[Евгений Тихомиров]

Павел и Дмитрий заняты производством шаманских бубнов, по моей просьбе поясняя каждое своё действие и рассказывая, из чего этот инструмент состоит. Позже готовое изделие можно будет продать очередному поклоннику суровой северной романтики. У каждого северного народа все атрибуты называются по-разному, здесь же именования таковы. Основа бубна – деревянный обод, сверху обтянутый оленьей кожей. Внутри обода – чёрт, прикреплённый к ободу «руками», за который шаман держит бубен своей, извиняюсь за каламбур, рукой. С внешней стороны обода соединённые с ним при помощи штырьков-чопиков резонаторы. Последние могут быть разных размеров, главное – их обязательно должно быть нечётное число. Характерный глуховатый звук получается при ударе по бубну колотушкой-камкой, обтянутой шкурой месячного оленёнка-пыжика.
Также мне рассказали, как нужно правильно ставить чум. Сначала устанавливаются три шеста на одинаковом друг от друга расстоянии, затем остальные, которых может быть от 28 до 40, а на шесты натягивается сукно. И что сверху обязательно должен быть открытый выход для дыма, здесь его называют макадан. Снег или дождь, попадающие внутрь чума через макадан, испаряются от тепла печи или костра.
Этот чум, пояснил мне Дмитрий, летний, зимний ставится чуть дальше. Возле чума стоят оленьи нарты – скорее, экспонат, нежели транспортное средство. Рядом – вполне, судя по виду, рабочий снегоход «Буран» и прочая хозяйственная утварь. Меня ведут к оленям, привязанным возле озера. Здесь не тундра, скорее, лесотундра с небольшими берёзками и достаточно крупными хвойными деревьями. Летом в этих местах много грибов, морошки, черники, голубики. А озеро, по словам Павла, богато щукой, сигом, белой рыбой.
Я знал, что северные олени небольшие, но, честно скажу, не предполагал даже, что настолько. Эти «корабли тундры», сильные и выносливые животные мне были примерно по пояс. При том, что сам не могу похвастаться высоким ростом. А ещё они совсем ручные и непугливые. Или просто уже привыкли есть хлеб с чужих рук? Сюда привозят практически всех почётных и высоких гостей Нарьян-Мара, чтобы те могли хоть хоть на время почувствовать себя хозяевами севера. Неудивительно, что этих оленей кормили и жители всех российских широт, и иностранцы многих мастей.
Другой достопримечательностью чума на Молодёжном озере является Николай Талеев, он же Коля-шаман. Настоящий и потомственный. Жаль, мне не довелось с ним увидеться и попытаться хотя бы выяснить, что собой представляет шаманское искусство и каким образом оно вырабатывается. Сегодня это мало кто может объяснить. Люди, общавшиеся с Колей-шаманом, вспоминали, что идти с ним рядом совершенно невозможно. Пройдя несколько шагов, Коля сначала падает на землю, потом начинает совершать какие-то понятные только ему телодвижения, улавливая известные, опять же, ему одному знаки свыше. Впрочем, ничто человеческое, как оказалось, и шаманам не чуждо. Рассказывают, например, что выпить Николай Талеев очень даже любит.
Вместо эпилога
Очень хотелось посмотреть как можно больше окрестностей Ненецкого автономного округа, но это не так просто. Территория НАО – это сотни километров непроходимой тундры и отсутствие нормальных путей сообщения. Добраться в большинство населённых пунктов можно только по воздуху, цена на билет доходит до десяти тысяч рублей в один конец. Самолёт Ан-2 или вертолёт летает не чаще одного раза в неделю, и то, если погода позволяет. Но и это ещё полбеды: мест в небольшом воздушном судне иной раз оказывается меньше чем желающих воспользоваться услугами местных авиалиний, поэтому улететь часто становится проблемой. А стоять в салоне нельзя.
Стоимость поездок на теплоходе тоже низкой не назовёшь. Например, десять минут хода на речном трамвайчике от окружной столицы до села Тельвиска обойдутся в 100 рублей.
Выбирались мы с Михаилом из Красного города (так, напомню, переводится с ненецкого Нарьян-Мар) разными путями. Он – на следующий день после окончания похода сухогрузом до Архангельска, оттуда поездом до Москвы. Водный путь используют жители многих мест, откуда до «большой земли» иначе не добраться. Понимая это, в портах на такие не совсем, скажем так, легальные перевозки чаще всего закрывают глаза, а бывает, оказывают содействие в получении места на судне. Допустим, до Архангельскаможно долететь самолётом, а если надо переправить машину? Поэтому попасть на корабль не сложно, главное пройти на территорию порта и договориться с капитаном.
При хорошей погоде путь от Нарьян-Мара до Архангельска по морю занимает трое суток. Вечером того дня, когда видавший виды «Беломорск» с Михаилом на борту вышел из порта Нарьян-Мара, в море разыгрался шторм, из-за чего в Архангельск судно пришлона полдня позже. Соседями Михаила по каюте на сухогрузе оказались жители столицы НАО Юрий и его шестилетний сынишка. На этом же корабле ехал и их автомобиль. Жена Юрия в это время сдавала в Архангельске учебную сессию, по прибытии мужа и ребёнка семья должна была сесть на машину и ехать на юг.
За три с лишним дня пути Михаил успел познакомиться с немногочисленной командой и осмотреть сухогруз, что называется, вдоль и поперёк. Он вспоминает, как видел в тумане очертания полуострова Канин и острова Моржовец, как к началу третьих суток морское однообразие начало утомлять. А ещё, что суда этого типа уже устарели и морально, и физически. Например, двери уже до такой степени деформированы от времени, что наглухо их уже не задраить. И в случае серьёзного шторма вода запросто зальёт все корабельные помещения.
Я же, решив на несколько остаться дней в Нарьян-Маре, летел в Москву на самолёте. И не на каком-нибудь, а на ревущим и проваливающимся в каждую воздушную ямуЯк-42. Я-то думал, что после трагедии с ярославским «Локомотивом» их все давно сняли со всех рейсов, ан нет, компания «UTAir» использует древние Яки даже на дальних линиях.
Снимков с лётного поля у меня, увы, нет – в момент посадки над Красным городом хлестал ливень. С борта самолёта сфотографировать тоже не получилось: воздушное судно как-то быстро вошло в пелену низких облаков, скрыв под собой очертания многочисленных озёр и речушек и редких северных перелесков. Да и вряд ли через порытое трещинами и вековой грязью стекло иллюминатора можно было бы сделать путный кадр.
Три часа полёта в дрёме и чтении Маркеса полетели незаметно. Когда, наконец, после долгого кружения над подмосковными посёлками и автострадами, самолёт сел в аэропорту «Внуково», я, чуть было, мысленно не произнёс: «Ань дорова, Москва!». Вместо «привет» или «здравствуй». Как, оказывается, быстро человек впитывает обычаи тех мест, где путешествует.