[Евгений Тихомиров]

Поиски средневековых поселений вблизи Великого Устюга, начатые нами в 1982 году, долго шли впустую. Лишь в 1986-м под Устюгом обнаружилась серия долгожданных селищ, и мы поняли причину первоначальных неудач. Дело в том, что колонисты устраивали свои поселения на небольших повышениях в широких поймах рек, ибо на заливных лугах были лучшие пастбища и лучшие пахотные земли. Сильные весенние паводки Юга и Северной Двины часто смывали постройки, давили их льдинами, заносили поля песком. Вдобавок после паводков реки нередко меняли русло, уходили от деревни, оставляя се на старице. Чтобы найти поселения в долинах рек среди множества стариц и полоев, надолго заполненных паводковой водой, необходимо тщательно обследовать малейшие повышения в пойме, заложить на каждом из них по нескольку шурфов. Сейчас под Устюгом открыто порядка 20 селищ, основанных выходцами из центральных областей Руси в конце XII и в XIII веке, но гораздо больше их было полностью смыто. Ясно, что Великий Уетюг уже тогда находился в центре плотно заселенной сельской округи, заметно отличавшейся в этом отношении от сопредельных территорий.
Устюжский край стал крайней точкой славянского расселения на Севере. Дальше на восток, за Двиной, на Вычегде и Выми, жили лишь пермские племена, предки современных коми-зырян. Постоянных русских поселений в Вычегодском крае не было, наверное, вплоть до второй половины XIV века, когда уроженец Великого Устюга Стефан Пермский начал свою миссионерскую деятельность среди зырян.
Историческая карта оказывается весьма далекой от того полотна, какое можно нарисовать в воображении до знакомства с конкретными материалами, — зеленый фон тайги, по которому равномерно разбросаны островки полей с темными точками деревень. На реальной карте — причудливое чередование небольших освоенных и огромных незаселенных пространств. Та же картина повторится, если продвинуться еще дальше на север, — в Заонежье, на Вагу и в Подвинье.

Взгляд на карту: от Заонежья до Тоймы и Пинеги

Трудно придумать бумаги более скучные, чем официальные документы, регламентирующие размеры налогов и судебных пошлин. Однако спустя восемь столетий после их появления подобные документы могут стать для историка увлекательным чтением. Именно это случилось с так называемой Уставной грамотой 1137 года, составленной в Новгороде по повелению князя Святослава Ольговича и содержащей перечень 28 северных погостов, выплачивающих судебную десятину новгородскому епископу1. Сегодня она служит незаменимым источником для определения географии новгородских владений, основная часть которых лежала севернее Белоозера, Присухонья и Великого Устюга.
Нельзя сказать, что Уставная грамота — документ, абсолютно понятный историкам. Неясно, например, включены ли в него все новгородские погосты, существовавшие к тому времени на Севере, или только некоторые из них. Далеко не все перечисленные в грамоте географические названия поддаются четкой привязке к месту: мы знаем, что за прошедшие столетия множество поселений сменили свои имена. Но вопросы, которые оставляет без ответа Уставная грамота, во многом проясняются при обращении к другим документам и археологической карте.
Раньше других на Севере новгородцами были освоены Прионежье и Заонежье. Об этом свидетельствует уже то обстоятельство, что Заонежье входило в состав Обонежской пятины, то есть в границы основной территории Новгородского государства, тогда как иные области — Вологда, Заволочье, Пермь — имели статус "волостей", колоний Великого Новгорода. Тем не менее упоминания о Заонежье или о каких-либо его населенных пунктах вплоть до XIV века в документах отсутствуют, если не считать трех погостов в Уставной грамоте, местоположение которых остается, впрочем, спорным2.
Ранняя колонизация Прионежья и Заонежья подтверждается и археологическими материалами. Экспедиции Карельского филиала РАН выявили здесь около 40 средневековых поселений, большинство из которых датируется X—XI веками3. Поселения тяготеют к крупным озерам, располагаются на невысоких береговых мысах, в стороне от современных деревень. От белозерских они отличаются меньшими размерами и меньшей толщиной культурного слоя; иногда он настолько беден находками, что догадаться о бывшем селище под силу лишь очень опытному археологу-разведчику.
В Западном Заонежье при раскопках не встречены черепки глиняных сосудов, по-видимому, здесь не изготавливали керамику, а использовали в быту металлическую и деревянную посуду. Кем были местные обитатели — переселенцами из древнерусских областей или коренным населением? Ответить на этот вопрос пока трудно, но оставшиеся древнерусские украшения и бытовые вещи явно говорят о том, что в Заонежье поддерживали самые тесные связи с русской метрополией. Судя по наличию специфических приладожских украшений, в освоении этих территорий немалое участие принимали ладожане. Пожалуй, единственный памятник, указывающий на появление в Заонежье отдельных групп переселенцев из более южных областей в X—XI веках, — Челмужские курганы на северо-восточном берегу Онежского озера, вблизи Челмужского погоста.
В Прионежье самая плотная концентрация поселений характерна для окрестностей Водлозера, находящегося близ водораздела Онежского озера и реки Онеги. Далее на востоке, в среднем и нижнем течении Онеги, средневековых памятников почти не найдено, кроме могильника у деревни Карельская и двух селищ у Бирючевских порогов, на волоке из Онеги в Емцу. Слабая заселенность вполне объяснима: в среднем течении Онега, как и Сухона, не имеет широкой долины с пойменными лугами, столь привлекательными для колонистов. С востока в Онегу впадает река Моша, вытекающая из Мошинского озера. Уставная грамота указывает тут на один из новгородских погостов. Нашими разведками в районе Мошинского озера выявлено до 10 поселений и могильников — наиболее крупное гнездо средневековых памятников в бассейне Онеги.