[Евгений Тихомиров]

Поскольку катера делаются не в каждой квартире, строительство вызывало живой интерес соседей. Ребятишки, вцепившись в подоконник, прильнув носами к стеклам, часами наблюдали за ходом работ и горячо обсуждали достоинства и недостатки будущего судна. Болельщики постарше, степенно дожидались на скамеечке появления главного строителя, а потом приходили в гости, не спеша высказывали идеи и критические замечания, трогали набор и поглаживали обшивку, приговаривая:
— Ничего сработано, чисто...
Наступил день, когда свежевыкрашенный корпус приобрел законченный вид и мы старательно вывели на нем название. Стремительные обводы катера, упиравшегося носом в оконные стекла, а соплом водомета— в платяной шкаф, радовали глаз. Даже в тесноте комнаты, окруженный относительно тонкими и хрупкими домашними вещами, он не производил впечатления чего-то грубого и громоздкого. Когда же мы взяли любимое детище на руки и бережно поставили в кузов грузовика, собрав при этом немалую толпу любопытных, а затем привезли на берег Чусовой и спустили свой катер в ее загрязненные промстоками воды (это произошло около станции Коуровка), то он показался нам просто изящным.
Два дня мы заводили мотор. В инструкции с убеждающей краткостью сказано, что двигатель установки «Луч-18» должен запускаться с двух-трех попыток. Однако он не запустился ни со второй, ни с третьей, ни с двухсотой. Мы проверили все, что поддается какой бы то ни было проверке, сняли все, что можно снять, разобрали, прочистили, продули, отрегулировали, собрали, не оставив лишних деталей, — мотор не заводился. Мы обедняли смесь и обогащали ее, ласково поглаживали цилиндры и пинали их резиновыми сапогами (с ботфортами) — он по-прежнему стоически молчал. Была искра, была подача, на немой и холодный мотор были устремлены взгляды, полные мольбы, ненависти, отчаяния, страха... Только к исходу второго дня, когда все надежды исчезли, а четыре пары ног невыносимо болели от педали стартера, «Луч-18» вдруг, ни с того ни с сего, без всякой видимой причины завелся.
Проявив неожиданную расторопность, мы спешно загрузили катер (если бы он имел уши, я обязательно написал бы — по уши). Каюта оказалась до бимсов забитой различными по величине и форме мешками, свертками, канистрами, бачками и пакетами. За неимением в комплекте снабжения весел и отпорного крюка мы оттолкнулись от берега первой попавшейся под руку палкой. (Забегая вперед, отмечу, что эта безродная палка выполняла у нас функции багра, футштока, весла, перекладины над костром, — одним словом, на протяжении нашего нелегкого и долгого пути служила надежной опорой; несколько раз мы ее теряли, но всегда, чего бы это ни стоило, вылавливали.)
Итак, мы оттолкнулись от берега этой самой палкой и включили рычаг реверса на передний ход. Катер уперся носом в воду, мотор натужно загудел, и мы, окутанные клубами дыма, двинулись вниз по Чусовой на покорение стихий. Чтобы покончить с техническими подробностями, упомяну, что наша скорость хода оказалась более чем скромной — примерно 13—15 км/ч: катер был явно перегружен, а новый двигатель, говоря языком моторостроителей, «проходил обкатку».
Когда просматриваешь многочисленные, путеводители по Чусовой, невольно бросаются в глаза возвышенные эпитеты типа «жемчужина» и «красавица». Мы можем только добавить, что река, как и подавляющее большинство красавиц, оказалась капризной и коварной. В этом мы убедились, не успев отмахать и десятка метров: мотор внезапно взвыл, а катер резко сбавил ход. Будущий лоцман, а в первые часы плавания — просто член экипажа без определенных занятий, истошным голосом завопил:
— Водоросли!
Действительно, все русло было забито водорослями, которые живыми змеями извивались в воде, то появляясь на поверхности, то исчезая в глубине. («Глубина» — сказано весьма условно, только чтобы не слишком отклоняться от морской терминологии.)
Всякий, кто ходил на водомете, знает, что такое водоросли для гидрореактивного движителя, особенно с такой защитной решеткой, какой снабдил его Богородский механический завод — изготовитель «Луча». Через эту решетку свободно проходят средних размеров валуны и мини-бревна. Проходят и делают свое черное дело!
Понимая, что трамбовать траву в водометном чреве не имеет смысла, решили остановиться: мотор, чихнув, благодарно замолк, в наступившей тишине мы увидали, как неуправляемый катер грациозно разворачивается поперек реки, и его начинает неотвратимо сносить на мель. Три члена экипажа, как зачарованные, смотрели на приближающиеся камни, а четвертый лихорадочно рылся в книжке Е. Ястребова «По реке Чусовой», пытаясь найти рекомендации по прохождению именно этого переката—первого из многих на нашем тяжком пути...
Сильный удар заставил двоих из нас срочно покинуть борт катера. Общими усилиями кое-как удалось столкнуть его и направить в стремнину, которая, как оказалось, проходила вдоль самого берега. Сильное течение подхватило «Урал», мы, кто успел, ухватились за его борта, и нас лихо протащило сквозь заросли прибрежного ивняка, царапая ветками и осыпая дождем желтых листьев. Со стороны это выглядело, наверное, весело, так как гуси, глядя на эту печальную картину с берега, радостно загоготали.