большая голова.
Проходить порог или нет? Приемлемая видимость будет еще около часа, потом — стемнеет. Какой протяженности сложный участок?
С поросшего соснами высокого откоса делаю осмотр. Поперек реки пляшут пенистые буруны, мечутся из стороны в сторону струи, отбрасываемые камнями. Кажется, прохода нет нигде. Даже не разобрать, где основной слив. А каково будет там, внизу, если буйный поток сорвет лодку и понесет ее по камням!
Спускаюсь вниз, держим совет. Уж очень не хочется ночевать в этом неуютном и шумном месте. Но и задача совсем непростая. Если верить справочникам, скорость течения здесь достигает 3,8 м/с, падение реки 3,4 м на 1 км! Как преодолеть эту могучую силу? Саша — за бой. (Снова с удовольствием отмечаю у него отсутствие и страха перед серьезным препятствием, и бездумной удали.)
Выход нашли, но поработать в тот вечер пришлось. Самый опасный участок протащили лодку у берега, разобрав камни. Разгоряченные, потные потом еще какое-то время мучились в поисках подходящего для выхода на берег места. С порогом этим остались позади сомнения и страхи перед неведомым.
Деревенька Пустынька открывается неожиданно — за поворотом. Расположена она на низком мысу под высоким зеленым холмом. И снова — яркая примета седых веков, целый пласт истории. В записях моих отмечено, что поселение Чудского племени ем (или ям) в летописи упомянуто еще под 1042 г. Отсюда начинался древний емецкий волок на Северную Двину. И здешний «убогий монастырей» Емецкая пустынь пробавлялся тем, что ладил мосты и гати, исправно взимая дорожный сбор с пользующихся волоком...
Над суровым таежным пейзажем, над приземистыми почерневшими от времени строениями возвышается Благовещенская церковь. Знатоки высоко оценивают лаконичность и выразительность ее форм, необычность двух ее бочкообразных главок. Многие тысячи смельчаков проводила эта церковь в рискованное плавание — вниз к Студеному морю, а вот снизу никого не встречала — всегда в одну только сторону была речная дорога. Срубили церковь в 1719—1725 гг. — при жизни Петра I. И остается только поражаться тому высокому искусству, с которым выбрали мастера для нее место. Просто невозможно представить, чтобы не было на мысу над грозно ревущей рекой этого чеканного силуэта.
Вечером 10 августа я подвел первые итоги: добиваем восьмые сутки, а пройдено всего 220 км. Двигаться река позволяет лишь днем, который быстро убывает. Планируя путешествие, мы рассчитывали одолеть Онегу за 10 суток. Да не тут-то было...
Впрочем, мы уже не очень торопимся. Расслабились — на время, конечно. Впервые за все годы путешествий сварили уху из «собственной» рыбы.
Онега стала спокойней. Выше Пустыньки скорость течения не больше 3,5—4 км/ч, так что от бечевы можно, наконец-то, отказаться. Когда один из нас гребет, другой, не торопясь, идет по берегу лугом. Красота! Луговины перерезают ручьи, по берегам которых много смородиновых кустов, обремененных спелой ягодой. Ее столько, что воздух напоен смородиновым ароматом.