[Евгений Тихомиров]

На очередной ночлег остановились на Онежском канале. Один за другим выпрыгиваем из лодок, разминаемся на каменистой дамбе. Первозданная природа. Озера заросли камышом. Крякают утки, плещется рыба. Стоило одному из нас забросить удочку и вытащить леща — бивак тут же пришел в бурное движение: все остальные взялись за снасти. За четверть часа было поймано 8 лещей не меньше чем по килограмму, но как неожиданно клев начался, так неожиданно и кончился...
С обкатанным мотором временами летим со скоростью выше 50 км/ч. Расход горючего 0,45 л/км.
Начинается полоса дождей. Бывает, что видимость не больше 10 м. Крупные капли, как картечь, бьют по лицу так, что больно глазам. Не помогают ни мотоциклетные шлемы с козырьком, ни отражающий экран, который на ходу приворачиваем к ветровому стеклу. Приходится просто снижать скорость. Под дождем проходят Ковжа, Белое озеро, Шексна. При подходе к Кириллову дождь буквально на пару часов прекратился: не иначе — чтобы мы смогли сфотографировать сказочный Кириллово-Белозерский монастырь.
Ярко-красный диск солнца погружается в воду где-то на другом конце Кубенского озера. Проходим по нему около 15 км и вдруг видим силуэт острова с развалинами церкви на нем. Странно, остров как бы подвешен в воздухе. Чем ближе приближаемся, тем выше вверх поднимаются развалины строений. Наконец. они превращаются в огромные трубы какого-то призрачного парохода. На всякий случай ухожу от парохода влево и тут обнаруживаю, что это все-таки остров. Наглядный пример рефракции!
Вот уже перед нами соединяющий Кубенское озеро с Сухоной шлюз «Знаменитый». Минутное раздумье: очень хочется задержаться в истоке Сухоны. Разлилась она по обширной пойме. Среди водорослей, как змеи, тянутся протоки. Самое что ни на есть место для рыбалки. Однако по плану завтра мы должны быть в Великом Устюге. Сейчас нельзя терять время на отдых. Берут верх педантичность и дисциплина, плохо уживающиеся с интересом к древним городам, примечательным памятникам природы и рыбной ловле.
Сухона встречает ливнем. Откуда только берется столько воды? Под проливным дождем почуем, под дождем утром заправляемся и прощаемся с Тотьмой.
Едва отходим, слышим, как в левом двигателе что-то треснуло, он заглох. Мы с Николаевым делаем вид — ничего особенного! Подгребаем к берегу. Сразу видим, что заклинило редуктор. Без разговоров снимаем нижнюю его часть и обнаруживаем два сломанных зуба. Делать нечего, вал-шестерню надо менять. Много нелестных слов было тут сказано в адрес конструкторов: казалось бы — пустяк, а пришлось разбирать все сверху до низу. Наконец, опять на воде. Заводим, включаем реверс, лодка дергается и... останавливается. Гребем, по теперь уже к другому берегу. Опять ругаем конструкцию. Докопались до неисправности — торсион закручен, как сверло, и не достает до соединительных втулок. Ставим новый.
Вот теперь пошли! Ровная работа моторов располагает к беседе и размышлениям. Разговорились и... принялись хвалить свои «Вихри». Наши «двадцатипятки» к этому времени прошли более 25000 км, однако, если мы с ними иной раз и возились, то лишь для профилактики.
К устью Вычегды мы предполагали прибыть, самое позднее, через неделю после выхода. Отстаем на 5 дней и притом раздаются голоса протеста по поводу «гонки». Объясняю недовольным, что это не гонка — пройти за 12 дней 1600 км! Хотя, честно говоря, па этот раз километры даются «туго». Как можно спокойнее объясняю, что дожди и неполадки — это цветочки, а главные прелести еще впереди.
Несемся по Вычегде. То и дело мелькают едва заметные бревна. В описаниях сказано, что на реке имеется «пронос древесины», но в этом году ее «проносит» необычно много. Толстую осину, находящуюся почти полностью под водой, заметили мы слишком поздно. Резкий поворот, левый мотор с силой откидывается вверх: винт и шпонка на месте, дейдвуд цел, а поддон — раскалывается на множество частей (непонятно, чем они связаны между собой). Все, однако, работает. На малой скорости трогаем вперед. И опять километр за километром остаются за кормой.
Справа и слева проносятся песчаные косы, заросшие ивняком берега. Пойма реки широкая — до 3—4 км, только на краю ее виднеется настоящий лес. Крутые повороты следуют без перерыва один за другим. Как в калейдоскопе, проплывают поселки со странными названиями: Межог, Жешарт, Гам.
За очередным поворотом сюрприз: упираемся в дебаркадер, на котором красуется щит с надписью: «Айкино». Вглядываемся в высокий берег, а по нему ряд за рядом шагают двухэтажные деревянные дома. Где же тут железная дорога? Да вот она: вдоль берега, постепенно поднимаясь вверх, катит игрушечный тепловозик.
Конечно, на станции никого нет. На ночлег устраиваемся в одной из многочисленных проток. Кругом непроходимые заросли. Комары жрут нещадно. Нет никакого сравнения здешнего комара с ленинградским. Наш не столько кусает, сколько надоедает. Здесь наоборот, любое открытое место атакуют сразу сотни жаждущих крови насекомых, которых не смущает ни «Дета», ни диметилфталат. Атакуют, как пикировщики, впиваются, не успев совершить посадку!
Утром находим начальника станции, оказавшегося приветливой женщиной. Препятствий для перевозки лодок во железной дороге — никаких, но платформа будет не раньше, чем через сутки. Есть время заняться техникой. К Айкино мы подошли с печальными, чтобы не сказать трагическими, результатами. Сломаны две передние ручки, разбиты три поддона. Да, выходит еще плохо отработана конструкция даже такого, казалось бы, испытанного мотора, как «Вихрь»! Слабым местом оказался поддон. При наезде на препятствие, а топляков мы имели предостаточно, мотор может свободно откинуться только в прямом положении. Если же в это время он повернут, что естественно при попытке препятствие обойти, то при откидывании ручка поддона ударяется о струбцины: ломается или ручка, или поддон.